Закашляли моторы и грузовики, дробно стуча скатами об брусчатку, покатились по улице. Узнать куда мы едем тоже не удалось, гребаные копы натянули нам мешки на голову.

Тряска прекратилась примерно через час: меня без особых церемоний выбросили из кузова, я неслабо приложился башкой, но не успев даже выругаться, сразу начал догадываться что произошло.

— Принимайте говнюков и не забудьте потом отдать кандалы… — весело скомандовали голосом того сержанта, который командовал задержанием. — Но учтите, если найдут трупы…

— Не беспокойся, не найдут, — хохотнули в ответ. — Разве что рыбы…

После чего весело заржали сразу несколько человек.

— Я тебя сам скормлю свиньям, сын шлюхи! — гаркнул Вилли, но его голос сразу заглушили звуки ударов.

Вопрос что произошло, снялся автоматически.

Твою же мать!!!

Да что тут непонятного?

Нас приняли настоящие копы, но эти выблядки, вместо того, чтобы отвезти в участок, сдали меня и парней Дженна.

Все, антракт, приехали, как говорил батя. А я, дебил, строил теории…

— Этого к хозяевам, остальных в гараж и развлекитесь с ними в свое удовольствие. Но не калечьте… — скомандовал тот же голос с сильным итальянским акцентом.

Сильные руки вздернули меня на ноги и уже через пару минут усадили на скрипучий стул.

Следом слетел мешок с головы.

Открывшаяся картинка уже совсем не удивила. Захламленная ящиками с пустыми бутылками комнатушка и приземистые, кривоногие ублюдки с черной курчавой шевелюрой и приторными, губастыми мордами.

Анджело «Кровавый» Дженна, Антонио «Джентльмен» Дженна, Майкл «Дьявол» Дженна и Винченцо «Джим» Дженна.

Гребанная семейка Дженна, мать их так. Гребанные братцы, возомнившие себя хозяевами в Чикаго.

— Бенни, Бенни… — старший из них, Анджело, притворно скорбно покивал головой. — Как же так, Бенни? Видишь к чему привело твое упрямство? Нехорошо, очень нехорошо…

— Нехорошо водить шашни с полицией, Бенни, сраный ты говнюк… — поджав губы, поддакнул Антонио.

— За такое строго наказывают… — добавил Майкл. — И ты сам это знаешь. Люди тебя не поймут, Бенни. А мы постараемся, чтобы они узнали все.

— Но все еще можно исправить, не так ли? — весело подмигнул братьям Винченцо. — Не переживай, мы подскажем как, Бенни.

— Видит Господь, с гораздо большим удовольствием, я скормил бы тебя рыбам, Беннито… — гнусно хмыкнул Анджело. — Но мы добрые христиане и всегда готовы протянуть руку заблудшей овце. Бенни, ты хочешь, чтобы мы протянули тебе руку?

— Бенни, ты оглох? — Антонио наклонился и, взяв за подбородок, вздернул мне голову. — Все еще можно исправить. Отзовись, Бенни, рано еще гадить в штаны.

Я снова смолчал. Иногда молчание является лучшим ответом.

— Он не понимает… — Анджело обернулся к братьям. — Я говорил вам, с этим упрямым говнюком бесполезно разговаривать.

— Бенни… — Майкл ленивым пинком в грудь, снес меня со стула. — Поработай мозгами, у тебя нет шансов. Ты лишний в этом бизнесе. Отдай нам поставщиков из Монтаны и живи дальше.

— Мы с ними договоримся, не беспокойся, — хмыкнул Антонио, подчеркнуто бережно посадив меня обратно. — Но, чтобы они стали сговорчивей, ты пока погостишь у нас. А когда дело пойдет — даю слово, отпустим. И даже монет отсыплем. Живи и радуйся жизни.

Все стволы у меня отобрали, остался всего лишь тычковый кинжал за воротником, но скованные сзади руки полностью лишали шанса им воспользоваться. Я на протяжении всего этого монолога гребаных братцев пробовал вытащить хотя бы одну руку из наручников, но ничего так и не получилось. Оставалось всего два выхода — первый — сделать вид, что иду на требования гребаных сицилийцев и просто потянуть время в надежде на какое-нибудь сраное чудо. И второй… второй — гордо сдохнуть.

Никакими иллюзиями не обольщался — как только макаронники поймут, что поставщики не станут с ними работать, существование Бенни Вайта на этом свете станет полностью нецелесообразным.

На свободе остается Уайт Морган, но он пока даже не подозревает, где я нахожусь. А когда дознается — скорее всего, станет уже поздно.

Да, все плохо. Очень плохо.

— Ты оглох, выблядок?.. — очередной удар отправил меня обратно на заплеванный пол.

И вот тут, я принял решение.

Да, еще пожить хочется, но, черт побери, мне не безразлично, кем и как жить. Батя говорил, подыхать, так с музыкой.

Пока я думал, сицилийцы окончательно вышли из себя и принялись воодушевленно пинать меня.