Лида Шарон сидит у простого соснового стола и пишет письмо. На ней свободная зеленая блуза, зачесанные назад волосы открывают лоб. Перед ней на плитке дымится кофейник, сзади измятая постель. Она перечитывает написанное:

"Дорогой товарищ Берн!

Я очень рада, если то, что я в тот вечер говорила о Юге, способствовало вашему решению навестить нас. Здесь благодатная почва, в этом я уверена. Бедняки негры и белые - такие же бедняки. Негры, для которых нет другой надежды, кроме социальной, революции. Белые, которых тоже эксплуатируют самым ужасным образом, но они еще должны нести бессмысленное и тяжелое бремя "превосходства" над неграми, а ведь у них есть революционные традиции.

Но как трудно, должно быть, покинуть Нью-Йорк, живя в нем. У меня никогда не хватило бы мужества на вашем месте. (Рано или поздно я непременно попаду туда и останусь навсегда.) В Европе кипит война, переливается через край, за море! И что ни день, может дойти и до нас. Здесь все это кажется таким далеким, я хочу сказать - война. Хотя подлинная причина войны, настоящей войны, здесь существует, как и везде, даже в большей степени. Читали вы "Империализм" Гобсона? Ну конечно, читали. Простите, что я вам вздумала давать советы.

Если вы окажетесь где-нибудь близ Люси (а я надеюсь, что это будет так), вы непременно должны заехать в нашу сумасшедшую "либеральную" школу. Лишняя койка всегда найдется, и вам будут очень рады. Это славное место, во всяком случае, учителя тут многому могут научиться. Я помню, что вы мне говорили в Нью-Йорке насчет того, что ко всему нужно подходить с классовой точки зрения, даже к науке. Я много думала об этом. Я начинаю понимать вашу мысль. Например, в физике: во всех учебниках (в задачах и пр.) всегда делается акцент на количестве и выработке; об энергии человеческого труда ничего даже не говорится (как будто она слишком дешева, чтоб ее принимать в расчет). И совсем уж ничего - о потребительской ценности по сравнению с производственной. Просто удивительно, как классовый ключ отпирает все стороны жизни! Какая удача для меня, что я встретилась с вами в тот приезд в Нью-Йорк! Как я счастлива, если мои рассказы о наших заводах и рудниковых поселках хоть в чем-нибудь помогли вам! Вы так помогли мне.

С товарищеским приветом, Лида Шарон".

Стук в дверь, и входит Маркэнд.

– Хелло, Дэвид!

– Хелло, Лида! Я пришел за новыми книгами.
– Он кладет связку книг перед ней на стол.

– Уже приготовлены. Садитесь, выпейте чашку кофе.

– Вы завтракаете так поздно?

– Это уже второй раз. Не могу без кофе зимой в Алабаме. Как-то раскисаю - от сырости, должно быть. Настолько холодно, что мерзнешь, но не настолько, чтобы холод взбадривал.

– Я уже два часа успел поработать.

– Над чем, бесстрашный воин?

– А вы не слышали стука молотка? Я чинил крышу в лаборатории.

– Да, очень вам благодарна. От этого-то я и проснулась.

– Потом занимался географией. Вы знаете, что дети вернутся раньше, чем мы успеем подумать об этом?

– Явная бессмыслица. Если я уже знаю, то как же это может случиться раньше, чем я успею подумать об этом?

– Во всяком случае, мне необходимо выяснить, где находится Занзибар... и Мадагаскар.
– Он теребит пальцем корешки принесенных книг.
– Слушайте, Лида, мне надоели книги _о_ социализме, _о_ марксизме. Они похожи на тусклые фотографии реальных вещей.

– Что же вы хотите?

– "Капитал" Маркса.

– У меня есть только первый том. Остальные два я и сама не читала.

– Отлично. Это ведь очень толстая книга, правда? Я выпишу остальные тома, и они как раз придут к тому времени, как я кончу первый.

– Они придут задолго до того времени, как вы кончите первый.

– Что вы хотите сказать?

– Погодите, сами увидите.

– Вы боитесь, что я не пойму, Лида?

– Какая глупость! Если вы не поймете, вы кончите очень быстро.

– Вот это мне нравится! Вы меня подбодрили. Давайте ваш кофе, я тоже буду завтракать второй раз.

– Какой добрый!

– Какая добрая!

– Не говорите так, Дэвид!
– Она принесла чашку и наливает кофе.

– Почему?

– Так не говорят с женщиной.

– Но ведь вы сказали: "какой добрый". Так тоже женщина не должна говорить с мужчиной.

– Зачем я буду говорить с вами как женщина, если вы на меня не смотрите как на женщину?

– А вам это неприятно?

– Оскорбляет мое самолюбие... ведь мы с вами наедине в романтической южной обстановке. Бррр!..

– Я не нахожу вас красивой, Лида, это верно. И я с легкостью говорю вам об этом, потому что уверен, что многим мужчинам вы кажетесь очень красивой.

– Вы умница. Кроме того, вы лгун. Вы знаете, что для мужчин я непривлекательна.

– Откуда же мне это знать? Я не верю...

– Одним словом, это действительно так, Дэвид.

– И вам это неприятно?

– Чертовски неприятно. Но что с того?