Шрифт:
Если не хочешь качаться как сумасшедший или набивать партаки с куполами шариковой ручкой, остается только писать блюзы.
Я как раз подыскивал подходящую рифму к слову «усы», когда Вова вернулся и предложил валить. Как выяснилось буквально через минуту, план побега не предусматривал подкопов и напильников в выпечке, да и в целом не был даже планом побега. Просто когда офицер из соседней комнаты сказал Вове, что тот может идти, он имел в виду «идти обратно в КПЗ». Это объяснил преградивший нам путь боец.
Писать блюзы – одно удовольствие. Из четырех строчек три – повтор первой, с разными подвываниями. Я уже всерьез задумался о «Грэмми», когда дверь открылась и все тот же боец сообщил: «Свободны». Через десять минут мы покинули Отечество.
До Баку добрались к вечеру. В течение дня от нашего несостоявшегося вписчика пришло несколько СМС: сначала он извинялся, что не смог нас принять. Потом писал, что попробует сейчас уехать из Карабаха, чтобы помочь нам обустроиться, и в конце – что уехать ему не разрешают. Большой проблемы, впрочем, не возникло – мы нашли кафе с интернетом, а немного погодя и недорогой хостел. Пока суд да дело, опустилась ночь. Зажглись миллионы огней. Стеклянные небоскребы, ослепительно сиявшие днем на жарком каспийском солнце, ночью остались столь же яркими, заменив блики на изображения. Новая визитная карточка города – расположенные на холме «Пламенные башни». Три высочайших здания страны, возвышающиеся над старыми постройками исторического центра. Смотришь на них при свете дня и гадаешь (еще не зная названия), что за странная форма? Что это, лепестки цветка? А может быть, паруса? Но ночью сомнений нет – на покрывающих стены экранах вспыхивает огонь, и три этих огромных языка пламени представляют собой зрелище поистине завораживающее.
В этот момент можно почувствовать себя Марко Поло – тот тоже, побывав в Азербайджане, писал про горящую гору. Она, кстати, недалеко – что-то около тридцати километров от Баку. Посмотрим на нее завтра.
8 апреля
Баку
Старенький, очаровательно квадратный автобус заглушил двигатель на конечной остановке. Я в целом заранее старался не гуглить внешний вид достопримечательностей для сохранения свежести впечатлений. Одним из последствий этого решения стало то, что на месте горы Янардаг не оказалось горы. За нее себя выдавал совершенно непримечательных размеров холм. Эпичность вообще страшно страдает от такого – когда ты не идешь как гном в Эребор долго, претерпевая лишения, а приезжаешь на самом обычном маршрутном автобусе. А вдобавок вместо скалистых утесов перед тобой такая несерьезная возвышенность. Но главный удар впереди. Начитавшись о «горящей горе Янардаг», я воображал нечто крайне инфернальное. На деле же – всего несколько метров, на протяжении которых природный газ просачивался из-под камней и горел скромными костерками. Пока я пытался отбиться от разочарования мыслями о древности происходящего, Вова, воровато оглядевшись по сторонам, присел с краю и прикурил от огненной горы, едва не опалив густые усы.
Несмотря на то что я знал Вову с двенадцати лет, я не мог представить его без усов. Казалось, они пролезли даже в самые ранние воспоминания и прочно укрепились там на юном лице. Мы познакомились в детском турклубе.
Любовь к путешествиям прививалась через горные походы, сплавы по рекам, через ноющие от ноши плечи, изъеденные комарами конечности и пахнущую дымом еду. Через гитару у костра и ощущение абсолютной свободы.
Так как турклуб детский, то после выпускного я благополучно из него выпал. А Вова остался, из ученика превратившись в инструктора. Проводил университетские каникулы на Кавказе, Алтае, Камчатке, Карелии, Кольском. Путешествовал автостопом по России и за рубеж.
Стоило хоть раз увидеть Вову в дикой природе, как тут же становилось ясно – это прям его. Он словно расцветал. И неважно, что при этом происходило вокруг. Лил ли дождь, шел ли снег, летели ли с вершины горы камни размером с малолитражку – Вове было в кайф. Он прикуривал от костра и пек блинчики.
9 апреля
Баку
Янардаг не единственное место в Азербайджане, где воспламенился природный газ, так что нет ничего удивительного в том, что в «Стране огней» издавна жили огнепоклонники. На третий день азербайджанского турне мы отправились в Атешгях – трехсотлетний религиозный комплекс, когда-то совместно использовавшийся индуистами, сикхами и зороастрийцами, а теперь превращенный в музей. Снаружи храм напоминал крепость, обнесенную зубчатой стеной. За ней – просторный двор, в центре которого алтарь с неугасимым огнем, а по периметру – двери в кельи, караван-сарай и хозяйственные помещения.
Согнувшись в три погибели, я зашел в одну из них и встретился взглядом с бородатым мужиком, скалящимся на меня из темноты. За следующий короткий миг я успел сделать две важнейшие вещи – проконтролировать сухость исподнего и осознать, что мужик-то ненастоящий.
В Атешгяхе отличный подход к экспозиции. Современные технологии и оптические фокусы, отбрасывающие на стены тени нефтекачек и караванов, соседствовали с искусственными бородачами и вполне настоящими ржавыми мечами, которыми ковырялись у кого-то в кишках две тысячи лет назад. Еще один бородач, на этот раз вполне натуральный, судя по тому, что, играя на чем-то вроде скрипочки, время от времени порядочно лажал, сидел перед входом в келью. Это Карим, преподаватель медитации и обладатель столь белоснежных носков, что по ним Вова выставил баланс белого на фотоаппарате. Чтобы добраться до неугасимого огня, он проделал путь аж из Египта.
Сама по себе «неугасимость», однако, вещь крайне относительная – горевшее в храме пламя поддерживалось искусственно, природные же огни потухли еще в начале XX века, после того как вокруг Атешгяха выросло целое поле нефтекачек. Мы вышли к нему случайно, гуляя по деревенским переулкам, где довольно мурлыкали ленивые коты, развалившиеся на солнышке. Где из открытых окон кухонь доносился звон чайных стаканчиков, напоминающих по форме то ли грушу, то ли песочные часы, а во дворах стучали костяшки домино. Все эти звуки остались позади. В царстве сырой нефти только скрип и ветер. Долгое время компанию нам составляли лишь собственные отражения в жирных цветастых лужах. Механизмы работали сами по себе, горстями черпая из глубины нечто, когда-то здесь жившее. Казалось, что если обернуться, то за спиной не окажется никакой деревни, никакого храма, никаких деревьев, трав и цветов, а одно только голое поле и нефтекачки, насколько хватает взгляда. Оборачиваться не хотелось. Морок рассеял шум двигателя. Охрана месторождения была приветлива и доброжелательна, но место оказалось закрытым для праздного шатания, и нас попросили уйти.
Оставшееся до ночного поезда время мы провели в Баку. Отличное место, чтобы почувствовать себя ингредиентом в салате – все вперемешку. Берешь навынос стаканчик кофе в хипстерской кофейне и идешь себе. Вокруг современный город. Останавливаешься на светофоре и провожаешь глазами фиолетовый лондонский кэб. Обычно после такого надо в недоумении посмотреть на свой кофе. Но ни с какими секретными ингредиентами это не связано – в бакинском таксопарке действительно несколько тысяч фиолетовых кэбов прямиком из английской столицы. Кофе не успел остыть, а ты уже проходишь ворота крепости и погружаешься в Средневековье. Барбершоп тут не найдешь, а вот ковер купить – это запросто. Каждый второй магазин сойдет за музей. Поблуждав по переулкам, снова оказываешься в двадцать первом веке. Горят огни, сигналят машины. Призыв на намаз из ближайшей мечети застает тебя за разглядыванием билборда с весьма откровенной рекламой женского белья. Выпиваешь пива в ирландском пабе, а выйдя, встречаешься коротким взглядом с девушкой в хиджабе. Или с ее подругой в футболке, рваных джинсах, с рассыпанными по плечам волосами. На набережной обнимаются парочки, прогуливаются темноглазые красавицы. Ты умиротворен настолько, насколько может быть умиротворен человек, только что до отвала наевшийся люля-кебаба.