Снова поднялся ветер, срывая листья с пострадавшего от магии дерева. Распущенные волосы тут же принялись с особой наглостью лезть в рот — кто ж знал, что придётся в лес выбираться. А причёски в свободное время Ирмелин делать не любила, ей почему-то казалось, что волосы от этого становились только тяжелее. Посмотрев на хранителя, Ирма подалась чуть вперёд и поправила ему чёлку, но случайно задела всё ещё не принявшую исходный вид звезду. По пальцам словно током ударило, заставив отдёрнуть руку.

— Одни проблемы от вашей магии… — проворчала, дуя на пальцы. — Как ты себя хоть чувствуешь?

Эгиль насмешливо взглянул на собеседницу из-под полуприкрытых век и криво ухмыльнулся. Как он себя чувствует? Можно подумать, что по нему не видно. Вопрос можно было бы принять за издёвку, если бы не вполне себе взволнованный тон и обеспокоенное выражение лица.

— Даже не надейся, жить буду. Я так просто не загнусь, — хранитель засмеялся, но смех этот был хриплым, больше напоминавшим кашель.

— Не ёрничай, — с укоризной ответила Ирмелин, наблюдая за тем, как исчезли последние тёмные линии.

Только однажды она наблюдала вблизи, как творят довольно сильные чары, и как это отражается на колдующем. Её тогда привели к ведьме-целительнице, жившей в их родном городке. Кажется, было что-то серьёзное, с чем не мог справиться обычный врач, однако в памяти почти ничего не осталось, ведь прошло около двадцати лет. Только две вещи вспоминались и по сей день: странная внешность женщины, чью кожу покрывали пятна из красной чешуи, а около висков торчали перья, и то, что её звали Изольдой. В честь королевы, память о которой хранили только лишь ведьмы, благодарные за своё спасение.

Вздохнув, Ирма потыкала ножом валявшийся на земле кусок коры. Жутко от этого всего становилось. От этой силы, что превращала людей в чудовищ. И от того, во что они ввязались, попав в замок. Но если верить истории, то выбора не было: они бы в любом случае пришли в это место, ибо они — такая же деталь механизма, именуемого проклятьем, как и хранители, как и Мастер. А проклятья — штука сложная, их не разрушить, если чего-то не хватает.

— И не боишься ты? — вдруг спросил Эгиль, всматриваясь в клочки неба, что проглядывали сквозь переплетение ветвей.

— Чего? — Ирмелин отвлеклась от издевательств над корой и тоже посмотрела наверх, но не нашла там ничего интересного.

— Осталась наедине с хранителем страха, отпустила сестру со странной вспыльчивой девицей. Мало ли, вдруг тот плач — обман? — тонкие губы снова искривились в ухмылке.

— Даже будь у тебя повод, ты бы ничего мне сейчас сделать не смог — не переоценивай себя. Фрейе я доверяю, она действительно беспокоится об остальных и уж если применяет силу, то на окружающих объектах. К тому же, это в общих интересах, чтобы все были живы. Мы все в одной лодке.

— В лодке с пробоиной, — Эгиль засмеялся, а после снова прикрыл глаза. Колдуя, он не мигал, так что те пересохли и теперь болели.

— Со змеёй. Среди жертв ведь всегда была змея, — грустно усмехнулась Ирмелин.

Прошло не так уж много времени: минут пять, может, семь, как послышались шаги. Хранитель и Ирма поднялись на ноги и обернулись к источнику звука. Вскоре показались Фрейя, ведущая за руку Дикру, лицо у которой было заплаканным, и шедшая немного позади Камилла. Как только они подошли, Эгиль схватил малышку за ухо и принялся отчитывать, обещая в следующий раз за подобную выходку наслать кошмары. Как ни странно, Дикра не вырывалась, не буянила, не плакала. Только лишь спокойно выслушивала всё, понурив голову.

Ирмелин долго терпеть подобную картину не смогла, взмутившись жестокому обращению с ребёнком. Собственно говоря, споры на тему того, как надо воспитывать детей, что делать можно, что нельзя и всё остальное в этом духе, продолжались чуть ли не до самого замка. Каждый придерживался своей точки зрения, опираясь на собственный опыт. И уступать, как обычно, не желал никто.

Сапоги Фрейи довольно громко стучали по плитке, так что сидевшая на краю фонтана Сьюзи сразу обратила внимание на вернувшихся. Заметив сестру, она радостно вскрикнула, вскочила и побежала навстречу, тут же заключив Дикру в объятия. На визг Сюзанны из замка вышел Эрланн. Оглядев всех, он облегчённо выдохнул: никто не пропал и не пострадал, большего и желать не приходилось. Спустившись, он подошёл к Эгилю и положил тому на плечо руку, вопросительно кивнув. Хранитель поджал губы, а после покачал головой, убирая руку. Он сам как-нибудь со всем справится, без посторонней помощи. Помощь нужнее детям.

— Дикра, дорогая, зачем ты ушла? Что в лес вдруг тебя потянуло? — спросила, наконец, Сюзанна то, что её беспокоило.

— Я… Не знаю. Не помню. Я шла к тебе, а потом… Не знаю, что было потом. Я только почувствовала, как мне стало очень-очень стлашно. Я была в лесу. Одна. Потом было не так стлашно. А потом появились Флейя и Ками.

Эрл, услышав эти слова, нахмурился, однако промолчал. Эгиль что-то пробубнил себе под нос и направился в замок, проходя мимо близняшек, он как бы невзначай несильно тяпнул Дикру за «крылышко» на голове. Та взвизгнула, отпуская сестру, и с видом величайшего возмущения показала удалявшемуся хранителю язык.