Шрифт:
Совсем уже вечерело, когда Дергач, нанизав куски мяса на бечеву, отправился снести продовольствие в «Графское», а ребята, подхватив котёл, потащились к дому.
Они благополучно миновали тропку, никого не встретили на огородах и уже в саду столкнулись с поливавшей грядки Яшкиной матерью.
— Это вы что же, идолы, делаете? Это вас куда с котлом носило? — грозно приближаясь, спросила она.
Валька, как и всегда в таких случаях, стремительно дал ходу, а Яшка так оторопел, что только и нашёлся ответить:
— Мы, мам, за грибами… мы, смотри, каких белых…
— Это с котлом-то за грибами? — остолбенела мать. — Да ты чего врёшь-то!
Получив затрещину, Яшка взвыл не столько от боли, сколько по обычаю, и улепетнул во двор.
Мать подошла к котлу, заглянула в него и, увидав большую груду грибов, пришла в ещё большее недоумение:
— Батюшки вы мои! Да что же это такое? Я думала, он врёт, что за грибами… а он на самом деле… — И она беспомощно развела руками. — А только… только где же это видано, чтобы по лесу с двухпудовым котлом за грибами ходили… Да уж они, не дай бог, не сошли ли и на самом деле с ума?
IX
В этот вечер Яшку из дома больше не выпустили. Валька покрутился было возле его окна, посвистел. Но оттуда вдруг выглянуло рассерженное лицо Яшкиной матери и послышался её суровый голос:
— Я вот тебе посвищу! Я тебе посвищу, поросёнок этакий! Я вот тебе сейчас ведро с помоями на голову выплесну!
Валька шаром откатился подальше и решил, что Яшку заперли либо засадили за арифметику и придётся одному бежать ныретку перекидывать.
Он захватил с собою «кошку», то есть якорь из гвоздей, подвешенный к тонкой бечеве, и понёсся к речке.
Солнце уже скрылось. Над почерневшей рекою раскинулись облачка тёплого пара. Валька спустился к старой искорёженной раките, раскинувшейся возле поросшего осокой берега, взял конец бечевы в левую руку, правой раскачал «кошку» и, наметив место, быстро выбросил её вперёд.
Вода булькнула. Испуганно бултыхнулись с берега встревоженные лягушки.
Валька потянул конец бечевы — бечева не натягивалась.
— Не зацепило! — догадался он и перебросил «кошку» чуть правее.
— Ага… теперь есть!
Сердце его затрепетало, как птица, запутавшаяся ночью в кустах, когда неуклюжие прутья ныретки показались над поверхностью воды.
— Эх, кабы щука… либо налим фунта на три.
Он выхватил ныретку, поднял её к глазам и, не обращая внимания на струйки воды, стекавшие ему на штаны, принялся рассматривать улов:
— Две плотвы… три ерша, три сайги и два рака. Валька вздохнул разочарованно, нанизал рыбёшек на кукан. Раков выбросил в реку, ныретку перекинул на другое место и, свернув «кошку», выбрался наверх.
Была уже ночь. Красной дугою выглядывал из-за леса край огромной луны. И, озарённые её слабым сиянием, развалины графской усадьбы казались теперь снова величественным, крепко спящим замком.
Но что это? Валька подпрыгнул, точно зацепил ногой за корягу, и выронил кукан. Одно из окон спящего замка озарилось изнутри слабым светом.
«Что за штука? — подумал Валька. — Кто это там?… Ага! Да это, конечно, Дергач зажёг свечу. Но чего он там бродит? Как он, дурак, понять не может, что отсюда могут увидать мальчишки и заинтересоваться!»
Валька наклонился, отыскивая оброненный кукан. Когда он поднял голову, то света в окошке уже не было.
И на Вальку напало сомнение, что не лунный ли отблеск на случайно сохранившемся осколке стекла принял он за огонь.
«Надо будет завтра спросить Дергача, — решил он. — Ежели он не зажигал огня, то, значит, мне показалось».
X
С утра Яшку нарядили в новые штаны, праздничную рубаху, и из сундука мать достала пахнущий нафталином картуз.
— Мам… а картуз-то зачем? — запротестовал было Яшка. — Сейчас не осень и не зима, и так жарко.
— Помалкивай! — оборвала его мать. — Хочешь, чтобы судья посмотрел на тебя и сказал бы: у, какой хулиган, весь растрёпанный! Да рожу-то получше умой. Да если спрашивать тебя чего будут, то отвечай скромно да носом не шмыгай.
В суде они встретили Стёпкину мать — лавочницу, разряженную в старомодную плюшевую кофту, и Степку, до того зачёсанного назад, что, казалось, глаза его даже по лбу подались.