У него было множество помощник, да что там, каждый из ангелов был готов помочь ему, но сейчас он чувствовал себя одиноким. В его жизни не было фигуры, способной дать совет, ибо ею он сам и являлся. «О, Господи, помоги мне! Я не знаю, что делать!» — молились существа, да вот только и он не знал, что делать, ощущая себя совершенно беспомощным.

Самые первые мысли были спустят на землю и разобраться с этими несчастными еретиками! Но после нескольких дум, стало понятно, что последствия этого варианта могут быть фатальными для сделок с демонами и каких либо нейтральных отношений. Тогда он вызвал к себе херувима и задал вопрос:

— Генбург. Демоны уже закончили строительства машины?

— Почти.

— Нечестивцы уже покинули Запретную пущу? — обратился Адам к одному из Сил.

— Нет, они всё ещё внутри.

— Славно! В таком случае отправьте туда семь эскадрилий…

— Семь?

— Семь! Семь эскадрилий серафимов в полном обмундировании. Убейте их, и не позвольте совершить злой умысел.

После того как агенты херувимов отправились исполнять волю Господа, после того как Силы покинули своеобразное собрание, Адам остался один на один с матерью Веронией. Вот что он ей сказал:

— Матерь Верония, удалось ли тебе найти воинов, готовых сражаться за правое дело?

— Ваши очи всеведущи. Вы знаете, да, удалось. Бароны собрали войска и движутся в Генбург.

— Славно.

Царь небес больше не проронил ни слова, принявшись молится за благополучия каждого из своих святых ликов. Но не только о них говорили его безмолвные уста, двигаясь в немом монологе. Великодушие Господа сейчас было видно особенно сильно; он молился за души того оружия, что сжимает ладони нечистой силы, находил десятки аргументов в пользу их невиновности, ведь Крузана и её группа, Марко и его свита, всего лишь исполнители злой воли, светлый клинок в тёмных руках. Одинокая слезинка покинула глазницу Всевышнего…

Голос Керифа за дверью невидимой ладонь сжал сердце Иосифа; он принял сидячее положение, готовый в любую минуту к побегу. Вот только куда бежать? В этой комнате не было окна, а прятаться под кроватью бесполезно. Шум в висках стал отсчитывать секунды. Дверь медленно отворялась, за ней было слышно шарканье лаптей. Кажется время утонуло в нуге, будто бы нарочно оттягивая неизбежный момент. Мариета уткнулась взглядом в одну точку; девушку ничего не волновало.

— Как будет угодно. — Сказал Золтец, входя в комнату и крепко запирая дверь, поворачивая защёлкой; чуть позже пояснил: — Мне требуется отлучиться ненадолго. Вы ведь помните о нашем уговоре?

Напоминая об этом, демон нарочно дотронулся до заколки отобранной у ангела. Та уже потухла и почернела.

— Вот и славно. В таком случае оставляю вас одних. Через несколько часов пошлю кого-нибудь с гостинцем. Не скучайте.

Попрощавшись демон покинул комнату; послышались щелчки замка. Судя по всему дверь имеет двойную защиту, против входящих, и для желающих сбежать. Иосиф помышлял о побеге, хотя ничего толком не придумал. Им руководило то самое первобытное чувство, говорящее что homo существо дикое, что ему требуется свобода, он не может быть заперт в комнате, как в клетке! И всё-таки они стали узниками обстоятельств, пешками в партии Золтеца.

Наступило молчание, но оно не было неловким. Девушка застыла; со стороны она походила на восковую куклу, такую очаровательную своей розоватой кожей и овальным личиком, тонкими запястьями и глазами цвета небесной синевы. Это чудо — падший ангел, кто бы мог подумать. Но что сделано, того не исправить, да и исправлять она ничего не стала бы, ибо как мы писали ранее, была рада помочь Иосифа путём жертв. Вера — это всегда жертвы, Господь любит жертвы и великодушно омывает мучеников водами благосклонности. Спустя неопределённое количество времени, Иосиф заговорил и речь его была жалка; он не говорил, но скулил как побитая псина:

— Мне очень жаль — никакой голос не смог бы передать душевные терзания героя, и его сиплый, наполненные отчаяние слова так же не могли этого сделать; он припал на колено, бережно взял ладонь девушки — Я верну тебе украшение, обязательно, обещаю.

Эти слова, вид рыцаря пришедшего с победой, но потерявшего всё, позабавили Мариету. Она запустила пальцы в сальные волосы Иосифа и наклонившись вперёд, обняла vir. Слова были излишни, как обычно, бывает в такие моменты. Они превращаются в пустоту, белый шум; всем руководят эмоции. Спустя ещё одно неопределённое количество времени, наши мученики дотронулись до еды и питья. Хмель придала мужчине сил, и вот он уже не побитый жизнью пьянчуга, а восставший из пепла феникс, готовящейся пламенем своей злобы сжечь всё к чему дотронется. Прозвучал монолог:

— Эти демоны. Эти гнусные putrida geek забирающие последние обноски, говорящие с тобой как с коровьей лепёшкой. Все они двуличны! Ты видишь маску сострадания, а за ней ширится улыбка. Конечно! Все они ведут тебя по пути греха, наливают больше, подбивают на тёмные дела. Ладно я, что мне, я уже конченный случай, дурак из дураков, король отверженных и архиепископ insani. Но Бенджамин! — мужчина сел на кровать, с бутылкой вина в руках стал разглагольствовать — Бенджамин, этот…он… Ах! Да что тут говорить, за его здоровье! За здоровье госпожи Крузаны, которая взяла меня в оруженосцы. Меня — червя ползущего под их ногами! В оруженосцы! О, как я хотел бы поблагодарить её, госпожу Крузану…