К счастью, отец этой публикации не видел. Он не любил подобных выходок. Попало бы мне. Впрочем, критический отзыв об Удеревской школе был явно запоздалым. Я туда уже больше не ходил. А новая удеревская учительница – Наталья Степановна Павлова газет вообще никогда не читала. Отец, недовольный обучением в родной Удеревке, поместил нас, с только что поступившим в 1-й класс Алексеем, в Ярище. Тамошняя начальная школа размещалась возле сельсовета, в зданиях, построенных свояченицами физика К.Д.Краевича, девицами Клушиными для крестьянской школы. Мой новый учитель – Федор Матвеевич Писарев, болезненный и убогий мужчина, руки поражены параличным недугом. Аккуратен и требователен.

Закончил 4-й класс. В свидетельстве написано, что "с похвальной грамотой". Но ее так и не выдали, чем я немало огорчился. У нас дома часто ночевали ярищенские ученики из родственных каратеевских семей. Их книги (в частности, учебники истории с рисунками средневековых сцен) меня весьма привлекали. Тогда была мода носить по бедности ботинки и сапоги, снабженные деревянными подошвами. Помню наша Шура (А.Д.Чернова, теперь Акулова) щеголяла в таких "деревяжках". Она училась, кажется в 8-м, или 9 классе.

1938

Учусь в 5-классе уже другой, Ярищенской средней школы. Красивое двухэтажное здание. К счастью сохранилось. Учителей несколько. Классная руководительница Елизавета Алексеевна Внукова, недавняя выпускница, преподавала русский язык. Среди учителей были интересные, хорошо подготовленные педагоги. Помню всех до нынешнего времени.

Мать перед школой купила мне на последние деньги темно синие шерстяные брюки. Одноклассники: Ванька Бондарев (И.Беликов), Маруся Верат, Андрей Русанов, Шура Юдина (дочь директора, теперь Дубровина, живет в Курске).

Митинги в Ярище, на площади. На тему борьбы с "врагами народа". Появились в тот год тетради, где на обложке изображен князь Олег по рисунку, кажется, Васнецова. Будто, там, якобы, были закамуфлированные слова: «долой ВКП (б)!». Мы делали вид, что разглядели это, хотя прочитать напечатанное невозможно. Скорее всего – чье-то злобное воображение.

Впрочем, в нашем доме о происходящем не говорят. Отец строго запретил "приносить с улицы" слухи и пересуды. А они все – равно проникали, как сквозь стены. Нас коснулся только арест в 1937 году близкого человека, дяди Селиверста Псарева (см. Реквием. Том 3.) Орел, 1996, с. 146). Но и это до нашего сознания не дошло. Люди исчезали по ночам, тайно. Впоследствии мы узнали, что был репрессирован Александр Степанович Чернов (р.1896), двоюродный и покровитель моего отца, командир Красной Армии в годы гражданской войны. Он служил потом начальником охраны Харьковского тракторного завода и носил в петлицах «ромб». Шурин, муж сестры, сделал на него ложный донос.

1939

Летом заняты в колхозе, на посильных работах. Бригадиром у нас Павел Степанович Чернов (р.1898). Он обзывает подростков "кашниками": идите есть кашу! Отец и мать уже который год на тяжелых "общих заданиях".

Этой весной выдали замуж Любочку, тетку. Нам всем она особенно нравилась: застенчивая, нерешительная, миловидная. Шура – та посмелее, понастырнее. Любочка, как я понимаю, вышла от отчаяния: некуда голову приклонить. Подвернулся рябоватый матросик, уроженец Тимирязевой. Опытный физиономист – наш отец – сразу заподозрил неладное. Почувствовал в новом зяте авантюриста. Но тот всех очаровал: явился с патефоном, с набором популярных пластинок. Речистый и развязный. Последнее понятие в наших местах воспринималось как положительное. И увёз с собой Любу. Доходили слухи, что ей там плохо. Что муж пьет. Но позаботиться было некому, кроме боевой Шуры, посылавшей сестре иногда продуктовые посылки.

По окончании 5-го класса Ярищенской средней школы я опять получил похвальную грамоту. Подписали ее: директор Ф.Е.Юдин, учителя В.Г.Морозов, Е.А.Внукова, А.П.Шулэр. Осенью учусь в 6-м классе. Появились новички: Алешка Митичкин (А.Новиков), Таня и Шура Потаповы, Гуричевы – две девочки из деревни Покатиловой, Митька Каверин. Через месяц я заболел корью. Едва вылечившись, простудился: переплывал через реку за лодкой на другой берег. Шура, не обдумав, подбила меня: ей надо было отправлять посылку с Ярищенской почты.

Осложнение после кори. Тяжелое воспаление, а потом легочное заболевание. Лежал в больнице в Колпне. Целый месяц. Опытный терапевт Алексей Васильевич Михайлов спас меня. Он хлопотал отправить больного в санаторий в Вышний Волочёк, что было нереально. Мать часто ходила навещать. В палате товарищ моих лет – сын колпенской адвокатши Покровской. Больше никогда в жизни я его не встречал.

Отец ездил за медицинской помощью в Курск к служившему некогда в Колпне знаменитому в нашем крае доктору Семену Вас. Суковатых. Отвез баранью тушу. Тот посоветовал давать больному растопленный внутренний бараний жир с медом. Пил я это снадобье с отвращением. Мать ходила в Колпну, чтобы купить коляску колбасы местного производства, напичканной чесноком. Вроде нынешней «чайной», только ещё хуже. Выпью полстакана препротивного растопленного жира и – кусочек колбасы на закуску.

Употребление жира помогло, либо выздоровел сам собой. Этим летом возвратилась домой несчастная Любочка. Сбежала от мужа. Приехала с крошечным мальчиком. Что ей было делать: ютилась на Удеревке за печкой. Ребенок вскоре заболел и умер. После того и Люба стала таять: вероятно, туберкулез. Не помню когда, но очень скоро и ее похоронили.

Зиму провел дома, учение до следующего года решено не возобновлять. Читал Диккенса "Записки Пиквикского клуба". Мать в утешение купила мне балалайку. Мудрая женщина, что-то почувствовала во мне. Оказалось – был музыкальный слух. Долго потом играл, и на гитаре тоже.