Кровь, золото и помидоры

Аннотация

Оперативного сотрудника Хронопатруля Виктора Нечаева ошибочно приговорили к смертной казни. Если бы не напарница Наташа Ростова, его жизнь так бы и закончилась, но…

Теперь он в теле ребенка в знатной венецианской семье двенадцатого века, и сама судьба предлагает ему выбор: либо начать жизнь с нуля, забыв о прошлом, либо восстановить справедливость в своем настоящем времени.

Глава 1 * * * Copyright © Распопов Д.В. Все права защищены. Эта книга или любая ее часть не может быть воспроизведена или использована каким-либо образом без письменного разрешения автора или его законного представителя, за исключением использования кратких цитат в рецензии на книгу Это художественное произведение. Имена, персонажи, компании, места, события и инциденты являются либо продуктами воображения автора, либо используются фиктивным образом. Любое сходство с реальными людьми, живыми или мертвыми, или фактическими событиями является случайным. * * * 23 апреля 1199 года от Р.Х., окрестности Венеции Как только мы въехали на холм, то внизу увидели два больших лагеря, компактно разместившихся в небольшой долине рядом друг с другом. Где стояло моё войско, а где наёмники, легко было отличить как по укреплениям, которые окружали лагерь сеньора Бароцци, так и по отрядам разведки, курсирующим по местности. Наёмники же, вели себя, как … наёмники. Три лёгких всадника, на быстрых конях, заметив наш отряд и красные баннеры на копьях рыцарей, меня сопровождающих, развернулись на полпути и поскакали к лагерю, где началась небольшая суета и вскоре нам навстречу выехал сам военачальник и часть офицеров. — Добрый вечер сеньор Бароцци, — с улыбкой приветствовал его я, сидя на лошади. Он с расширенными глазами осмотрел меня, броню, в которую я был одет и склонил голову. — Вижу вы поправились сеньор Витале, примите мои поздравления. — Всё благодаря силе молитв, — я смиренно перекрестился и вернулся к насущным делам, — сколько наёмников прибыло? Судя по размеру лагеря, тысяч двадцать? — Почти угадали сеньор Витале, — улыбнулся он, — двадцать две, судя по списочному составу, я проверил, чтобы он соответствовал истине. — Не вижу французских рыцарей, — я приподнялся на стременах, стараясь заглянуть через частокол, огораживающий наш лагерь. — Они решили занять дальний угол, — нобиль показал нужную сторону, где и правда, несмотря на заходящее солнце я увидел знакомые флаги, — решили не доверять наёмникам, встав рядом с ними. — Ну что же, если будут вести себя культурно, ничего не имею против, — я пожал плечами, — выделите мне шатёр, сеньор Бароцци? — Если не побрезгаете остановиться со мной, то места хватит на двоих, — предложил он, — к сожалению, мы весьма стеснены размерами долины, чтобы развернуть лагерь больше. — Приму ваше гостеприимство за честь, — поклонился я ему и Пьетро, с улыбкой, показал следовать за ним. Узнав, что я прибыл, к шатру военачальника стали стекаться сначала французы, а вскоре и капитаны наёмничьих отрядов, засвидетельствовать своё почтение. Отрадно было видеть, что лица многих были мне знакомы, так что я приветствовал их по именам, и даже кое-кому подарил небольшие дорогие подарки, в честь второго или даже третьего совместного похода. Как-то так внезапно произошло, что приветствия и знакомства перешли в совещание, где меня аккуратно попросили огласить цель похода, а также методы, которые можно в нём использовать. Я, сидя на предоставленном мне стуле, оглядел с тридцать мужчин, ожидавших моих слов. — Наша главная цель сеньоры, возвести на трон Польши, которого сейчас не существует, королеву Франции — Ингеборгу Датскую. На это у нас получено благословление короля Филипа II Августа, а также разрешение королевы, выступить под её знамёнами. Соответственно, нам придётся брать все ключевые города на пути, а, чтобы не оставлять позади волнений и недовольных, будем вырезать всех, кто носит дорогие костюмы или доспехи. Их богатства, деньги, можете забирать себе по праву сильнейшего, но есть несколько исключений. Я запрещаю нападать на аббатства и католические церкви, настоятели которых согласятся принять над собой прямое управление Рима. — Эм, сеньор Витале, а как мы их различим? — задал резонный вопрос один из капитанов. — Очень просто сеньор Кольбер, — я развёл руками, — вежливо подъезжаете, окружаете аббатство или монастырь, и интересуетесь, не будет ли уважаемый аббат или епископ так любезен, подписать документ, обязывающий отныне принять над собой прямое управление Святого престола, а именно Папы Иннокентия III. Если настоятель не подпишет документ или выразит сомнение в ваших полномочиях, думаю дальше вы знаете, что нужно делать. Я выразительно посмотрел на него. — И всё делать вежливо, сеньор Витале? — усмехнулся капитан пятитысячного отряда. — Предельно сеньор Кольбер, мы ведь христиане, а не варвары какие, — покивал головой я, — если они истинные католики, то подписать такой документ им ничего не будет стоит, а вот если под маской католичества, они проповедуют ересь… — То и свои богатства наверняка собрали, обманывая честных прихожан, — заключил один из французских дворян. — Я рад, что мы придерживаемся с вами одинаковых взглядов, сеньоры, — с абсолютно серьёзным видом заключил я, — все подписанные документы можете сразу отправлять в Рим. Думаю, для них это будет приятным сюрпризом. — Сеньор Витале, а высоки ли там стены и сильны ли войска? — поинтересовался один из капитанов наёмников. — Стены — это будет моя забота господа, — улыбнулся я, — ваша же, слушать сеньора Бароцци, и чётко выполнять его распоряжения. Здесь присутствует много новых лиц, но думаю те, кто ходил со мной в походы раньше, быстро вам расскажут, как я поступаю с теми, кто мешается у меня под ногами. Вышеупомянутые господа понимающе хмыкнули. «Новогодние ёлки», как я называл оставляемые после себя деревья, полные повешенных на ветвях людей, уже вошли в лексикон многих наёмников. Никто не знал, что это значит, но зрелище было крайне убедительным для тех, кто сомневался в моих решениях или словах. — Сеньор Витале, если мы завоюем королевство, то можно будет как-то получить в нём земельный надел? — поинтересовался старый барон, который прибыл сразу с пятью своими сыновьями. — Господин барон, — я склонил голову, — это будет исключительно воля королевы, а я лишь, её карающий меч справедливости. — Жаль, — тяжело вздохнул он. — Но я думаю, мы сможем урегулировать этот вопрос, если вы все напишете мне местоположение и желаемое количество наделов, — не стал я их разочаровывать, — я лично похлопочу перед нашей доброй королевой, за вас. Мои слова моментально подняли настроение многим. Большинство, кого отправил ко мне Филипп были как раз из безземельной братии, и свой надел для них был крайне важным приобретением, пусть даже в таком далёком углу Европы. — Благодарю вас сеньор Витале, мы подготовим требуемое, — с благодарностью склонил он голову. — Ну и главное, все спорные вопросы между вами, я предлагаю решать через меня, — с улыбкой сообщил я, — если из-за сиюминутной выгоды вы передерётесь, я буду крайне, повторяю сеньоры, просто крайне этим недоволен. На этом у меня всё. Воины поднимались и прощаясь, выходили из шатра. Остались только мы вдвоём с моим военачальником. — Сеньор Витале, а можно личный вопрос? — поинтересовался он, когда мы поужинали и улеглись по своим кроватям. — Давайте, сеньор Бароцци, — вздохнул я, открывая глаза, а ведь только хотел поспать после долгой и тяжёлой дороги. Ведь несмотря на ускоренные старания симбионта, мне ещё было даже не близко до хорошей формы. — А зачем это всё, вам? — тихо спросил он. — Я не могу ответить вам на этот вопрос, — честно признался я, — но вас устроит такой ответ, что это на благо Венеции? И только через несколько лет вы поймёте, почему я это делаю. — То есть, ваш отец в курсе происходящего? — не сильно удивился он моему ответу. — А вы как думаете? — хмыкнул я, не став отвечать прямо. — Энрико всегда больше думал о городе, чем о себе, — тихо пробормотал он, — ничего удивительного, что и вас втянул в свои проекты. — Спите сеньор Бароции, завтра у нас будет тяжёлый день, — зевнул я, закрывая глаза, — а возможно даже месяц или два. * * * Венгрию мы прошли словно горячий нож, сквозь масло. Тридцать три тысячи пятьсот воинов для этого региона было огромной армией, которая продвигалась по землям, стараясь не сильно уж грабить их по пути своего движения. Ласло III пару раз присылал послов, возмущаясь нашим движения по его землям, без предварительного согласования. В его словах была правда, поэтому я нагло отвечал, что пока королева Франции претендует только на Польшу, но если король слишком уж будет возмущаться простым передвижением нейтрального к его стране войска, то мы можем далеко не ходить и рассмотреть Венгрию в качестве альтернативы её земельных споров. Больше послов от него не было, а феодалы закрывались в замках, не высовывая оттуда носа, то есть не помогали, но и главное не мешали. Так что ускоренным маршем мы продвигались в сторону южного города Малой Польши города Цешин. Наёмничьи отряды занимались привычным делом, то есть грабили всё вокруг, заодно занимаясь задачей, поставленной им сеньором Бароцци — снабжали войско провизией, чтобы основной ударный кулак, состоящий из моей армии, не занимался мелочами, и был готов в любой момент развернуться в атакующие построения. Но этого не требовалось. Мы видели, как вдалеке за нашим передвижением посматривают конные отряды, которые сразу же убегали, стоило только нашей разведке выдвинуться в их сторону. Других войск на нашем пути не наблюдалось. * * * Небольшой город, расположившийся на холме рядом с рекой, разросся вокруг замка, стены которого были даже на первый взгляд не выше пяти метров и не составляли больших препятствий для штурма. — Сеньор Витале, там парламентёры вышли в нашу сторону, — обратился ко мне один из капитанов, обращая внимание на группу из десяти пеших человек, под белым флагом, шагавших в нашу сторону. Среди них я увидел, священника и одного, хорошо одетого мужчину. — Кто вы и по какому праву пришли на земли нашего князя Лешека Белого? — с оттопыренной губой «пропшекал» богато одетый господин, и его слова на латынь перевёл мне священник. — По воле нашей королевы Ингеборги Датской, королевы Франции, которая объявила, что имеет больше прав на всю Польшу, чем ваши самозваные князьки, — спокойно ответил я, смотря на него с высоты седла. — Да кто она такая, чтобы это заявлять? — возмутился он, — мы требуем, чтобы вы ушли с наших земель, иначе наше войско разобьёт вас, а всех главарей развесят по деревьям! — Переговоры окончены, — я развернул коня и бросил на ходу сеньору Бароцци, — мне привезите двух благородных девушек из замка, которые могут читать и писать на латыни и польском, и голову вон того говорливого. — Сеньор Витале, — военачальник притворно возмутился, — а если таких девиц там не отыщется? — Сравняйте тогда этот бесполезный город с землёй, — зевнул я, отъезжая. Тут же завопили те, что одеты были попроще, так что священник едва успевал переводить их слова. Если вкратце, они просили не трогать их, за это город готов был предоставить выкуп. — Мы пришли не грабить, — я снова повернул коня в сторону застывших парламентёров, — так что нам не нужны ваши деньги. Либо город сдаёт нам всех благородных и клянётся в верности Ингеборге Датской, либо он просто сгорит. Главы цехов попросили время подумать, и отправились восвояси, за ними, кривя своё лицо, отправился и дворянин. — Сеньор Витале, — смущённо обратился ко мне один из капитанов наёмников, — я не очень хорошо говорю на латыни, но меня смутила ваша фраза «мы пришли не за деньгами». — Всё верно сеньор Кольбер, — я повернулся в его сторону, — друзья, а также подданные королевы, пришли за землями, а вот про вас речи не было, вы видимо за военной добычей? На его лице, и на лицах других капитанов расплылись улыбки. — В такой трактовке ваши слова сеньор Витале, обретают совсем другой смысл, — он слегка мне поклонился. — И да, не нужно мне напоминать, кто, кому, что должен, — моё лицо окаменело, — деньги вам выплачиваются исправно, размеры дележа добычи определены, задачи поставлены. Так что лучше на стенах города покажите ваше рвение к выполнению наших договорённостей, сеньор Кольбер. Он не ответил, лишь ниже поклонился, но в глазах вспыхнул опасный огонёк. Когда он отъехал, я повернулся к своему военачальнику, и поманил его к себе, тихо сказав: — Все сильнейшие отряды наёмников, его в том числе, на самые опасные участки. Бароцци наклонил голову. — Я так и планировал, но теперь он конкретно, будет даже в их в первых рядах. Сколько собирались думать поляки, мне было всё равно, поскольку я отдал приказ на штурм и уже через два часа, когда всё войско подтянулось и развернулось, под прикрытием огромного количества моих арбалетчиков, наёмники пошли на штурм города, у которого даже стены толком не было, так отсыпанная землёй двухметровая преграда. Так что не удивительно, что не прошло и пары часов, как город запылал и уже к вечеру, там мало кто остался в живых. Мои войска дисциплинированно отошли от него подальше, чтобы не слышать крики и не нюхать дым и вонь оттуда, а наёмники с французами всё ещё веселились в городе. На все взгляды командиров моего войска, я отвечал безразличием, они никак не могли привыкнуть, что грабить самим было не обязательно, вся захваченная добыча делилась между всем войском на равные части, не говоря уже о том, что конкретно они были на полном обеспечении и постоянном жаловании. Утром, я проснулся от женских криков и гогота мужских голосов. Одевшись, решил посмотреть, что там происходит. Оказалось, двух девушек, не старше восемнадцати лет, привели и бросили на землю рядом со входом, а наёмники смеясь и развязывая завязки штанов, делали вид, что собираются их изнасиловать. Отсюда и возникали крики и вой. — Сеньор Витале, подходящие по вашему запросу нашлись, — с поклоном, ко мне подошёл один из капитанов наёмников и показал мне рукой на пленниц, — с их голов не упал ни один волосок, всё оставили для вас. — Я запомню это Ганс, — я вежливо склонил голову, — благодарю. Тот, улыбнувшись, собрал своих и отправился обратно к городу, а испуганные, зарёванные девушки косились по сторонам, не зная, чего ожидать дальше. Я сделал два шага вперёд. — Теперь, вы мои служанки, — на латыни произнёс я, — будете послушными, выживите. Нет, отдам наёмникам. Всё ясно? Они обе, с ошалелыми взглядами, бросились ближе и упали на колени, хотя было видно, что девушки точно не из простых семей, одеты они были дорого, ну если не учитывать, что их платья за ночь стали весьма грязными и оборванными. — Да господин, — залепетали они на неплохой латыни, — мы будем вас слушаться. — Тогда приступайте к обязанностям, — я кивнул в сторону шатра. — в ближайшем сундуке лежит одежда, её нужно выстирать, погладить и накрахмалить. — Но…но…, - они растерянно оглянулись по сторонам, поскольку кругом нас виднелись лишь одни шатры. — У многих французских дворян есть пажи, — вмешался в наш разговор сеньор Пьетро, видимо пожалевший девушек, — я попрошу, чтобы они помогли вам освоиться первое время. Те бросились его благодарить, я же обратил внимание на большой отряд пленников, которых вели из города. Многие были ранены, а некоторые едва шли, опираясь на товарищей. — Сеньор Витале, — ко мне вскоре обратились два капитана прибывшие с этим отрядом, — эти сдались при штурме замка, что с ними делать? Я оглядел людей, которых обчистили капитально, но всё же нижнее бельё их выдавало, что это были не крестьяне. — Повесить, — отмахнулся я от проблемы. — Всех? — удивились они, — может лучше получить за них выкуп с их родных? — Сеньоры, впереди ещё десяток подобных городов, вы точно уверены, что хотите возиться с пленными? — я с любопытством посмотрел на них. Они переглянулись, и стали отдавать приказы солдатам, и уже вскоре, рядом с рощей, где мы остановились, стали «наряжать ёлки». В зависимости от крепости сучьев, развешивая по пять-десять людей на каждое из деревьев и уже скоро, наёмники вернулись обратно, готовясь устроить пир в честь победы и славного веселья. Я же, вернулся в шатёр, где обе девушки горячими камнями, которые нагревали на моей небольшой «буржуйке», пытались разгладить складки костюма. — Писать, считать умеете? — поинтересовался я, дождавшись, когда они стянут с меня сапоги. — Да господин, — они старательно прятали от меня взгляды, смотря только в пол. — Закончите с костюмом и сапогами, будете учить меня польскому, — я лёг на постель, а испуганные девушки, вздрагивая от каждого громкого гогота неподалёку, бросились выполнять приказ. Я, задумчиво стал смотреть за их стараниями и мелькающей белой коже в прорехах порванной одежды, с полной отчётливостью вдруг понимая, что молодые девушки, хоть и не красавицы, не вызывали у меня того возбуждения, как это происходило, когда Ингеборга присутствовала рядом. Я со злостью ударил кулаком по кровати, выругавшись на винето. — Вот же ведьма, похоже и меня в себя влюбила! Глава 2 — Сеньор Бароцци, сворачивайте лагерь, мы идём дальше, — распорядился я, когда от захваченного города мало что осталось, а довольные наёмники, вместе с французскими дворянами отошли от пьянства и разврата. Чего нельзя было сказать о моём войске, которое, хоть и получив долю в добыче, всё равно оставалось недовольное тем, что они не повеселились в Цешине вместе со всеми. Это явно читалось на лицах офицеров, а также солдат, так что я увеличил утреннюю зарядку и тренировку построений каре ещё на три часа, мимоходом поинтересовавшись, выветрились ли мысли о недовольстве, или нагрузки стоит увеличить? Офицеры попросили пощады, и получили её, как и сообщение, об уменьшении премии за эту неделю, за ненадлежащую моральную подготовку войска. Солдаты не должны думать, у них не должно быть на это время! Также предложил сильно недовольным расторгнуть контракты, и покинуть мою армию. Таких почему-то не нашлось, поэтому я покосившись на командующего, который поджав губы пробурчал, что намёк понял, и приказал выступать дальше. Наш ждала столица! * * * До Кракова было совсем недалеко, так что в три дневных перехода мы уложились, подходя к огромному городу с высокими белыми стенами, внутри которых высился ещё и мощный, укреплённый замок со своими стенами и укреплениями. Войско, разворачиваясь и разбиваясь на сотни, стало ставить укреплённый лагерь, а наёмники просто разбивали шатры в чистом поле, не заботясь о частоколе и земляных укреплениях, которыми занимались мы. Я, сидя на лошади, смотрел на город, а вокруг меня собирались командиры, лица многих выражали крайнюю озабоченность. — Сеньор Витале, вы уверены, что мы сможем его взять? — осторожно поинтересовался капитан Кольбер, продолжавший меня раздражать своим вызывающим поведением уже который день. — Вы нет, — я повернул лицо к говорившему, — я — да. Его лицо побледнело от гнева, и я решил, что надо с этим наглым выскочкой решать сейчас, когда на нас устремились взгляды почти всех глав отрядов, участвующих в войне. К тому же, я достаточно окреп, чтобы проверить свои навыки, закреплением которых занимался каждый день, восстанавливая умения, подзабытые за год с лишним нахождения в носилках. Вынув ноги из стремян, я легко скатился с лошади, и вытащив меч, поманил его левой рукой, ничего не сказав. Глаза наёмника вспыхнули радостью, и он также слез со своего скакуна, подхватив щит с мечом. Был ли у меня мандраж перед первой дракой один на один, да ещё и со взрослым? Определённо да, но терпеть и заглаживать его наглое поведение было больше нельзя, если я хотел, чтобы мой авторитет поддерживался и дальше. Раньше, когда я был маленьким это было понятно, никто не стал бы сражаться с ребёнком, но сейчас, когда я в свои одиннадцать, был ростом почти вровень многих взрослых, конфликты за лидерство стали возникать всё чаще и ничем другим, как поединком — это нельзя было решить. Такой сейчас был век — сильнейший получает всё. Капитан, выставив вперёд щит, и прикрываясь за ним, стал подходить ко мне. Выпад и меч просвистел рядом, когда я отклонил тело на десять сантиметров, ровно настолько, чтобы он по мне не попал. Ещё взмах и натиск, он попытался ударить меня щитом, чтобы сбить с ног, на что я просто отступил назад и влево, давая ему провалиться вперёд, но сам не нападал. Следующая такая же атака вызвала первый смешок среди капитанов наёмников, а ещё одна, заставила одного из них поинтересоваться, а точно ли господин Кольбер занимает по праву место капитана, если не может просто попасть мечом по ребёнку? Такие шутки, быстро вывели наёмника из себя, и он с налившимися кровью глазами бросился, чтобы за один натиск смести меня со своего пути. Симбионт впрыснул гормоны, кислоты и ещё много чего, что я на несколько минут, почувствовал себя сверхчеловеком. Движения соперника для меня словно замедлились, и я сделал один под шаг ему навстречу, носком левой ноги подбил край щита, на секунду лишая его обзора, затем следующим шагом оказался у него сбоку и оттолкнувшись правой ногой, подпрыгнул высоко вверх, с силой воткнув мизерикордию, вытащенную одним движением из ножен при сближении, в кольчужный воротник защищавший его шею, проткнув ярёмную вену сверху вниз. Оставив кинжал в ране, я приземлился на обе ноги, оказавшись за его спиной. Всё это произошло всего за пару мгновений, так что никто ничего не мог понять. Вот, озверевший взрослый двигается на ребёнка, и через пару секунд, уже стоит с кинжалом в шее. Я вернул непригодившийся меч в ножны и спокойно подошёл к лошади. Остатки коктейля из суперсмеси, которой «угостил» меня симбионт ещё действовали, так что я самостоятельно в одно касание, взлетел наверх. Только затем посмотрел по сторонам, натыкаясь то на ошеломлённые взгляды взрослых, всё ещё не понявших, что произошло, то на вытаращенные глаза, когда капитан Кольбер вытащил мизерикордию из раны, и кровь толчками, стала медленно выталкиваться оттуда. Он попытался схватиться рукой за шею, но кольчужный воротник помешал этому и почти сразу глаза его закатились, и он сначала опустился на колени, а затем лицом упал в землю, заваливаясь набок, вокруг головы стало расплываться небольшое красное пятно. — Сеньор Бароцци, — не обращая на труп никакого внимания, спокойно обратился я к своему командующему, привлекая его внимание. Он поднял взгляд с лежащего на земле капитана, и перевёл его на меня, прокашлявшись, перед ответом. — Да, сеньор Витале? — Как закончите с установкой лагеря, я хочу, чтобы все начали копать яму глубиной в рост человека и шириной в плечи, начиная от того дерева, и заканчивая вон там у холма. — И наёмники? — уточнил он. — Все, кроме аристократов и рыцарей. — Будет сделано сеньор Витале. Я тронул лошадь, но тут один из пажей французов подал мне мизерикордию, предварительно вытерев её. Кинув ему золотую монету, я вернул кинжал в ножны, молча направляясь в сторону легионов, начавших заниматься заготовкой леса, чтобы ставить частокол. * * * Через пару часов вернувшись на поле, я с удивлением увидел, как солдаты ковыряются в земле деревянными лопатами с железной кромкой, а рыхлят её палками. Так это могло продолжаться неделями, с полной очевидностью понял я. — Мастеровых и кузнецов ко мне, — приказал я, даже не оглядываясь. Двое офицеров моего войска, стремглав бросились выполнять приказ, после сегодняшнего показательного боя, взгляды многих перестали быть недовольными и они старались не играть больше со мной в гляделки. Когда вокруг собрались отрядные мастера, занимавшиеся ремонтом кольчуг, шлемов, копий и всего того, что было одето на воинах и животных, я нарисовал на листке бумаги, что они должны сделать, выделив под эти работы треть запаса нашего металла. Получив задание, они бросились его выполнять и уже через час, железные лопаты и кирки появились в руках солдат, ускорив земляные работы в десятки раз. Чем больше инструментов изготавливалось, тем больше и шире становилась траншея. Со стороны города на стенах собрались люди, которые не понимая, что мы делали, выкрикивали какие-то слова, точно не бывшие приветственными. Приведённые служанки, краснея и бледнея, перевели часть из них. Хотя, это уже было не нужно, на стенах кто-то поворачивался к нам задом, оголяя жопу и показывал её нам, вызывая этим смех остальных защитников. Через два часа мне доложили, что траншея закончена, и корзины с землёй выставлены поверх ямы на сторону города, как я и просил. — Сеньор Бароцци, теперь копайте наискось, от конца прямой траншеи до вон того бугорка, — я показал рукой направление. — М-м-м, — он сначала отдал распоряжение, затем обратился ко мне, — а можно в целях повышения самообразования поинтересоваться, зачем мы это делам сеньор Витале? — Конечно сеньор Пьетро, — я показал рукой на ров рядом с городом, — после этой косой траншеи мы сделаем ещё одну, но уже в другую сторону, ближе к городу и там сделаем ещё одну прямую. — Нас не смогут достать стрелки, — ахнул один из офицеров, стоявших рядом, — мы сможем подойти почти к самим стенам города, не потеряв ни одного солдата! Я покосился на смышлёного, и кивнул головой, продолжив объяснение. — Всё верно, а затем, оказавшись почти у самого рва, мы прокопаем под него тоннель и оказавшись под углом стыка стен, обрушим их, открыв проход в город. — А как мы это сделаем? — военачальник всё с большим уважением посмотрел на меня. — Как я уже говорил, стены — это моя забота, — пожал в ответ я плечами, не став говорить, что с собой у меня пара десятков бочонков пороха, которые я планировал использовать для подрыва стен осаждаемых нами городов. * * * 10 мая 1199 года от Р.Х., Польша, Краков Почти неделя понадобилась нам на осуществление моего плана, причём войска Лешеко Белого, хоть и не понимали, чем это мы там занимаемся, вскоре поняли, что этим мы приближаемся к городу, а они ничего не могут поделать, поскольку первая же их конная вылазка из города, с попыткой напасть на копателей, закончилась мгновенным разгромом, поскольку арбалетчики, дожидавшиеся своего часа в прямой траншее второй линии, перебили почти две трети всего отряда. Больше попыток поляки не предпринимали, как, впрочем, и попыток переговоров. Они не посылали парламентёров к нам, а мне также не о чём было с ними говорить. Подкоп был почти закончен и ночью, поместив под углы сходившихся в этой точке стен три бочонка с порохом, я лично поучаствовал в том, чтобы гулко прозвучавший взрыв, обрушил оба проёма, обнажив пространство шириной в метров двести. Зазвучавший почти сразу после этого колокол на церкви, собирающий войско в ослабевшее место защиты города просто опоздал, поскольку из траншей в проём хлынули мои воины и наёмники, широким хватом охватывая улицы, и не спеша, начиная контролировать всё пространство, занялись зачисткой города и грабежом. В этот раз, поскольку я хотел показать всем, что будет, когда пытаются мне противостоять, я разрешил участвовать в грабежах и своим, отдав им город на три дня. Моего личного участия в штурме не требовалось, поскольку дальше сеньор Бароцци и без меня знал, что делать, поэтому я вернулся в шатёр, окружённый лишь личной охраной. Со вздохом опустившись на кресло, я вытянул ноги. Мгновенно бросившиеся девушки сняли сапоги, и отнеся их в угол, вернулись ко мне, сев на колени и опустив головы. Пара десятков полученных плетей, значительно продвинули их в послушании. — Продолжим обучение, — по-польски, старательно выговаривая слова, обратился я к ним, — несите бумагу. — Да, господин. * * * Следующие дни, я лишь выслушивал доклады, как идёт грабёж города, а также то, что к штурму самого замка польского князя, никто не приступал, как я и приказал. Оттуда лишь смотрели, как на их глазах уничтожается собственное население, и некогда красивый город обращается в руины. На четвёртый день, я сначала отдал приказ прекратить грабежи, и ввести в городе патрулирование, которое будет вешать мародёров, которые ослушаются этого приказа. Под горячую руку попались как наёмники, так и французские аристократы, попытавшиеся выразить мне возмущение этим фактом, на что я ответил, что в походе они согласно приказа своего же короля, подчиняются мне, и для тех, у кого мозги отключаются, у меня всегда найдётся крепкая верёвка. Это их не примирило с мыслью, что с дворянами так поступать нельзя, но зато в городе наступил относительный порядок. Если это можно так назвать. Горожан больше никто не трогал, поэтому на улицах стали появляться мужчины, в попытке найти съестное. Поняв, что вряд ли это им удастся, поскольку город был вычищен подчистую, я приказал выпустить разъезды, чтобы заставить найти попрятавшихся окрестных крестьян и снова обеспечить подвоз к городу продуктов, а в самом городе поставить бесплатный пункт выдачи еды для местных. Солдаты, охраняющие его, скучали недолго, поскольку очень скоро выстроилась очередь и им пришлось успокаивать особо ретивых, пытающихся кулаками решить проблему первенства стояния в ней. Узнав о таких случаях, я распорядился сразу вешать борзых, дабы не нарушали общественный порядок. Все эти меры начали успокаивать оставшееся население, и ко мне пришли шестеро купцов, которых город уполномочил на переговоры. Поляки уже не выглядели такими весёлыми, как это было до штурма, с моим же взглядом они старательно пытались не встречаться. — Я услышал вас, — ответил я на их просьбу дать в город проход большему количеству человек, поскольку еды всё равно пока на всех не хватало, — один из вас останется и покажет, кого конкретно нужно пропустить. Я отдам приказ. — Благодарим вас господин Витале, — они поклонились в пояс. Один, старательно тиская в руке шапку, замешкался. — Говори, — приказал я, видя, что он хочет что-то сказать, но боится. — Что будет с замком господин Витале? — спросил он, едва ли не шёпотом, — пока князь там, мы не можем вам повиноваться. — Вас, это меньше всего должно волновать, — я отмахнулся, показывая, что они свободны. Низко кланяясь, пятеро пошли в обратный путь, последний остался, как я и сказал. Приказав одному из офицеров заняться им, я задумчиво посмотрел на замок, который так и стоял непокорённым посреди города. — Сеньор Витале, — рядом со мной остановился мой полководец, — а можно узнать, чего вы ждёте и почему не отдаёте приказа о штурме? — Предательства, — хмыкнул я. — Предательства? — он очень удивился, а увидев наш разговор к нам стали подъезжать и остальные главы отрядов, вернувшиеся в лагерь. — Да, — кивнул я, — в замке заперты в весьма стеснённых условиях много людей, так что без поставок продовольствия их пребывания в нём становится весьма проблематичным. Вот я и думаю, принесут мне голову своего князя те, кто хочет выжить, или нет. — А, так вот зачем вы приказали забрасывать на стены стрелы с привязанными на них листками бумаги! — понял он. — Да, я пообещал тем, кто это сделает, свободу. — Тогда нам остаётся только ждать? — Именно сеньор Бароцци, именно. * * * Польская шляхта пыталась несколько раз торговаться, высылая парламентёров, которые постояв на стенах с белыми флагами, возвращались ни с чем. Никто из нашего войска не выезжал к ним, а учитывая то, что они видели, как город медленно оживал после учинённой резни и грабежа, им не захотелось больше проводить время внутри замкнутого пространства, так что уже через три дня отряд из десяти военных в сопровождении моих рыцарей въехал в лагерь, привезя голову молодого князя. Объяснив, что оставшиеся в замке, решили стоять насмерть, а они лично выбрали свободу. Которую я им и предоставил, показав, что держу слово, даже не отняв оружия. Оглядываясь, они отправились на север, видимо не понимая, почему я их отпустил. Этого же не понимали и мои капитаны. Их вопрошающие взгляды, были направлены на меня. — Вы видимо забыли сеньоры, наша цель захватить всю Польшу, куда бы они ни поехали, мы позже найдём их, — я развёл руками. Взгляды наёмников и собственных вояк мгновенно просветлели и послышались шутки, в сторону уезжающих поляков. — Ладно, — я пнул мешок с отрубленной головой, — на копьё её, и вперёд, на штурм замка. Никого не жалеть! Этот приказ все выполнили с удовольствием, и уже через час, загодя подготовленные штурмовые лестницы потащили по городу в сторону замка. Горожане, увидевшие эти приготовления, посчитали за лучшее попрятаться по домам, чтобы не попасть под горячую руку. Глава 3 11 июня 1199 года от Р.Х., Великая Польша, Гнезно Оставив одного из французских аристократов в качестве наместника Кракова, а также гарнизон для соблюдения порядка, дальше войско покатилось по разбитой на уездные княжества Польше словно огненный вал. Те города, которые сопротивлялись, ждала судьба Кракова, остальные, кто откупались и принимали наместника над собой, оставались целыми. Моя тактика по обрушению стен, как и переизобретение кирок и стратегии взятия крепостей придуманной в семнадцатом веке маршалом Вобаном, оказались слишком эффективными для века, даже не знавшего пороха и пушек. Лучники и арбалетчики вообще ничего не могли противопоставить траншеям и появляющимся из-под земли войскам, это настолько деморализовало каждый следующий взятый нами город, что буквально через месяц они сдавались один за другим, сопротивлялись только те, в которых засел обороняться очередной польский князь, судьба которого была крайне незавидной, как, впрочем, и всей воинской шляхты, которую по моему приказу вырезали или вешали под ноль. Поэтому-то они и дрались до последнего, понимая, что терять им нечего. Купцы и знатные горожане же, предпочитали лучше расставаться с деньгами, чем с жизнью. Через месяц непрерывных маршей и копания земли, мы вышли наконец к землям Мешко Старого — основного конкурента на Польское княжество, после безвременно умершего от усечения головы в Кракове Лешека Белого. Передовые дозоры лёгкой конницы принесли удивительные новости, впереди нас ждало войско, стоявшее лагерем, и ожидающее видимо генерального сражения. — Неужели? — удивился я, сам решив проверить эту информацию и выехав вместе с сеньором Бароцци, и правда вскоре увидел большой лагерь с кучей разных баннеров и флагов. Которые подсказали мне, что тут собрались как недобитое нами ранее польское дворянство, так и сам князь. — Я раньше не видел эти флаги, — я показал рукой ему на неизвестные мне полотнища, — кто это? — Не имею ни малейшего понятия сеньор Витале, — хмыкнул старик, — это вы в местных реалиях плаваете словно рыба в воде. Со всеми этими «пше» и «пхе», тьфу ты язык сломаешь. — Хм, — я задумался, посматривая на стяги, которых раньше у поляков не видел. — Отправьте послов, пусть поинтересуются, — попросил его я. Уже через час получив ответ, который меня обескуражил, оказалось это стяги волынского князя Романа Мстиславовича, который дружил с поляками и помогал им последние годы. Сражаться со своими, пусть и сородичами из прошлого, мне не сильно хотелось, я отправил запрос на переговоры. Договорились на завтра утро, так что остаток дня я провёл, рассылая разъезды, которые изучали местность и привозили мне свежие данные. * * * Солнце слепило, так что пришлось прикрывать рукой глаза, когда мы ехали навстречу. Это я тоже отметил, как и то, что военачальник поляков, кто бы ни возглавлял сейчас сборное войско, грамотно использовал местность, встав на верхушке холма, так что нападающим пришлось бы брать его, карабкаясь вверх и уж точно ни о какой атаке кавалерии не могло быть и речи в этом случае. Если я прикажу напасть на них сейчас, жертв с моей стороны будет просто чудовищное количество и военачальник с другой стороны это очень хорошо понимал, так что и выехали от поляков, всего пять человек, как я увидел, знамён Мешко Старого среди них не было. Видимо ему не о чём было со мной разговаривать. Взяв с собой сеньора Бароцци и ещё трёх капитанов наёмников, чтобы число было равным пяти, как и у противников, мы выдвинулись им навстречу. Подъезжая, все внимательно разглядывали друг друга, подмечая, что мы внешне сильно отличались друг от друга. На послах от польской стороны были лишь кольчужные доспехи и высокие шлемы, а на мне с моим военачальником, поверх них ещё были одеты бригантины, не говоря уже о кольчужных чулках и рукавицах. У наёмников этого не имелось, они-то как раз больше походили на парламентёров в плане вооружения и доспехов. Процесс разглядывания затянулся, пока видный мужчина лет пятидесяти с волевым красивым лицом, которое украшала окладистая борода, не обратился ко мне на латыни. — Это ты, венецианец, именуемый Витале Дандоло? Я перешёл на русский с новгородским говором. — Верно. А с кем имею честь разговаривать я? У многих послов расширились глаза, особенно у говорившего. — Князь волынский Роман Мстиславович, — представился он на нём же. — У меня предложение к вам великий князь, — я наклонился и опёрся на луку глубокого седла, которые были здесь только у нас с военачальником, — возвращайтесь к себе и правьте там долго и мудро. — А иначе что? — его глаза сузились и похолодели. — Я всё равно захвачу Польшу и возведу на трон французскую королеву, — я пожал плечами, — осталось не так много княжеств, которые мне непокорны, зато вы князь не подвергните свою жизнь опасности. — Меня это не пугает, — отрезал гордо он, — тем более, ты ещё не победил. — Это князь, лишь вопрос времени, — спокойно ответил я. — Бахвалься собака, — выругался в мою сторону сопровождающий его поляк, — твоя голова первой окажется на пике! — Я предупредил вас Роман Мстиславович, — не обратил я на ляха никакого внимания, — встанете против меня, подвергнете опасности Волынь. Он ничего не ответил, лишь повернул коня и поехал обратно. Мы сделали то же самое. Вернувшись к лагерю, который привычно окапывался и обставлялся частоколом, я созвал совещание, на которое прибыли все, хоть сколько значимые предводители своих отрядов. Спросив совета, я около трёх часов слушал тактики, которые привели бы нас к победе, правда вкупе с большими жертвами. Не став ничего отвечать, я поблагодарил и распустил совет. Затем традиционно размявшись перед сном в спарринге, и окатив себя водой, я дал служанкам переодеть себя в чистое, старательно делая вид, что не замечаю восставший орган, когда они прикасались руками к моему телу. Они, впрочем, тоже старательно убирали руки от опасной для их девственности области. Когда служанки загасили свечи и улеглись рядом с входом, а я собирался отойти ко сну, рядом раздался голос сеньора Бароцци, который встав со своей кровати, оказался на моей. Под его весом кровать прогнулась, заставив меня открыть глаза. — Чего вам не спиться сеньор Пьетро? — нехотя поинтересовался я. — Тебе ведь не понравилось ничего, из того, что мы сегодня обсуждали? — спросил тихо он, — почему? — Слишком большие жертвы, не вижу смысла терять столько, — со вздохом ответил я. — Тогда как ты собрался победить? Враг находится в более выигрышной ситуации. — Утро-вечера мудренее сеньор Бароцци, — широко зевнул я, — у меня пока нет чётких мыслей, но думаю завтра они сформируются во что-то более конкретное. Военачальник покачал головой, но поднявшись, вернулся на своё место. * * * — Этот ублюдок туп, словно дерево, — презрительно сплюнул на землю один из дворян, стоявших рядом с Романом Мстиславовичем, — раз собрался нападать на нас снизу, да ещё и послал только пеших. Да их просто растопчет наша конница! — Если бы всё было так просто, — тот покосился в сторону ещё одного поляка, который ядом исходил всё то время, когда они видели венецианца то тут, то там ездящего по полю, от одного разворачивающегося пешего отряда до другого, прямо на виду польского войска, — то он не захватил бы больше половины вашей страны. Я уже молчу про осаду Кракова, который был взят слишком быстро для такого хорошо укреплённого города. — Я вырву ему сердце и выкину его собакам! — ещё один поляк, ярился рядом. Волынский князь промолчал, хотя также не понимал, почему несмотря на очевидность худшего расположения, враг решил атаковать. Хотя да, двое кратное превосходство его в живой силе могло помочь взять ему вверх, но сколькие из них останутся тогда на склоне холма? Готовы ли будут наёмники сложить тут свои головы? Пешие воины не могли противостоять всадникам, это было общеизвестно! Они даже за воинов-то не считались, так, вспомогательные силы при кавалерии не более. Вскоре думать было некогда, поскольку со стороны врага заиграли рога, забили барабаны, а легко бронированные всадники понесли впереди войска какие-то разноцветные небольшие флажки. — Лучники! — зычный голос Мешко Старого пролетел над рядами, и вперёд вышли три ряда лучников, которые стали стрелять в сторону надвигающейся пехоты. Вот только та в ответ подняла высокие ростовые щиты в два ряда, и стрелы бессильно скользили по ним, а враг шаг за шагом поднимался всё выше. — Всадники! — видя, что стрелы не помогают, и пока пехота не подошла слишком близко к вершине холма, поляк вернул стрелков обратно в задние ряды, а на них место встали всадники с мечами или короткими копьями наготове. Роман Мстиславович наодел шлем, и возглавил своих дружинников, приготовившихся лавиной, вместе со всеми спуститься вниз и растоптать пехоту. Нетерпеливо топчущихся на месте лошадей и коней, наконец направили вниз, сначала шагом, чтобы выровнять ряды, а затем, по мере приближения к врагу заставляя животных ускорять шаг, переходя в галоп, мчась прямо на наступающие вражеские квадраты из людей, оставлявшими зачем-то свободное пространство между собой. Князь, пришпорив коня возглавил первый ряд и когда он покрепче перехватил копьё в руке, чтобы колоть сверху вниз, внезапно увидел перед собой лес огромных, длинных копий, чьи стальные наконечники выросли из рядов поднимающейся вверх пехоты, и торчали со всех сторон, делая вражеские квадраты похожие на ощетинившихся ежей. Поняв, что сейчас произойдёт, он попытался остановить коня, но было поздно, тот, из-за напирающих ссади собратьев заскользил на полусогнутых ногах до копий и насадился на них, заржав от боли. Сила инерции выбросила Романа Мстиславовича из седла и свет в глазах померк. * * * Сознание медленно возвращалось обратно, при этом голова князя гудела, словно колокол в церкви. Простонав, он открыл глаза, когда почувствовал на голове холодную, мокрую ткань. Ойкнув, симпатичное девичье лицо, склонившееся над ним, отпрянуло назад. — Кто ты? Где я? — морщась от боли в теле, а ещё больше тошноты и кружащейся головы, на латыни спросил он. — Тише князь, тише, — девушка ответила на ней же, положив руку ему на грудь и прижала обратно к кровати, — господин Витале сказал, вам нельзя вставать. Лежите, иначе он рассердится на меня и на вас. Услышав прозвучавшее имя, Роман Мстиславович моментально вспомнил последнее, что он видел перед тем, как потерять сознание. — Что с войском? Что с моей дружиной? — снова дёрнулся он подняться, несмотря на закружившиеся жёлтые круги перед глазами. — Лючия! Помоги! — шикнула она куда-то в сторону и вскоре вторая пара рук упёрлась ему в грудь, кладя на кровать. — Князь! — обе засуетились, — нельзя вставать! Он, едва не теряя сознание, поддался на их уговоры, обмякнув. — Кто вы? — спросил он на польском, поскольку понял, что это скорее всего пленницы венецианца. — Я Натазя Сангушко, моя подруга Лючия Збражская, — представились они делая лишь намёк на реверанс в сидячем положении, — сейчас служанки у этого… — Тш-ш-ш, — прошипела рядом подруга, мигом прикрыв рот девушке, — сдурела? Плетей захотела? И обратилась к князю. — В общем у господина Витале Дандоло. — Я знал ваших отцов, — покачал он головой и спросил дальше. — Что с нашим войском? Обе девушки переглянулись, на глазах появились слёзы. Сердце князя дрогнуло. — Говорите! Приказываю! — Господин Витале отправился пить чай, как он это называет в новогодний лес, — тихо, сквозь слёзы ответила Натазя. — Ничего не понимаю, какой лес? Какой чай? Что это? — не понял её слова Роман Мстиславович. — Это когда господин Витале сидит за столом, пьёт свой китайский напиток, с приятным запахом, а его люди вешают сотни и тысячи людей на деревьях, — тихо ответила её подружка, — это они со смехом называют «наряжать ёлки». Страх, за своих людей, липким и холодным потом прохолодил спину. — Мне нужно поговорить с ним, — прохрипел он. Обе девушки покачали головой. — Никто без его приказа не будет ничего делать, — тихо сказали они, — вы сможете поговорить, только когда он вернётся из леса. — Вы давно в плену? — спросил князь. — С самого начала, когда он пришёл на наши земли, — ответила Натазя, — мы так его боимся, что тоже пальцем не можем шевелить лишний раз, без приказа. Подруга покивала головой, подтверждая её слова. — Вы бы видели князь, что бывает после захвата городов, — на её глазах появились слёзы, — это дьявол, а не человек. — Хотя говорят, что он ещё и священник, только этот, латинянин, — поделилась сплетней вторая девушка. — Расскажите, что ещё про него знаете, — Роман Мстиславович, повернул лицо в сторону обоих, приготовившись слушать, чтобы понять с кем он имеет дело. Ведь явно за его освобождение теперь запросят выкуп, но не это его тревожило больше. Главное, чтобы дружина осталась цела! Глава 4 Завершив чаепитие, вызывающее священный ужас у наёмников и французов, которые не понимали этой моей традиции, в отличие от моего войска слышавшее и не такие истории обо мне, я вернулся в лагерь. Общее войско польское после сегодняшней битвы перестало существовать как факт. Кто не погиб от копий терций, тот был затоптан или заколот фланговым ударом кавалерии, которая разметала бегущие порядки воинов врага, обойдя холм с более пологой стороны, насадившая на свои длинные копья не одну сотню поляков. Когда началось избиение и рубка окончательно дрогнувших и побежавших, часть французов и наёмников, не дала отступить их обозу и предводителям, которые со своих коней сразу отправились на сучья деревьев, поскольку я сказал пощадить только тех, кто пришёл с волынским князем и то, если сдадутся сами и сложат оружие. Таких набралось от силы два десятка, остальные сложили свои головы в поле, под копьями моей пехоты. Все захваченные же ценности отвезли в лагерь для последующей делёжки, как и немногих уцелевших после учинённой мной бойни. Кивнув охране на входе в шатёр, я вошёл внутрь. Шушукавшиеся с пленным девушки мигом бросились в свой угол, где у них стояли кровати и небольшой сундук для сменной одежды и вещей. — Пришли в себя князь? — обратился я на русском в лежащему на моей кровати воину. — Что с войском? Что с моей дружиной? — спросил он, хрипловатым голосом. — С войском всё отлично, потери совсем небольшие, — сообщил я ему, имея в виду конечно свою армию, — ваша дружина, за исключением двух десятков, отправилась на небеса, как я и предупреждал при первой нашей встрече. Он скрипнул зубами. — Что с польским войском? — уточнил он. — Его нет, — я пожал плечами, — причём я очень постарался, чтобы никто не сбежал. Скрип повторился, но не так явно, как прошлый раз. — Какую сумму ты хочешь получить за меня? — князь, видимо решил, что моё гостеприимство платное. — Пока не решил, Роман Мстиславович, — я упал на кресло, и служанки бросились меня раздевать, — может быть Волынь, или Галитчина. Воин заворочался и несмотря на явную тошноту, сел на кровати, обратив на меня горящий яростью взгляд. — Не бывать этому! Никогда! — Спорим?! — мой взгляд азартно мерцнул. — Не вздумайте князь, — в палатку вошёл уставший сеньор Бароцци, к которому бросились девушки, чтобы тоже помочь снять доспехи и переодеться, — не знаю о чём речь, но спорить с сеньором Витале, неблагодарное дело. У нас в городе таких дураков всё меньше находится. — Чего это! — оскорбился я. — Да я сам, вам уже тысячу серебряных марок должен! — военачальник грустно покачал седой головой, — каждый раз пытаюсь остановиться и не получается. Он повернул лицо к князю. — В общем, лучше с ним не спорьте. Кстати на что? — Наш гость говорит, я не смогу захватить Галитчинское и Волынское княжество, — я пожал плечами, показывая служанкам собирать ужин. Те кивнув, бросились из палатки в сторону общей кухни. Я, как и все в легионе питался из общего котла, периодически выписывая плети поварам, когда что-то бывало пригорело или пересолено. Солдаты это прекрасно знали и вечно подшучивали по этому поводу над бедолагами, которые заступали на смену. На этом месте редко кто не удосуживался моего внимания, если оставался в живых конечно. Парочка поваров за время похода уже отправилась на деревья, когда их еду совершенно невозможно было есть и само собой, я не мог этого не заметить. — Сеньор Витале, остановитесь, — соотечественник горько вздохнул, — зачем ей ещё эти княжества? — Ну, я не планировал этого конечно, — задумчиво ответил я, — но чего теперь делать с князем? — Повесить, как и всех остальных? — не моргнув и глазом предложил сеньор Бароцци, — до сих пор не понимаю, чего вы с этими русскими возитесь. На мой взгляд они те же поляки. — Типун вам на язык, — возмутился я, под внимательным взглядом Романа Мстиславовича, — сеньор Пьетро. Но в одном вы правы, что с ними делать, теперь ума не приложу. Я перевёл взгляд на высокого гостя, внимательно слушающего нашу перепалку на латыни. — Обычно в таких случаях, если вам не нужен выкуп, просят прислать заложников, — посвятил он меня в высокую политику, — понимаю, что говорю во вред себе, но вы не челядь какая, думаю понимаете, почему я это делаю. Я готов прислать свою дочь, если освободите меня вместе с дружинниками, что остались в живых. — Не нужны нам тут бабы, своих хватает, — замотал я головой, кивнув в сторону выхода, — больше суеты, а толку меньше, чем с пажей. Мой военачальник скептически на меня посмотрел, но не стал это комментировать. — А и да, князь, пообещайте на время плена не сбегать и никак не вредить мне или моей армии, — повернулся я к Роману Мстиславовичу, — иначе сам понимаете, придётся ужесточить ваше пребывание у нас в гостях. Князь достал крестик из-под одежды и трижды поцеловал его, со словами. — Клянусь. — Ну, тогда вас утроит наш шатёр? Или хотите отдельное жилище? Он заверил, что привык и к более скромным условиям и не будет против составить нам компанию. Вскоре вернулись девушки, расставляя простую кухонную утварь, чтобы мы поужинали. Князь не стал воротить нос, и вместе с нами стал наворачивать простую еду, но зато с большими кусками мяса. * * * Я привычно руководил фортификационными работами, чтобы взять столицу княжества Великая Польша город Гнезно, а князь внимательно наблюдал за моими действиями. Загонять его в палатку было бы невежливо, поэтому я не стал ограничивать его передвижение, чем он пользовался, даже попросив себе коня и навестив дружину, которая обрадовалась, увидев своего князя живым. Они уже мысленно его похоронили, поскольку почти все, кто был в первом ряду удара по пехоте, погибли сразу на месте, если не от длинных копий, то от случившейся сразу после этого давки. — Ганс! — крикнул я, подзывая капитана, которому отошёл отряд, безвременно почившего Кольбера. — Да сеньор Витале, — тот тут же оказался рядом. — Вы так замечательно работаете кирками и лопатами, — я показал на параллели, которые его солдаты сейчас отрывали, — поговори со своими, может кто захочет перейти ко мне на постоянный контракт? — Сеньор Витале! — изумился тот, — вы ещё спрашиваете?! Да все зубами вцепятся в эту возможность! Все отряды наёмников весь поход с завистью смотрят на ваше войско! Ни у кого нет такого снаряжения и питания. — Ну тогда поговори с офицерами, и приходи после осады с готовым контрактом, обсудим. — Конечно! — ответил он, пришпорив коня, чтобы обрадовать свой отряд. — Куда ещё больше-то, — проворчал рядом сеньор Бароцци, — и так на выплату жалования целых двести всадников нужно, чтобы возить и охранять полковую казну. — Вы сейчас сеньор Пьетро очень похожи на моего счетовода-иудея, — хмыкнул я, смотря на возмутившегося подобным сравнением нобиля, — тот тоже при встрече всё время ноет, что на войско я спускаю больше денег, чем на все остальные свои проекты вместе взятые и такими темпами мне не хватит сбережений даже на дальнейшую жизнь. — А вы что ему отвечаете? — заинтересовался он, перестав обижаться. — Что если нужно ещё больше денег, то я их заработаю, — улыбнулся я, — но при этих словах уже сеньор Франческо начинает хвататься за сердце. В общем, всем не угодить. Сеньор Бароцци с улыбкой покачал головой, затем заметив, как к нам движется отряд французов, показал на них кивком головы. Я повернулся, чтобы увидеть хмурые лица дворян. — Граф? — я чуть склонил голову, когда старший над ними подъехал ближе, и молча протянул мне три письма. Одно было распечатано, на двух других виднелась восковые печати, с оттиском королевских лилий. — Беда сеньор Витале, — на лице графа, который доблестно добывал себе земельный надел, отчётливо проступила досада, — король отзывает нас. Сердце тревожно стукнуло в груди и я схватив письма, сначала развернул открытое, пробежав по нему глазами. Оно было обращено как раз к графу де Ареньяку, с немедленным приказом сворачивать военную кампанию и возвращаться во Францию. Настроение стремительно стало падать, поэтому я под внимательными взглядами дворян, распечатал письмо, адресованное Филиппом II Августом лично ко мне. В нём он сердечно благодарил меня за то, что я сделал для него и королевства, а особенно за воссоединение с любимой женой Ингеборгой, с которой они теперь живут в довольстве и счастье. Поэтому король просит бросить меня никому не нужную Польшу и привести ему наследника престола обратно из Венеции в Париж. Мир с Ричардом I, как я и просил, заключен, так что больше мне волноваться не о чем, можно докладывать в Рим о полном успехе своей миссии. Об Агнессе и Марии в письме не было сказано ни слова, словно их и не было никогда в его жизни. Мой взгляд потяжелел, я извинился перед дворянами и отправился читать третье письмо в свой шатёр, предварительно выгнав оттуда служанок. «Дорогой Витале», — значилось в самом начале на вкусно пахнущей травами бумаге на высокой латыни, которую якобы не знала змеюка. Встряхнув голову, поскольку запах напомнил мне её, я стал читать дальше. «Думаю ты понимаешь, что многое я не могу написать тебе в открытом виде, поэтому скажу главное. Я решила рискнуть и несмотря на твоё предупреждение, остаться во Франции, которая полюбила меня, а я её. Тем более мой супруг всё осознал и покаялся за своё прежнее невнимание ко мне, и теперь полон мужской силы, делая Франции наследника каждую божью ночь. Спасибо за всё, Ингеборга Французская». От подобных новостей в груди стал разгораться пожар гнева, и с трудом сдерживая себя, я дочитал приписки, оставленные после основного текста». «P.S. Спасибо за подсказку, рыбий пузырь и правда сотворил чудо!» «P.P.S. И да, во дворце, когда привезёшь Людовика, лучше не задерживайся, по понятным причинам, я всё ещё немножко тебя боюсь». «P.P.P.S. А лучше вообще не приезжай, пришли его с кем-нибудь другим!». «P.P.P.P.S. Не сердись пожалуйста, ну правда, зачем мне эта далёкая Польша? После тебя она наверняка разорена и пуста, да и соседи будут всё время заглядываться на пустые земли. Оно мне нужно?». «P.P.P.P.P.P. Надеюсь по количеству приписок ты понимаешь, как тяжело мне далось это решение, а новое королевство можешь оставить себе. Правда это будет совсем капельку незаконно, но уверена, ты что-нибудь придумаешь. Всё, теперь точно всё. Прощай Витале». «Тварь! Лживая, наглая тварь!», — рычание, а ни слова вырвались у меня из горла, и выхватив меч, я стал крушить всё, что попалось под руку. Досталось всему: кроватям, сундукам с мебелью и стульям. Только сломав меч обо что-то железное, я остановился с тяжёлым дыханием и бурлящими во мне гормонами, требующими выплеснуться куда-то ещё. Сокрушить, разорвать и уничтожить мерзкую гадюку, которая мало того, что нарушила данное слово, так ещё и похоже соблазнила короля, который забыл о своей жене и дочери, теперь каждую ночь развлекается в объятьях первой жены, которая видимо перестала корчить из себя недотрогу и рассказав какую-нибудь слезливую историю, дала ему впервые как нужно. От появившейся мужской силы, пасовавшей ранее перед датской Белоснежкой, у него видимо вообще сорвало крышу и былая любовь вернулась обратно, иначе как объяснить то, что произошло, когда он и словом не обмолвился в письме об Агнесс, я себе не представлял. Даже если я смирюсь со случившимся, поскольку очевидно выполнил все просьбы Папы и вернусь в домой, наплевав на разграбленную и пылающую в огне Польшу, то что делать теперь с герцогиней? Всё это было выше моего понимания. Выбросив обломок меча, я сел на порубленную крышку сундука, схватившись за голову. Держа своё слово, я рассчитывал, что она тоже сдержит своё, но теперь, когда она передумала, всё в один момент становилось проблемой: Польша, Агнесс де Мерани, Мария. Целый клубок проблем, который нужно было как-то решать. У меня появилось сиюминутное желание правда всё бросить и отправиться домой, но вспомнив, что и сколько мне пришлось уже сделать за это время, я стиснул зубы. — «С тобой змея и король без яиц, мы разберёмся позже, — решил я, поднимаясь с сундука, — будем решать проблемы по порядку. Сперва с Польшей». Из палатки я вышел с чистым взглядом, и лёгкой улыбкой, при виде которой сеньор Бароцци вздрогнул и внезапно вспомнил, что нужно срочно проверить посты. Те, кто знал меня не так хорошо, как он, наоборот подъехали ближе. — Ганс, хорошо, что ты здесь, — обратился я к капитану, и показал рукой на город, — отправь парламентёров и скажи, что если до завтрашнего утра мне не вынесут ключи от ворот, то я сравняю всё с землёй и засыплю это место известью. Наёмник вздрогнул и откланявшись, отправился выполнять приказ. — Что же касается вас, граф, — обратился я к французу, — то было приятно завести знакомство с грамотным и хорошим военачальником, но к сожалению вы прямой вассал короля и не можете ответить отказом на его письменный приказ. Поэтому нечего и думать, вам нужно возвращаться. Я велю выдать вам со своей доли добычи, ту часть, которую я вам должен был бы после захвата города. — Спасибо сеньор Витале за понимание, — склонил он голову, — а вы? Что будете делать вы сами? — Закончу то, что начал, — спокойно ответил я, пожав плечами, — завоюю Польшу, и только потом вернусь. Дворяне ошеломлённо переглянулись между собой. — Вы хотите оставить королевство теперь себе? — удивились они. — Ещё не знаю сеньоры, — я покачал головой, — так далеко я не заглядываю, жизнь покажет путь. Они, тяжело вздыхая, с сожалением, все до одного попрощались со мной лично и направились в свой угол лагеря, собирать шатры и подводы с добром, которое они захватили за это время. Глава 5 — Витале, — рядом со мной появился волынский князь, когда я в раздумьях смотрел на город. — Да князь, — у меня хоть и не было настроения с кем-либо разговаривать, но я взял себя в руки. — Мы можем поговорить? — он оглянулся по сторонам, — наедине. Пожав плечами и крикнув охрану, я отъехал вместе с ним в другую сторону от города, попросив затем подождать, пока мы разговариваем. — Я слышал, королева Франции отказалась от польского престола, — сразу перешёл он к делу. — Верно. — Также говорят, что ты продолжишь завоевание? — И это правда, — я скривился, — думаю нужно укоротить два конкретных женских языка, которые мелят всё налево и направо. Он улыбнулся. — Они хорошие, порядочные девушки, пожалуйста не нужно их обижать. — Вы что-то хотите предложить мне Роман Мстиславович? — спросил я у него напрямую, пока он мялся с продолжением разговора. — Да, ты ведь понимаешь, что если ты сядешь на престол Польши, это будет воспринято крайне негативно со всех сторон. Ты безусловно талантливый воевода и очень умный мальчик, но у тебя нет прав занимать его, если конечно не женишься на ком-то, кто обладает такими правами. Тут он сделал паузу. — Если предлагаете свою дочь, то я откажусь, — я правильно понял его намёк, и тут внезапно в голове сверкнуло озарение. — Слушайте князь, а давайте я вам её продам! — повернулся я к нему. Он сначала недоумённо на меня посмотрел. — Кого? — Польшу, — я показал рукой вокруг, — если вы так хотите этот престол, то и забирайте, за деньги разумеется. Его взгляд на мгновение стал стеклянным. — И сколько? — рискнул спросить он. — Двести пятьдесят тысяч марок серебра, — заявил я чудовищную цифру. — Витале, побойся бога, откуда столько! У меня бедное княжество! — мгновенно возмутился он. — Новое королевство, только завоёванное. Предателей нет, кому плести интриги нет, делайте что хотите! — стал я нахваливать товар, — вообще можете разделить между детьми, пусть каждый правит своей частью! А? Как вам? Он покачал головой. — Как только ты со своим войском сделаешь хоть шаг отсюда, через день здесь уже будут другие претенденты на этот трон: литовцы, померанцы, болгары, венгры, черниговцы, смоленцы и ещё десяток других желающих. Эта страна мгновенно превратится в яблоко раздора, едва тут не станет сильной руки. — Давайте послов пошлём, чтобы не приходили? — предложил я. Он усмехнулся. — Сразу видно, что ты военачальник лучше, чем дипломат. Я попытался было возразить ему, но вспомнив свои многочисленные промахи на этом поприще, особенно недавний со змеюкой, пригорюнился. Тут же, ещё одна светлая мысль, влетела мне в голову. — О, а что если мы с вами, завоюем самых наглых претендентов?! — предложил я ему, — остальные, станут вас тогда опасаться? Правый глаз князя задёргался. «Видимо ещё не отошёл от травмы головы, — подумал я». — Витале, из твоих уст это как-то слишком легко звучит, — осторожно сказал он, — поэтому я уточню. Что ты имеешь ввиду говоря «завоюем всех претендентов»? — Ну захватим для начала литовцев, потом этих померанцев, ну и остальных, о ком вы говорили. Он прочистил горло. — Я было подумал, что ты так искромётно шутишь, но судя по твоему виду, говоришь это ты абсолютно серьёзно? — Конечно, теперь, когда у меня развязаны руки и не нужно щадить жителей, чтобы королеве было кем править, война будет иди много быстрее, чем была прежде. — То есть хочешь сказать, до этого времени, ты был не слишком жесток? Я кивнул головой, заставив его изумлённо на меня посмотреть. Он думал минут пять, прежде чем ответил. — Если я соберу князей земли русской, и пообещаю им поделить эти территории между нами, ты не будешь против? Цена слишком огромная, чтобы я потянул её в одиночку. — Ну мне без разницы, — пожал я плечами, — только поскольку меня столько раз надували, половину сразу вперёд! — Это мы обсудим, — он задумчиво покачал головой, — тогда тебе придётся отпустить меня и дружину. — Да езжайте, — отмахнулся я, — где-то ещё две недели мне будет нужно на покорение Польши, потом пойду на Литву. — Хм, а почему… — он открыл было рот, но быстро его закрыл, не закончив вопрос, — впрочем не хочу этого знать. Тогда возвращаемся? Отдашь приказ об освобождении дружинников? — Поехали, — вздохнул я, направляя лошадь обратно к охране. Мысли в голове кружили самые разные, но больше всего конечно хотелось отомстить змеюке, только нужно было придумать как. * * * 1 августа 1199 года от Р.Х., Полоцк За неполные полтора месяца, я вместе со своим войском словно огненная метла прошёлся по Померании, Литве, Латвии и Эстонии, утопив всё в огне и крови. Выставляемые против меня войска сметались за один короткий бой, города, зная судьбу Польши предпочитали сдаваться, а не обороняться, их я не трогал, беря только денежный выкуп, а также всё мужское население, которое ставил в войско, усиливая собственную пехоту, одевая их во что придётся и давая лишь копья, муштруя на выполнение простейших приказов. Большего от них не требовалось, поэтому смертность там была крайне высока, но зато я берёг свои терции и не подставлял их почём зря. Плюсом этой стратегии стало то, что пруссы и датчане прислали своих послов, с заверением того, что совершенно не претендуют на захваченные мной территории, просят принять это во внимание и не нападать на суверенные, законные и дружащие со Святым престолом королевства. Священная римская империя была занята внутренними проблемами вызванными смертями Генриха VIи Констанции, хотя парочку заезжих рыцарей оттуда со своими войсками, приехавших поживиться под шумок, пришлось-таки повесить в назидание остальным. Вот так, набирая численность войска и что самое главное опыт управления разными типами войск под присмотром сеньора Бароцци, мы шли, захватывая город за городом, останавливаясь лишь в редких случаях, когда нам оказывали сопротивление. После захвата, от таких городов оставались лишь дымящиеся развалины и заваленные трупами улицы, но зато в следующих местах, жители трижды думали, что им важнее: имущество или жизнь. Забыл упомянуть, что когда я покорил Польшу и Померанию, со мной случилось небольшое событие, определившее всё дальнейшее продвижение войск, сделавшее его ещё более стремительным и быстрым. Случилось это когда мы вышли к независимому Полоцку. Городу-государству, который имел земли, сравнимые с Галицким княжеством. Парламентёры отправились на переговоры, а я уже давно перестал на них выезжать, оставаясь в лагере. — Сеньор Витале! — на взмыленном коне, ко мне прискакал один из офицеров от кавалерии. — Да сеньор Проци? — я поднял на него взгляд. — Наш дозор встретил много конных лучников! — он показал рукой направление, противоположное от города, — очень много! — Сеньора Бароцци предупредили? — Да, он уже собирает войско, просил уведомить и вас. — Хм, кто это может быть? — удивился я, давая жест, чтобы мне принесли доспехи и коня, а также помогли одеться. Готовый, я выдвинулся вместе с гонцом, в ту сторону, что он указал. Первый же взгляд на чужое войско, где коней было больше чем людей, дал мне понять, что передо мной кочевники, поскольку раскосые лица и специфическая одежда с вооружением, выдавали в них эту категорию общественного строя. Я подъехал ближе к разворачиваемому сеньором Бароцци войску, когда заметив мой личный штандарт с белым агнцем на красном фоне от чужого войска сразу отделилась небольшая группа всадников в количестве десяти человек, поднимая белый флаг на коротком копье. — Вы останьтесь, сеньор Пьетро, — попросил я военачальника и взял с собой лишь охрану в том же количестве, что и парламентёры с другой стороны. Он покачав головой, всё же повиновался без дополнительных уговоров. Съехавшись, мы недолго разглядывали друг друга, поскольку самый большой из них, спросил на ломанной латыни. — Кто есть Венецианец? Я выдвинулся на корпус лошади, показывая себя. Среди кочевников произошло оживление, все как один недоверчиво посмотрели на меня. — Ты лгун. Венецианец великий воин, — наконец заключил он, — ты ребёнок! Я, тяжело вздохнув, соскользнул с лошади, доставая меч и дагу-мечелом. — Кто-то может лишиться своего языка за это, — произнёс я, маня говорившего к себе коротким, но толстым кинжалом с зубцами. В этот век, только таким способом можно было доказать своё лидерство, и войдя в тот возраст, когда мне приходилось самостоятельно это доказывать, я подчинялся общим правилам. А как хорошо было быть раньше маленьким ребёнком! Всё можно было решить либо на словах, либо с помощью своих бойцов! Поддерживаемый криками товарищей, кочевник нехотя слез со своей низкорослой лошадки, оказавшись вровень со мной ростом. Вытащив изогнутую саблю, он мелкими шашками стал ко мне подходить, и затем, взорвался двумя выпадами, один из которых был ложный, а вторым он хотел подсечь мне ногу. Под смертельной угрозой, моментально в кровь прилетел гостинец от симбионта, да такой, что время снова стало тягучим. Зная, что это временный эффект, я выжал из него максимум. Кинув в противника дагу, я за то время пока он уклонялся, отбил его саблю в сторону и оказавшись к нему лицом к лицу, так что пахнуло вонью из его гнилого рта, грудью ударил ему в грудь, сметая его на землю. Шаг назад и я наступил на оброненную саблю, выпавшую у него из руки, а также ошеломлённые взгляды остальных кочевников, которые непонимающе смотрели на упавшего на пятую точку вождя. — Удовлетворён? — спросил я его на кыпчатском, уж больно похожи они были на половцев, которых мне описывали многие рабы, с которыми приходилось иметь дело. — Ты знаешь наш язык? — глаза воина округлились, но он без колебаний принял протянутую руку, схватившись за которую поднялся с земли, я показал ему глазами на саблю, чтобы он поднял её самостоятельно. Он понял мою осторожность и подняв оружие вернул его в ножны. Снова повернувшись ко мне. — Ты действительно Венецианец, — он качал головой, цокая языком, — наши старейшины хотят говорить с тобой. — Пусть говорят, — я пожал плечами, возвращаясь на лошадь, — здесь. Он крикнул своим сопровождающим и двое бросились обратно, стремглав нахлёстывая лошадок и пока мы ждали других переговорщиков, воин внимательно меня рассматривавший, а особенно мою конную упряжь, спросил. — Зачем тебе такое глубокое седло? Ты боишься выпасть из него? — Угу, я ведь не сын степей, кто родился в седле, — я пожал плечами, — мне можно. Он улыбнулся, принимая мои слова за нехитрую похвалу, и подтвердил. — Кыпчаки воины, не землепашцы! Затем мы замолчали, ожидая прибытия стариков, в количестве трёх человек, которые неспешно подъехали и сначала перебросились словами с ним, а затем обратились ко мне. — Мы слышали, что за тобой идёт большое войско. Сильное войско! — заговорил один из них, косясь за мою спину, где стояли колонны тяжёлой конницы с длинными копьями. — Это так уважаемый, — я выпрямил спину, — какой ваш в этом интерес? — Мы также слышали, что ты славно воюешь, — не ответил он, продолжая свой странный допрос. — Об этом, не мне судить. Его лицо даже не дрогнуло. Он погладил куцую белую бородку. — Мы можем стать союзниками, — неожиданно предложил он, — за половину добычи. — Ну, пока у меня были такие союзники, что и врагов не пожелаешь, — хмыкнул я, — если это всё, то мне неинтересен этот разговор. — В твоём войске нет конных лучников, — заговорил второй, до этого молчавший, — кыпчаки могут тебе помочь с этим. Я задумался, переведя взгляд за их спины, где только на беглый взгляд находилось до трёх тысяч всадников. Огромное войско! — Даже если бы мне и было это интересно, — я демонстративно зевнул, — то готов расстаться не больше, чем десятой частью добычи. — Эй! Это грабёж среди бела дня! — возмутился третий, — у нас много воинов, все быстрые, опытные и попадают волку в глаз на скаку! — А белке? — спросил я, на что они непонимающе переглянулись. Поняв, что шутка не прошла, я добавил. — В общем десятая часть и то, это будет щедрым подарком с моей стороны. — То есть доблестный воин не против в принципе? — первый старик прищурил хитро глаза, — вопрос только цены? Я улыбнулся. — Люблю торговаться. Они оживились и на следующие три часа завязалась ожесточённая перепалка. Они призывали в свидетели своих богов, говорили, что у меня нет ни чести, ни совести, если за услуги таких опытных воинов требую сущие гроши, а я в ответ с каменным лицом говорил, что и сам в принципе со всем справлюсь, мне никто не нужен и только из уважения к их сединам и мудрости готов уступить максимум ещё одну часть, но не более. Наконец, недовольно кивая головами они согласились на пятую часть, в обмен на то, что полностью переходят под моё командование, и подчиняются только мне и никому больше. Если на поле боя или стоянках будет своеволие, то договор аннулируется и они ничего не получат. Они были недовольны этим условием, но иначе я вообще отказывался уступать им какие-либо проценты. — Эх, вай, какой жадный юноша, — качал головой самый старый из них, пытаясь давить на то, что у меня давно отсутствовало — совесть. — Ну так, уважаемый, десятая часть и делайте, что хотите, — развёл я руками. Он переглянулся с другими и они выехали вперёд, протягивая мне руки. Я пожал каждую и кивнул в сторону лагеря. — Берите вождя и приезжайте в гости, обсудим ваши обязанности и правила поведения. Они согласно кивнули, разворачивая лошадок, обратно. Когда и мы поехали к себе, один из охранников обернувшись зачем-то назад, хрипло сказал. — Сеньор Витале, посмотрите. Я проследил за его взглядом, и замер, когда вдали запылилось поле и на нём показались всадники с запасными конями, которых было втрое больше чем то количество, что мы видели до этого. Когда мы доехали до лагеря, я оглянулся ещё раз, отчётливо понимая, что до сих пор не уточнил у старейшин один важный момент. Сколько же конкретно половцев я принял под свою руку? Глава 6 Кыпчаки, как они сами себя называли, собравшись кучкой смотрели, как чужие воины, словно презренные земляные черви вгрызались в землю, всё ближе и ближе подкапываясь к городу, защитники которого совершенно ничего не могли с этим поделать. Те, же зная о своей неуязвимости, делали своё дело, и извилистый земляной ров с каждым днём становился всё длиннее и ближе к городским стенам. — Великий Тенгри, — покачал головой один из старейшин, — всегда одно и то же. Каждый раз. Я могу даже сказать когда и где обрушится стена и мы ворвёмся в город, который падёт под нашими мечами. — Венецианец — великий воин, — согласился второй, — нам повезло, что новости о нём достигли первыми до нашей орды, а не до соседней. — Мы потеряли всего десять воинов с тех пор, как к нему присоединились, а получили уже в десять раз больше, чем при набеге на Русь. Возня с пленными, продажа их арабам, зачем это всё, если в городах храниться в сто раз больше? — Да, только до их мягкого нутра нужно ещё добраться, — проворчал первый, — а это может сделать только он. Они одновременно посмотрели на всадника впереди, который в своей привычной позе, уперев руку в переднюю луку так и непривычного для них высокого седла, подпирал ею подбородок, смотря за работой своих солдат, направляя их по одному ему понятному маршруту, туда где высились стены очередного города, решившего оказать сопротивление. В этом кыпчакам казалась какая-то магия и потустороннее вмешательство, поскольку достигнув желаемого, Венецианец ненадолго скрывался в вырытой траншее и вскоре после этого, раздавался грохот, земля вздрагивала и стены любого города оседали вниз, обнажая огромные провалы. В которые тут же врывалась пехота, добираясь до ворот, чтобы открыть их всадникам. Когда уже в город врывались степняки и наёмники, начиналась резня, продолжающая до тех пор, пока в городе мало кто оставался. Сам же Венецианец в этом участия уже не принимал, для этого у него были военачальники, он же говорил, что дальше уже скучно, чем вводил всех в ступор своей логикой. Хотя его действия и поступки обычно вообще мало кто понимал, все лишь их выполняли и после одной показательной казни кыпчаков, решивших, что они имеют право на большую добычу, чем было уговорено, подобных попыток со стороны кочевников больше не возникало. Им хватило одного чаепития с «наряжанием ёлочек», чтобы понять, что с новым предводителем шутки плохи. Когда было необходимо, он шёл до конца, не останавливаясь ни перед чем. Это страшило, но и одновременно восхищало простых детей степи, которые всегда признавали над собой только власть сильнейшего и удачливого, а воин из дальних земель им точно был. Стоило только посмотреть на обозы с ценностями, которые он раз на разом отправлял к себе на родину. * * * 13 сентября 1199 года от Р.Х., Краков Русские князья, назначили мне встречу через Романа Мстиславовича в Кракове, поскольку моё предложение встретиться в Киеве, Смоленске, Чернигове или Новгороде, они по непонятной мне причине категорически отказались рассматривать, выбрав бывшую польскую столицу. От количества прибывших дружин и разных флагов, рябило в глазах, а выступающий как посредник между нами, Роман Мстиславович суетился больше всех, чтобы разместить князей согласно их старшинству и размеру войск. Что-то такое, отчего я был весьма далёк. Я лишь с нетерпением ждал, когда мне отдадут все причитающиеся деньги и я наконец смогу уйти из этого места, с большой надеждой, никогда сюда больше не вернуться. Захват территорий, оказался скучнейшим и изматывающим делом, где на долю сражений выпадало только десять процентов всего времени, остальное тратилось на марши, осады и рытьё траншей, чтобы сберечь своё войско при штурме. Мне это было крайне неинтересно, и только упрямство и желание доделать всё до конца, получив за это большое денежное вознаграждение останавливали меня от того, чтобы всё бросить и уйти обратно, ведь даже награбленного за это время было столько, что отец в ответных письмах ехидно интересовался, долго ли ещё любимый сын будет развлекаться на чужбине, поскольку сокровищницы дворца рода были забиты все битком и ему приходилось всё новые партии ценностей хранить уже под дворцом дожа, что было крайне проблематично, поскольку приходилось выставлять для этого дополнительную охрану. И конечно же, за это время я придумал, как начну мстить королю и королеве Франции. План медленно, но верно созревал в голове и к этому моменту я чётко знал, как с ними поступлю. Военные действия с ними по понятным причинам были невозможны, так что я решил использовать современные информационные методы борьбы, но об этом им ещё только предстояло узнать, как только я доберусь до дома. * * * Огромный круглый стол, подчёркивающий равенство всех за ним сидящих, специально был собран по просьбе Романа Мстиславовича, чтобы не обидеть князей, если усадить их за обычный прямоугольный, со мной во главе. Он настоял, я не стал спорить, лично мне было всё равно где сидеть. За спиной было огромное войско, которое окружило город и княжеские дружины в пять и даже семь тысяч были на этом фоне каплей в море. Одних половцев у меня было под пятнадцать тысяч, не говоря уже о наёмниках и собственном войске. Пока я размышлял и разглядывал гостей, слово взял Роман Мстиславович и долго, но крайне подробно описывал ситуацию, а также то, что всех их здесь собрало. Вступительная речь затянулась, и я ушёл в собственные мысли, размышляя, каким путём лучше всего пойти обратно. — Венецианец! — громкий голос выдернул меня из раздумий и я поднял голову. Недовольный Роман Мстиславович, показал, что на меня смотрят все остальные. — Да? — Великий князь владимирский Всеволод Юрьевич спрашивает, — повторил он вопрос, который я не услышал, — когда ты уведёшь войско после получения оплаты. — Как только вернутся все оставленные гарнизоны, — я пожал плечами, — только я хотел бы спросить у уважаемого сообщества, кто готов выкупить у меня другие страны, кроме Польши? За столом мгновенно повисло молчание. — М-м-м, Витале, я не очень понял, твой вопрос, — Роман Мстиславович обратился ко мне, видимо выражая всеобщее недоумение. — Ну, двести пятьдесят тысяч я просил за Польшу, и первую часть этой суммы получил от вас серебром и пушниной, тут нет вопросов, но только пока вы думали и размышляли над оплатой второй части, я от скуки захватил ещё Литву, Латвию, Эстонию, Померанию и Полоцк, — я говорил, а лица князей становились всё более ошарашенными, — поэтому и спрашиваю, они кому-нибудь из вас нужны? Или я предложу их Дании, Швеции или Священной римской империи? — От скуки? — на меня перевёл взгляд князь Владимирский, которого я помнил по прозвищу Большое Гнездо. — Вы слишком долго думали, а мне нужно было чем-то заниматься в это время, — я пожал плечами. Князья стали переглядываться и кто-то попытался встать из-за стола. — Никто отсюда не уйдёт, — спокойно сказал я, пошевелив рукой и ворвавшиеся солдаты, нацелили арбалеты на присутствующих в зале охрану князей, — пока я не получу пятьсот тысяч марок серебра за все территории. Князья попытались встать и обнажить мечи, но пара арбалетных болтов, по их боярам, поваливших их на пол, быстро всех успокоили. Сеньор Бароцци вежливо и с извинениями разоружил всех в комнате и выставив охрану, встал позади меня. Атмосфера за столом стала гнетущей. Грозные и гневные взгляды в мою сторону я смело игнорировал, поскольку ни одна из их дружин не пойдёт на штурм города, ведь сейчас вокруг было полно моих войск. — Так что, дорогие князья, трясите мошной, посылайте гонцов, но никто из вас отсюда не выйдет, пока я не получу причитающееся. — Витале, ты сам пришёл на эти земли! — возмутился Роман Мстиславович, чувствующий себя больше всех оскорблённым, ведь именно он выступил инициатором этого сбора, — мы тебя не звали! И теперь ещё требуешь дань?! — За последние пару лет, меня столько раз все обманывали, что я решил сменить свою линию поведения, — признался я ему в ответ, — вместо честности и сдерживания данного мной слова, я теперь опираюсь на силу своих клинков, а их у меня пока гораздо больше, чем у вас вместе взятых. Ну и готовы ли вы, сражаться вместе, бок о бок? Зная, что в случае ослабления каждого, другой потом этим тотчас же воспользуется и захватит часть территории? Эта мысль погрузила их в задумчивость. — Что ты конкретно предлагаешь, отрок, — наконец поднял голову и произнёс Всеволод Юрьевич. — Пятьсот тысяч марок серебра и вы получаете все захваченные мной земли, я вывожу из городов гарнизоны и увожу войско домой, как только получу всю сумму деньгами ли, товарами, или ещё чем. — Это неподъёмная для нас сумма, — гневно посмотрел на меня черниговский князь. — Ну или возможен другой вариант, — я спокойно на него посмотрел, — вы и ваши дружины героически гибните здесь, под Краковом, а дальше я потрачу чуть больше времени, чтобы захватить все ваши земли, и посмотрю сам, так ли вы бедны, как сейчас говорите. Судя по спомурневшим лицам князей, такой расклад их ещё меньше устраивал. — Нам нужно это обсудить, — озвучил общее мнение Всеволод Юрьевич. Я поднялся из-за стола и развёл руки. — Да ради бога. Сколько хотите, если нужно сеньор Бароцци предоставит вам еду и вино. Только не обессудьте, из этой комнаты вы и ваши бояре не выйдете, пока что-то не решите. — А если мне нужно будет справить нужду? — возмутился новгородский князь. — Вы же воины, чего вам стесняться друг друга, — отмахнулся я от столь незначительной проблемы, — в общем пользуйтесь моим гостеприимством, сколько пожелаете. Как будете готовы дать ответ, зовите, а я пойду от скуки посмотрю, что есть ещё поблизости к границам Польши. — Король Венгрии, сеньор Витале прислал недавно послов, просил напомнить, что мы братья по вере и негоже возводить между двумя христианами вражду, — с ухмылкой сказал мой соотечественник на латыни, которую здесь некоторые знали, и могли перевести другим. — Надеюсь вы отправили ответ, что тогда непонятно, почему он поддерживает восстания Задара против Венеции? — Всё, как вы и просили, — хмыкнул военачальник. — Посмотрим, что он ответит, — улыбнулся я в ответ, и вышел из комнаты. * * * 24 ноября 1199 года от Р.Х., Краков Почти два месяца потребовалось князьям, на сбор нужного количества товаров и денег, чтобы уложиться в заявленную мной сумму. Главным поводом к тому, что они согласились, послужило то, что на третий день их сидения в запертой комнате, дружины захотели есть, как впрочем и их кони, так что после того как я предложил всем покупать эту еду у меня, за деньги естественно, переговорный процесс резко ускорился. Когда земли были поделены между ними, доли выплат от каждого князя мной согласованы, мы подписали большой Краковский пакт о мире, как я пафосно его назвал и во все стороны русской земли направились гонцы, вместе с частью дружин, чтобы не проедали деньги зазря, и послужили к тому же охраной на обратном пути товарам и деньгам. Наконец, после длительного ожидания, я стал получать причитающееся мне по пакту ценности и стал выпускать из города тех, кто расплатился полностью, провожая как гостеприимный хозяин, прямо до ворот города, правда в сопровождении небольшой армии, чтобы чего-нибудь, злые на меня князья, не учудили по дороге. С каждой новой неделей замок всё больше пустел, и последним, из-за самой большой отошедшей к нему земли, и следовательно выкупа, со мной простился князь Владимирский. Роман Мстиславович, поспешил одним из первых меня покинуть, опасаясь мести со стороны других князей, и я его в этом не мог винить. — Не скажу, что был рад нашему знакомству, — он, остановился за воротами, и повернулся ко мне, — но польза от этой встречи всё же явно была. — Надеюсь, этот урок пойдёт Руси на пользу, — спокойно ответил я, — иначе если и дальше продолжите ссориться друг с другом за клочки земли, то довольно скоро познакомитесь с одним моим другом, встречу с которым многие из вас не переживут князь. Всеволод Юрьевич замер, его лицо стало серьёзным. — Что за друг? — осторожно спросил он. — Если повстречаетесь с Субэдэем, передавайте привет от меня, — не стал отвечать я, тронув пятками бока лошади, чтобы развернуться и поехать обратно в город. Обеспокоенный князь ещё минуту смотрел на меня, прежде чем дать приказ боярам и дружине ехать дальше. Вместе с ним уезжали и две мои служанки, оказавшиеся девицами каких-то двух знатных польских родов, за которых Владимировской князь тоже отвалил мне денег, поскольку хотел использовать их в каких-то своих дальнейших интригах, особенно когда узнал, что я за всё это время так и не покусился на их девственность. Я с лёгкостью с ними расстался. С девушками в смысле, а не с деньгами. * * * 1 марта 1200 года от Р.Х., граница Венгии и Волынско-Галицко-Мязовского княжества — Эльбек-бей, ваша доля, — я показал подаренной кыпчаками плёткой на три телеги, полные товаром, себе я старался брать только то, что легко было увезти, чтобы обоз не растянулся на километры, всем остальным же раздавал более тяжёлые вещи, полученные от князей. — Эх, господин Витале, — старый половец огорчённо качал головой, даже не смотря в сторону богатств, — как жаль, что вы уезжаете, сколько ещё славных дел мы могли с вами совершить. — Что поделать, меня ждут дела дома, — я протянул ему руку, и он её крепко пожал, — удачи Эльбек-бей. — Она нам точно понадобится, — согласился он, — боги не всегда дают только хорошее. Я чуть наклонил голову прощаясь и отъехал к охране, присоединяясь к офицерам и сеньору Бароцци. — Все гарнизоны и наместники, кроме французских дворян, присоединились к нам сеньор Витале, — доложил он, — они все привезли письма, что передали подконтрольные города князьям, которые перешли к ним по Краковскому пакту, так что здесь нас больше ничего не держит. — Отлично, тогда общий приказ, мы выступаем домой, ну и тройная премия всем по возвращении, для поднятия духа, — приказал я, вызывая улыбки радости на лицах офицеров, а затем и более громкие крики, когда новость довели до войска. — Слава Венецианцу! Слава! — мы проезжали вдоль войск и отовсюду я слышал радостные крики. «Да, ещё бы научиться с королями интриги плести», — я даже и близко не возгордился таким проявлением уважения, польку на душе тяжким камнем лежало незаконченное дело с Ингеборгой, и встречей в Венеции с Агнесс, которой непонятно что было говорить. Поэтому натянув на лицо улыбку, я махал рукой воинам, но мыслями был уже совершенно в другом месте отсюда. Глава 7 15 апреля 1200 года от Р.Х., Венеция Когда мы находились в двухдневном переходе от города, прискакал гонец от отца, передавший послание, в котором тот просил меня подождать неделю, чтобы город смог организовать достойную встречу героев. Причём очень настоятельно попросил, добавив, что деньги из бюджета города выделены под это большие и будет крайне некрасиво с моей стороны явиться раньше времени. Пришлось его послушаться, показав письмо сеньору Бароцци. Он пожав плечами, сказал, что дать отдых войску будет неплохим решением, тем более мы на своей земле и опасаться нападения не стоит, можно и отдохнуть. Если бы я знал, что приготовил отец, я бы никогда на это не согласился. Поскольку Венеция встречала нас словно национальных героев. Лепестки роз, чепчики в воздух, всенародные ликования и гуляния, разумеется с бесплатной едой и выпивкой, которую оплатил город. Причём Венеция гуляла три дня чествуя героев, которые даже не думали получить столько внимания к своему дальнему походу. Больше всего «пострадали» мы с сеньором Бароцци», поскольку были военачальниками. Как я не пытался извернуться и увильнуть от пересказа военной кампании, отец был всё время начеку, ловя меня каждый раз, когда я хотел по тихой сбежать от посиделок с уважаемыми людьми города и не только. Поскольку на торжественном приёме во дворце дожа присутствовали послы других государств и даже представитель Папы, который старательно записывал каждое произнесённое мной слово. Особое недоверие к нашим рассказам возникло, когда мы говорили о сроках, которые понадобились, чтобы захватить огромную часть территорий. По сути шести королевств, если говорить их на европейский манер. Поверить в это многие категорически отказывались, но я не сильно и старался их убедить, как впрочем и не говорил о способах, которые позволили нам это совершить. Так что большинство послов решили, что я сильно привираю, и только брови отца с каждым сказанным словом всё больше хмурились, особенно сильно это произошло, когда сеньор Бароцци в восторженных словах рассказал, что последним элегантным штрихом этой компании было то, что сеньор Витале взял в заложники местных князей и заставил их оплатить всю проведённую нами военную операцию. Глаза послов, стали походить на блюдца, и тут же посыпались вопросы о размере выплаченного мне выкупа за все захваченные земли. Прозвучавшая сумма в пятьсот тысяч серебряных марок ужаснула их, заставив поглядывать в мою сторону с вожделением в глазах. Послышались предложения рассмотреть возможность женитьбы на девушках знатных родов их государств, на что пришлось их расстроить, напомнив, что я уже помолвлен с дочерью-бастардом короля Франции. Хоть и став по факту незаконно рождённой, Мария не переставала быть дочерью короля, зачатой совестно с герцогиней, так что все их предложения просто меркли перед её родословной, что было мне на руку. Поняв это, послы переключились на отца, предлагая обсудить совместные проекты, куда Венеция смогла бы вложить деньги, это позволило ему немного ослабить контроль, чем я тут же воспользовался и слинял из зала, наконец выбравшись на улицу. Сеньор Бароцци был менее расторопным и его перехватили какие-то дворяне и он с тоской посмотрел на то, как я убегаю прочь. * * * Дома меня ждал приём более скромный, все знали мою нелюбовь к торжествам, но вся родня, собралась за столом, не дожидаясь главу дома, поскольку он передал графине точно не ждать его сегодня. Даже те, кто попал к нам из других домов, слушали мой рассказ открыв рты. Мама очень попросила меня об этом, так что пришлось и здесь потратить время на совместный ужин и затянувшийся до ночи пересказ с кратким описанием происходивших событий. Когда наконец я закончил, отовсюду раздалось рукоплескание и восторженные перешёптывания, и тут мой взгляд остановился на герцогине, которая выглядела мягко говоря неважно. Показав на неё глазами маме, в ответ та лишь тяжело вздохнула и развела руками. Пришлось мне кланяясь, направиться к ней, и подхватив под локоть, увести Агнесс в свою комнату. Оказавшись там, она бросилась ко мне на грудь и разрыдалась. — Так, Агнесс, — я гладил её по голове, — вы тоже получили письмо? Она лишь кивнула, не перестав рыдать. — Ещё не всё кончено, я этим займусь, — заверил её я, — вы ведь понимаете, что Филипп обманул не только вас, но и меня? Снова кивок. — Поэтому просто наберитесь сил, и ещё немного подождите, у меня есть план, как их рассорить. Она отняла красное, заплаканное лицо от моей груди и с надеждой посмотрела в глаза. — Правда? Но надеюсь он не пострадает? — Физически конечно нет, — твёрдо заверил я её, на что женщина упала на пол, встав передо мной на колени, и схватившись за руку, стала её целовать. — Так ваше сиятельство, прекратите! — я сам опустился на пол, чтобы она не унижалась, — это и мой просчёт тоже, что не предусмотрел влияния этой ведьмы на короля. Не плачьте, мы вместе пройдём через это испытание. Я отправлю Людовика в Париж, вы же с Марией продолжите гостить здесь у меня, я не хочу, чтобы она вас могла достать во Франции, если вы захотите вернуться к родным. Вам ведь здесь нравится? Никто не высказывает неуважения? Она с испугом закачала головой. — Господи, нет конечно! Ваша матушка просто образец гостеприимства! — Вот и отлично, тогда перестаньте плакать, это плохо отразится на малышке, она же чувствует ваше состояние. Если хотите, я поговорю с епископом, чтобы пришёл вас поддержать. — Нет спасибо, — она покачала головой, — ваши слова Витале уже облегчение для моей терзающейся души. Филипп написал лишь, что решил воссоединиться со своей настоящей супругой и просит не показываться ему больше на глаза. — Давайте с вами поспорим, — я взял её руки в свои, — что он лично приедет за вами, когда эта ситуация разрешится? — Вы так уверены? — герцогиня подняла на меня красные от слёз глаза. — Дорогая, не вздумайте с ним ни о чём спорить! — в дверь вошла мама, которая услышала только слово «спор». — Графиня? — Агнесс перевела на неё удивлённый взгляд, — почему? Мама опустилась к нам и положила свои руки на наши. — Он всегда выигрывает, поэтому с ним спорить не стоит. — Тогда я согласна! — вскрикнула от радости Агнесс. — Да, Витале! Давайте поспорим с вами, что Филипп приедет за мной лично! Недоумевающая графиня разбила наш спор, и Агнесс, поблагодарив меня, с сияющими глазами от радости, побежала к дочери и пасынку. — Что ты наобещал бедняжке? — тихо спросила меня Контесса. — Приструнить одну змею и надавать другому кобелю по яйцам, чтобы думал головой, а не тем, что ниже пояса, — я задумчиво посмотрел вслед ушедшей. — Витале! — она дала лёгкий подзатыльник, — ну что за выражения при маме! — Простите графиня, — хмыкнул я, — но мне простительно, я почти год провёл в обществе солдат. Она покачала головой. — Если бы ты знал, что происходило здесь всё это время. Люди ждали каждый твой караван, чтобы узнать новости. Ты взбаламутил такое болото, что не приведи господь. Европа стоит на ушах из-за твоих выходок. Отец не успевает принимать послов отовсюду с просьбами прояснить, чем это ты занимаешься вдали от дома. Святейший отец тебе ещё ничего не писал? — Писал, как же, — я пожал плечами, — благодарил за выполненные поручения и пополнение подчинённых Риму епархий Польши, правда недоумевал, что я так долго там делаю, но это уже так, без огонька, упомянуто было вскользь. — Думаю, ему ещё не дали весь расклад происходящего, — нахмурилась она, — так что держись. — А чего там с послами? — полюбопытствовал я. — Спросишь лучше сам у Энрико, мне он скользь упоминал пару раз, что от тебя одна головная боль, — улыбнулась она, взлохматив мне волосы, — уж очень ты кипучую деятельность там развернул. — Да, скукота, — отмахнулся я, — завтра пойду на верфи, посмотрю как там мой кораблик поживает. — Кстати, стены собора возводятся с такой потрясающей скоростью, — она подтянулась и поцеловала меня в две щеки, — что моё сердце не нарадуется этому, хотя завистники кругом говорят, что они обрушатся, если так быстро их строить. — Кто конкретно? Надо с ними обязательно об этом поспорить, — хмыкнул я, вызвав у неё смех. Я поднялся на ноги, и поднял маму. — Ого! Какой ты стал сильный! — изумилась она, оперившись на мою руку, — так быстро оправился от травм, а ведь недавно казалось, что даже не сможешь больше ходить. — Всё благодаря молитвам матушка! — заверил её я, заставив перекреститься и вознести молитву господу. «Ну и каждодневным выматывающим тренировкам конечно, — дополнил я про себя». — Ладно, заболтала я тебя, — она пошла к двери, — завтра с утра тебя наверняка будет не застать, поэтому ложись спать раньше. — Хорошо, — я поцеловал её в щёку на прощание, пожелав спокойной ночи. — Сеньор Витале! — следом за уходом мамы в комнату ворвался метеор, опустившийся на колени передо мной, прикоснувшись щекой к руке. — Роксана, — улыбнулся я служанке, — помой меня, приготовь чистое и я лягу сегодня пораньше. — Я так рада вас видеть! — она подняла на меня сияющий взгляд, — каждый вечер молила бога, чтобы с вами ничего плохого не случилось. — Наверно это и сработало, — хмыкнул я. Когда принесли большое деревянное корыто, и девушка стала обмывать меня, тря жёсткой мочалкой, сделанной из плетёной пеньки, я стал замечать, что она старательно отводит взгляд, от моего паха, хотя раньше это никогда её не смущало. — Что произошло? — обратился я напрямик. — Вы о чём сеньор Витале?! — девушка вздрогнула и напряглась, ещё больше уверив меня в правильности выдвинутого предположения. — Так, давай сократим путь между твоим враньём, получением за это плетей когда я всё равно разузнаю в чём дело, и ты просто мне расскажешь, чего ты вдруг стала так реагировать на мужской орган. И это всё, напомни мне, после скольких лет рабства у арабов? Роксана покраснела, начиная от ушей, заканчивая шеей. — Мне предложили выйти замуж, — прошептала она, — я хотела сказать вам об этом позже, поскольку вы только сегодня вернулись. — О? Кто же счастливец? — удивился я, отгоняя её от себя, и забирая мочалку, натирая тело мылом, которое варили для меня лично. — Сын сапожника, недалеко от улицы, где заканчивается дворец вашей семьи. — Да? Симпатичный? — продолжал смущать я её, — видела уже его голым?! — Сеньор Витале!! — она схватилась за щёки, которые уже полыхали пунцовым цветом, — как можно о таком спрашивать девушку?! — Ты передумала возвращаться? — я облился самостоятельно водой, и протянув руку, получил в неё большое полотенце. — Если вы позволите, я бы хотела остаться и выйти замуж, я люблю Маттео, — тихо призналась она. — На свадьбу даже не вздумай звать, не приду, — сразу открестился я от подобной чести, — открой вон тот ящик в столе. Девушка сняла со своей шеи ключ, и открыла ящик, вытащив оттуда по моей указке небольшую шкатулку. — Да, а теперь вон тот верхний, где у меня деньги хранятся, ну сама знаешь. Она послушно открыла его, и отсчитала оттуда сто золотых матапанов, как я и сказал. — Ну вот, это твоё приданое от меня, забирай и завтра получишь расчёт, — остановил я её, когда она хотела передать деньги мне. Слёзы брызнули у неё из глаз, она едва не уронила деньги на пол. — Чего ревёшь дурёха?! — я оделся в чистое, и подошёл к столу, но увидев, что он целиком завален письмами, передумал и отправился на кровать. — Не думала, что будет так больно с вами расставаться! — сквозь слёзы наконец ответила она. — Так, ты теперь будешь порядочной девушкой среднего сословия, так что нечего на чужих голых мужиков заглядываться, — помахал я ей рукой, чтобы вышла из комнаты, забрав деньги и шкатулку с двумя кольцами и серьгами, а свой комплект ключей наоборот оставила на столе, — так что брысь отсюда! Она заревев, загасила свечи и закрыла за собой дверь. «Хватит с меня плачущих баб, — я закрыл глаза, — нужно быстрее достроить корабль и плыть в Америку». Едва сон стал находить на меня, как внезапно я ощутил такой давно забытый запах пластика, что симбионт в голове моментально сработал, выплеснув гормонов, мгновенно заставивших меня проснуться и под одеялом сомкнуть браслеты, которые одели меня в защитную плёнку. Свет от окна на мгновение заслонила чья-то тень, и я чуть подсматривая сквозь приоткрытые глаза увидел, как на меня наставляют такой знакомый парализующий станер. Лёгкий щелчок от сработавшего механизма и невидимый луч парализатора бессильно растёкся по моей защите. — Роберт, что ты там возишься, давай быстрее! — тут же раздался шёпот позади стоявшего рядом с моей кроватью, и он на мгновение отвлёкся. С лежачего положения я мгновенно перекатился набок, ногой ударяя ему в горло, но сработавшая защита заставила меня зашипеть от боли, поскольку нога словно ударилась о металлический столб. Но зато этой секунды растерянности врага хватило, чтобы прямо в руке ночного гостя, одетого в знакомую мне форму оперативников будущего я повернул станер против него и наведя дуло на лицо, нажал его же пальцем на спусковой механизм. Раздавшийся щелчок и тело в мои руках мгновенно обмякло. — Роберт! Что за шум? — от открытого портала появилась женская фигура, и я прижимая тело мужчины к себе, с трудом развернул его к ней. — Иди сюда! Смотри, что я нашёл, — едва слышно прошептал я, на нынешнем английском. — Что там? Можешь говорить громче? — девушка сделала от портала два шага в мою сторону и тут же упала, когда луч парализатора попал ей в лицо. «Хм, пожалуй здесь будет слишком шумно их допрашивать, — понял я, посматривая в сторону открытого портала». Освободив гостей от защиты, я разжился ножным комплектом защиты, браслеты которых идеально защёлкнулись на ногах, и ещё одним про запас, который я снял с девушки. Также они лишились хрономаховиков, одежды с нижним бельём, и отдельным удовольствием было перетаскивание двух тел через портал, оказавшись с ними в допросной. Захватив с собой шёлковые простыни и кинжал, я разрезал ткань и крепко связал их по рукам и ногам, так что если они пошевелятся, импровизированная верёвка будет врезаться им в горло. Спасибо половцам за такую полезную науку! Зайдя в соседнюю комнату, я убедился, что там никого нет и оставив дверь открытой, я направил на парочку станер, перевёл его в режим снятия парализации и выстрелил приводящим в чувство лучом в лежащую на полу парочку. Он подействовал мгновенно и те зашевелились, сначала не понимая, почему не могут подняться, затем когда верёвка придушила их, они снова замерли. — Кто вы демоны?! — я решил не отходить от своего образа, пока не разберусь что тут происходит. Поэтому взял кинжал в одну руку, и станер за дуло в другую, делая вид, что направляю его рукоять в сторону лежащих на полу. — Роберт, он похоже случайно выстрелил или защита не сработала, — тихо сказала девушка, обращаясь к мужчине на современном английском, — мы можем его уговорить развязать нас. — О чём вы там шепчетесь демоны?! — деланно разозлился я, подойдя и пнув обоих. — Лана молчи, я сам попробую с ним поговорить, иначе он может нас убить, если действительно принимает за демонов из своей религии, — сказал он. — Подожди, не бей нас, мы пришли с миром, — проговорил он, тщательно выговаривая слова на неплохом винето. — Вы демоны! Куда я попал? Верните меня назад! — я запрыгал и потыкал ему перед глазами кинжалом, изображая из себя аборигена тех лет. Актёр из меня всегда был никакой, но эти почему-то мне верили. — Если развяжешь нас, мы всё объясним и расскажем, мы посланники ангелов, а не демонов, — произнёс мужчина. — Ко мне уже приходит посланник ангелов, она предупреждала, что могут появиться другие! Демоны! — огорошил я их новостью. — Роберт, кто-то из путешественников может его использовать втёмную, — тихо сказала девушка своему напарнику, — спроси её имя, если он говорит о девушке. — А как зовут её? Твоего советника? — и правда он спросил следом уже у меня. — Наташа Ростова, — жутко коверкая слова на русском ответил я, — она предупреждала, чтобы я не верил другим посланцам ангелов! Выпустите меня отсюда, или я убью вас! — Как мы можем это сделать? Если мы связаны? — задал он резонный вопрос, — если ты освободишь нас, то мы вернём тебя обратно. — Роберт! — ахнула девушка, когда я разрезал на ней путы, и она со стоном стала восстанавливать в руках и ногах кровообращение, и только потом обнаружила пропажу не только одежды, — наши браслеты и маховики пропали! — Пока мы были без сознания, этот посланец Наташа приходила? — поинтересовался мужчина у меня. Я закивал головой, следя за девушкой, сидящей на полу, тыкая в неё рукояткой станера. — Сняла с вас вот эти браслеты, — я показал на свои, одетые на руках и ногах, — одела их на меня, сказав, что это защита ангелов и потом ушла в ту комнату. Оперативники обеспокоенно переглянулись. — А что она вообще тебе рассказывает? — девушка, показывая мне безоружные руки, поднялась с пола. — Всё! — я возбуждённо закрутил руками, пуская слюну, — как добывать металлы, как строить большие корабли! — Роберт, похоже он и правда просто умный абориген, — она подошла к своему напарнику, — давай вернём его обратно, а сами займёмся поисками этой самой Наташи? — Погоди, нужно ещё уточнить кое-что. — Витале Дандоло, — обратился он ко мне, — а когда посланец ангелов стал с тобой разговаривать? — С самого детства, она красивая, — я покивал головой, — мне она нравится. — А что она просит взамен? За свои советы? — Просто драгоценные камни, — я пожал плечами, — алмазы, изумруды, рубины. — Роберт! — едва не зашипела девушка, — всё же понятно! — Похоже да, — согласился он, кивая. — Витале, если я пообещаю вернуть тебя обратно, ты не нападёшь на нас? — спросил он, обращаясь ко мне. — Поклянитесь в этом оба, своей бессмертной душой! — потребовал я, тряся станером. — Эм, мы не знаем, как это сделать, если подскажешь, то конечно, — смутился мужчина. Пришлось для них повторить и они тут же неловко перекрестившись, дали клятву. Я кинул девушке кинжал, и показал освободить от пут напарника, что она тут же и сделала. — Мне нужно уйти вон в ту комнату, но я скоро вернусь, — произнёс мужчина, показывая на переговорную, — девушка останется здесь, ты ведь не причинишь её вред? — Если не вернёшься, она умрёт! — я показательно потыкал в неё рукояткой парализующего оружия. На лице девушке показалась на мгновение снисходительная улыбка, которая тут же пропала. Она вернула мне кинжал и села на пол. Через десяток минут вернулся и Роберт, выставив, на видимо резервном хрономаховике время, он открыл портал рядом со мной. — Девушка идёт со мной! — категорично заявил я, — вдруг вы меня в море захотите выкинуть. — Лана, иди с ним, только не делай резких движений, — попросил мужчина. Девушка поджав губы, и прижавшись ко мне обнажённым телом, протиснулась вместе в портал. Я оглянувшись по сторонам, убедился, что нахожусь в своей комнате, на всякий случай заглянул ещё в стол, с облегчением увидев, что он и правда мой. Все письма, запасы драгоценностей и наличности в нём имелись. — Верни нам пожалуйста то, что у тебя в руке, — попросил оперативник, когда я отпустил девушку. Я нехотя, кинул станер ей, и она сразу же бросилась в портал, который мгновенно за ней схлопнулся. «Удачи вам писать объяснительные о потере хрономаховиков и защиты», — я достал два маленьких прибора и спрятал их в тайную полку стола, вместе со вторым комплектом браслетов. Желание воспользоваться маховиками, чтобы попасть в будущее и оттуда что-то взять, как возникло, так и тут же пропало. Это были не взломанные модели, так что их активацию Хронопатруль тут же обнаружит, а мне это было совершенно не нужно, поэтому я оставил их только на крайний случай, надеясь, что Наташу не оставят в покое, после этого происшествия. Хотя конечно, знаю бюрократию Хронопатруля, всё будет происходить крайне медленно. Пока они напишут докладные, пока их передадут Старейшинам, пока те запросят Старейшин из других времён, в общем всё это я проходил не раз и не два. В лучшем случае через год, её вызовут на допрос в патруль столетия, которое контролирует Средневековье, давая мне времени на продолжение своей весьма успешной жизни в прошлом. Глава 8 Утром, проснувшись и отказавшись от услуг Роксаны, которая из-за этого снова отправилась рыдать, я умылся, оделся самостоятельно и спустившись вниз, наткнулся на дядю Андреа с супругой и ребёнком. — Доброе утро, — буркнул я, падая напротив них. Дядя перестав сюсюкать с ребёнком поздоровался, а вот Анна, лишь склонила голову, стараясь не поднимать на меня взгляд. «Странно, до беременности она была более вежливая, — удивился я, но не стал придавать этому большого значения». Подозвав управляющего, пока слуги приносили мне еду, я попросил его дать сегодня расчёт Роксане ввиду её замужества, сказав, что шкатулка и деньги с которыми она выйдет, отданы мной в качестве свадебного подарка. Низко поклонившись, он заверил, что всё сделает. — Остаётесь без служанки сеньор Витале? — неожиданно обратилась ко мне Анна, услышав наш разговор. Я от удивления, даже выронил на чашку бутерброд. — Да, девушка решила выйти замуж, не держать же её при себе. — Вы спасли её, могли ведь приказать остаться, — она впервые осмелилась поднять на меня взгляд, в котором и намёка на смирение больше не было, — как и в моём случае. Моё лицо мгновенно окаменело. — Анна, в том, что с тобой случилось, только твоя вина и ничья более, и если в твоей голове до сих пор значится мой образ, как своего главного врага, значит ты вынуждаешь меня пересмотреть мою позицию в отношении тебя. — Витале! — тут же обеспокоился повысившимся градусом общения за столом дядя, — не нужно угроз, Анна прекрасно понимает это! Правда дорогая? На мужа, бывшая Бадоэр посмотрела более спокойно, и положила руку на его ладонь, успокаивая. — Заметь дядя, она ничего не ответила! — у меня испортилось настроение, поэтому я сорвал с шеи салфетку и оставив недоеденный завтрак направился к главе охраны дворца. Заведя его в пустую комнату, я попросил закрыть за нами дверь. Он обеспокоенно покосился на мою охрану, но выполнил приказ. — Сеньор Лоренцо, — я посмотрел ему в глаза, — что происходит во дворце? — Эм-м-м, — промычал родственник, — сеньор Витале, а вы можете конкретизировать свой вопрос? Во дворце много что происходит. — Как поживают принятые в наш род? Всем ли довольны? Были ли какие-то эксцессы с ними? — Малыши давно адаптировались, как впрочем и девушки, ведь к ним относятся ровно так, как и ко всем остальным, — он нахмурился, — у вас есть какие-то конкретные факты? Поскольку я таковых не знаю. Мне пришлось выложить ему сегодняшнее странное поведение Анны за завтраком. Его лицо тут же прояснилось. — Здесь, я могу вам дать ответ сеньор Витале, — улыбнулся он, — в город стали возвращаться те, кто его покинул до Варфоломеевской ночи, поскольку у них либо кончились деньги, либо они думают, что вы всё забыли. Таких мы совместно с городской стражей вашего отца отслеживаем и отвозим в лес, за город, где согласно вашему старому приказу, вешаем. — Это безусловно хорошо, но как это относится к поведению Анны? — Во время одной из своих прогулок сеньора Анна встретила проститутку, предлагающую свои услуги мужчинам, — он сделал паузу, — молодая девушка, но весьма побитая жизнью на вид. — Ага, — мне самому стало интересно, — судя по тому, как вы меня сейчас интригуете, я её знаю? — Причём весьма хорошо — это Елена Контарини, которая живёт сейчас под именем Маргарита Боре, вместе со своим дядей, который и заставляет её заниматься проституцией, чтобы прокормить их обоих. — Надеюсь дядю вы повесили? — хмыкнул я, понимая непростую ситуацию. — В тот же день сеньор Витале, как только опознали их, — чуть наклонил он голову, — вот только Елену, узнав, что ей грозит, спрятала сеньора Анна, и мы пока не знаем, где она скрывается. Судя по тому, что её больше не видят на прежнем месте работы, сеньора Анна ещё и оплачивает её счета. Так что думаю с этим как раз и связан тот факт, что она была с вами за столом недостаточно учтива. — Хм-м-м, — задумался я, ситуация и правда была не простой, — идёмте за мной сеньор Лоренцо. Он облегчённо вздохнул, когда мы вышли из комнаты и направились ко мне. Я достал ключ, отпёр основной отсек с наличностью и взял оттуда два полных мешочка золотых, вложив их в его руки, так что его глаза расширились под их тяжестью. — Все, кто участвует в этих поимках наших врагов — наградить, — произнёс я, доставая из другого отделения кинжал усыпанный драгоценностями. — А это вам, за правильную работу, — вручил я его ему. Он не стал конечно же отказываться, просто взял, склонив голову. — Благодарю вас от своего имени, и от имени моих ребят сеньор Витале, хотя ваш отец и так оплачивает эту работу. — Ничего, главное, чтобы она продолжалась, — заверил я его, — и с Еленой ничего не делайте, если найдёте, просто скажите мне, где она сейчас живёт. — Конечно, сеньор Витале, — склонился родственник из младшей ветви нашего рода. — Тогда ещё раз спасибо за работу, я отбываю, попросите слуг подготовить мне верхнюю одежду и лодку. Он молча поклонился и вышел. * * * Своего компаньона я застал в одиночестве за завтраком, вот только наличие на столе второго комплекта тарелок и приборов заставили мой мозг сработать, сопоставив недавно рассказанные мне факты, а также то, что Франческо не мог знать, что я приду сегодня к нему. Упав на место напротив, я вместо приветствия сказал ему. — Зовите её сеньор Франческо. Не будем оставлять девушку голодной. Он притворно возмутился, но под моим взглядом тяжело вздохнул. — Я сразу сказал дочери, что это плохая идея, прятать её в нашем доме. Елена! Дверь позади него открылась и оттуда вышла в одном из платьев Анны, судя по тому, что его даже не успели подогнать под её фигуру, худая и бледная, словно сама смерть, дочка ныне покойного главы рода Контарини. — Садись, продолжим завтрак, Витале не тронет тебя в моём доме, — заверил он её, покосившись при этом на меня. Я развёл руками. — Хотя очень этого хочет, — дополнил я его слова. Девушка села на место и в зале появились слуги, которые принесли приборы ещё и мне, а также стали накладывать во все тарелки. Елена, боясь поднять взгляд, не притронулась ни к чему. — Ешь! — в моём тоне появились стальные нотки и она безропотно взяла в руки ложку с ножом, отщипнув какое-то мясо. Глава дома это никак не прокомментировал. Она ела, а я рассматривал профиль, который так хорошо знал, видя его на своём корабле каждый день. — Я приказал не трогать её, пока сам не решу, что делать, — наконец я отвернулся от завтракающей Елены, переведя взгляд на главу дома, — сеньор Франческо, поговорите пожалуйста с дочерью, сегодня за столом она весьма недружелюбно себя повела с человеком, благодаря которому её жизнь не превратилась в … Я не мог подобрать слов, которые бы не обидели девушку, поэтому просто показал рукой на соседку напротив, на глазах Елены, несмотря на это, мгновенно показались слёзы. Что-то их так много стало в моей жизни последнее время, что я перестал на них реагировать так остро, как это было раньше. — Конечно Витале, — очень серьёзно ответил он, — обязательно это сделаю. — Елена, собери вещи, поедешь со мной, — приказал я, — будешь жить пока в крыле дяди Андреа и Анны, если она так заботится о тебе. Девушка вздрогнула и посмотрела на Франческо, который кивнул головой. — Если Витале говорит, то так и будет дорогая, не волнуйся. Теперь ты под его защитой. Елена поднялась, поблагодарила нас за компанию и попросила разрешения пойти собираться, получив его от главы этого дома. Когда она вышла и оставила нас одних, он спросил. — И зачем? У меня вполне большой дом, чтобы принимать здесь дочь моего бывшего друга. — Проститутка, живущая на постоянной основе у главы дома Бадоэр? — я изогнул бровь. Он тяжело вздохнул. — Ты конечно прав. Бедная девочка, столько вытерпела за свою жизнь. Первая любовь, предательство, жизнь в нищете в чужом городе, панель, потом ещё и насилие от родного человека, который должен был её защищать. — Чем больше узнаю об этой семье сеньор Франческо, тем больше радуюсь, что стёр её с лица города, — честно признался я. На что он лишь неодобрительно покачал головой, но ничего не стал говорить. — Ладно, оставим Контарини в покое, как там дела с моим кораблём? — сменил я тему. — Более чем отлично Витале, — сразу воодушевился он, — надеюсь дашь мне доесть? Прежде чем мы поедим в Арсенал. — Конечно, тем более что нам нужно обсудить, куда девать тонну пушнины, пока её моль не погрызла у меня в подвалах, — согласился я. — О боже! Опять? — он на минуту убрал ложку из рук и молитвенно сложил ладони, — надеюсь список всего тобой награбленного готов? Я достал и протянул ему свёрнутый листок, пробежавшись глазами по которому он простонал. — Ты не мог взять просто деньгами? — Не было у них больше ничего, последнее отнял, — проворчал я, — не задаром же было отдавать земли. — Вези всё на наши склады, придётся ещё достраивать, — вздохнул он, — с тобой у меня появилась проблема, о которой я раньше никогда и не думал Витале. — Поделитесь, — заинтересовался я. — Мне некуда девать деньги, — ещё грустнее вздохнул он, — Анне ничего не нужно, её муж зарабатывает, работая на тебя столько, что не успевают тратить. Все родственники давно и так живут за мой счёт. Мне одному много не надо, вот и получается, что деньги просто лежат в подвале, что бесконечно меня печалит. — Так сеньор Франческо, заведите себе жену, — напомнил я о нашем давнишнем разговоре, — и эта проблема сама собой исчезнет. — Где я найду в Венеции равную себе по статусу, да ещё и разведённую женщину? — пожаловался он. В моей голове только что молния не сверкнула и не грянул гром от его слов. — А как вы относитесь к герцогиням, сеньор Франческо, которые недавно были королевами? Его лицо вытянулось от удивления. — Ты говоришь о герцогине Агнесс де Мерани? Которая гостит у тебя? Жене короля Франции? — Бывшая жена! — напомнил я, — сейчас король женат на Ингеборге Датской. — Я был у вас, видел её, весьма приятная женщина, — он задумался, — и ребёнок красивый. — Если вы очаруете Агнесс, я даже готов отменить помолвку с Марией, ради вашего счастья! — твёрдо сказал я, — чтобы вы не думали, что я хочу наложить руку на состояние вашего дома. — Ты серьёзно? — поинтересовался он, а его лицо приняло задумчивое выражение лица. — Сеньор Франческо, раз уж зашла об этом речь, то у меня для вас есть задание, — мои глаза заблестели. — Уже начинаю сомневаться в том, что хочу тебе помогать! — сразу же заявил он, — я знаю это твоё выражение лица. — Не беспокойтесь, гадость я придумал другому человеку, — улыбнулся я. — мне только понадобятся ваши связи и помощь в её осуществлении. — Ладно, говори уж, — смирился он. По мере того, что я рассказывал его лицо то вытягивалось, то застывало, когда же я закончил, он закачал головой. — Мне нужно тогда поспешить, со своими ухаживаниями, — едва смог сказать он, — поскольку если это сработает, то он и правда может примчаться за ней. — Так вы серьёзно решили приударить за Агнесс? — поинтересовался я. — Да, мне она отлично подходит, — с полной серьёзностью ответил он, — если ты ещё мне поможешь в этом, то думаю одинокая, впечатлительная женщина не откажется от компании состоятельного вдовца? Я улыбнулся. — Ещё и маму подговорю, — заявил я ему, — даю вам слово. Под шутки о моём новом проекте, мы закончили завтрак и отправились в Арсенал, прихватив с собой Елену, с её весьма небольшим сундуком вещей, большинство из которых оказались ожидаемо подаренными Анной. Всю дорогу девушка молча, скромно сидела позади нас, не промолвив и слова, она не мешала, так что сеньор Франческо попросил меня взять её с собой на верфи, чтобы она не скучала. Не видя в этом проблем, я согласился, а потом, увидев громаду почти полностью достроенного корпуса «Повелителя морей» я забыл про всё, бросившись к нему. Глава 9 Громадина, верхних краёв бортов которой не было видно с земли, вызывала уважение одним своим видом, а уж как гордились корабелы, которые заметив меня, вышли навстречу! В каждом их взгляде на корабль, в каждом слове чувствовалось, что они болеют за дело и чувствуют причастность к чему-то великому, что сейчас происходит. Я залип на верфях на целых четыре часа, с трудом вернувшись обратно к изрядно уставшем меня ждать спутникам. Пришлось извиняться, но видя мой взъерошенный и счастливый вид, сеньор Франческо лишь отмахнулся, сказав, что каждый день после обеда приезжает сюда, чтобы набрать впечатлений на трудовой день, поскольку вид громадины просто поражал воображение, и это притом, что мачты и такелаж будут ставить чуть позже прямо в сухом доке, без спуска корабля на воду! Так что он полностью разделял мои восторги. — Может ещё глянем на собор и больницу? — поинтересовался я, но он открестился, сказав, что если у меня нет вопросов по работе наших мастерских, то он лучше поедет домой, так как дел и так очень много. С сожалением его отпустив, я остановил взгляд на девушке, так скромно и стоявшей в стороне. Её профиль снова напомнил мне о красавице, что ждала меня одна-одинёшенька целый год. — Идём за мной, — позвал я Елену, и вместе с охраной зашагали к пристани, где должна была стоять бригантина. Стройные, высокие мачты я увидел издалека и не сдержавшись, бросился со всех ног, чтобы обнять борт корабля, по которому дико соскучился. Завидев меня тут же засвистели боцманские дудки и команда, дежурившая на корабле как и положено по расписанию, бросилась встречать своего штурмана. Тут же спустился трап и над бортом появилось сияющее лицо моего капитана. — Сеньор Витале! — радостно закричал он, — ну наконец-то! А мы уже было подумали вы превратились в сухопутную каракатицу и никогда больше не вернётесь в море! Забежав на палубу, я поочерёдно обнялся со всеми дежурными офицерами, а Джакопо даже расцеловал от охвативших меня чувств. — Я уже сам начал об этом думать сеньор Джакопо, — признался я, обнимая всё подряд: ванты, штурвал и всё, что встречалось на пути. — Ну теперь-то мы куда-нибудь поплывём? — с надеждой спросили меня, — а то просто застоялись в порту, лишь изредка поручения по доставке людей или почты выполняем для вашего отца. — Сам в нетерпении, — улыбнулся я, — но не на бригантине. Видели нового красавца неподалёку отсюда? Их глаза округлились. — Готовьтесь, ещё пара месяцев и он будет готов полностью, затем судовые испытания, проверка и если не будет ничего критичного мы с вами отправимся так далеко, что опять начнёте меня ненавидеть. — Сеньор Витале! — попытались возмутиться они, но вид был виноватый. — Покатаете нас? — попросил я их, — на что капитан тут же согласился, отдавая команды. Когда Елена поднималась на борт, один из офицеров нахмурил лоб, смотря на неё сбоку. — Где-то я уже видел эту девушку, — он почесал затылок вызвав этим признанием, взрыв моего смеха. Он сначала нахмурился, но я сказал спуститься на землю и посмотреть, как там выглядит наш корабль сзади. Ничего не понимая он сходил туда, естественно увидел постоянно подновляемый профиль Елены, и мигом вернулся назад, распространяя потрясающую весть, кто именно посетил наш корабль. — Я увеличил скорость на два узла, сеньор Витале, — похвастал сеньор Джакопо, стоя со мной на шканцах, — выучка экипажа, стала просто на высочайшем уровне. Конкуренты сманивают их, чтобы они ходили на тех слабых подобиях «Елены», которые сейчас благодаря вашим чертежам пробует выпускать Арсенал, но отказываются все, гордясь тем, что служат на неповторимом оригинале. — Спасибо сеньор Джакопо, ваши слова, просто бальзам для моей души, — я в уважении склонил голову перед ним, затем отошёл к девушке, которая схватившись за ванты, едва держалась на шаткой палубе, поскольку «Елена» едва выйдя на свободную воду, стала ставить все паруса, разгоняясь до своей максимальной скорости. Её тусклый взгляд, в котором я с самого утра видел только беспросветную тоску, внезапно слегка оживился. Она повернулась ко мне и тихо спросила. — Это ведь та самая «Елена»? С моим профилем? Я молча кивнул головой, продолжив смотреть, как брызги воды, отлетают от разрезающего нос воду, и долетают до нас лишь в виде прохладных капель. Ни я, ни девушка, не обращали на это внимание. Когда я накатался, и вернулся поздно вечером во дворец, то вручил Елену встревоженной и растрёпанной Анне, которая получив видимо сообщение от отца о том, что я забрал девушку и везу её к ней, весь день прождав, но так и не увидев ни её, ни меня, стала подозревать худшее. Я это понял когда нас повстречал на верфях гонец о том, что матушка сильно волнуется, зачем я увёз в море какую-то малознакомую девушку. Видимо ещё и нажаловалась графине, что я мог утопить Елену, причём вовсе не корабль. Получив же подругу и её вещи, Анна немного успокоилась, но всё ещё подозрительно на меня посматривала, когда уводила её в своё дальнее крыло дворца, вызывая этим у меня лишь усмешку. Сейчас, когда со времени той истории прошло столько времени и событий, я при виде несчастной Контарини, никак не мог заставить себя её ненавидеть, а раз так, то пришлось мириться с её существованием. * * * Не успел я попасть к себе, как меня перехватил дядя Джованни вместе со своей женой. — Вот ты где! — обрадовался он, — а мы тебя весь день ищем! — Добрый вечер, — я поклонился обоим. Амира присела в глубоком реверансе, дядя лишь быстро кинул. — Быстро учишься, — хмыкнул я при виде её начавших появляться манер. — Приходится, сеньор Витале, — робко улыбнулась она. — Ты завтра проверишь, как идут дела у меня? — спросил взрослый. — Да, сегодня был и так насыщенный день, проверял, как идёт строительство галеона, — покивал я, — если вы с утра поедите к себе, можете захватить и меня. — Хорошо, договорились, тогда встречаемся утром за завтраком. Мы раскланялись и я отправился к себе в комнату. Мыться и споласкиваться пришлось самостоятельно, хотя служанки предлагали свою помощь, но я отказался, выгнав их всех вон. * * * Утром я встал самостоятельно, и разгрёб почту. На часть писем ответил, большая же отправилась в мусор. Только освободив стол, я оделся и направился на завтрак, оказавшись там вместе с отцом и мамой. Он так рано уходил во дворец каждый день, она, как верная супруга, всегда его провожала. — Витале! — громкий мальчишеский голос отвлёк меня от утренних приветствий. Повернувшись я улыбнулся, увидев, как в зал ворвался Людовик, который радостно бросился ко мне, обнимая. — Ваше высочество, — иронично поприветствовал я его, зная, что он множество раз просил меня так его не называть. — Почему ты вчера ко мне не зашёл? — требовательно спросил он, — ты ведь вернулся утром! Мачеха рассказала, что говорила с тобой. — Прости Людовик, — я покачал головой, — но первым делом я посетил свой строящийся корабль. — Я столько про него слышал, — он покивал головой, — но никто не разрешал посмотреть на него без тебя. — Если хочешь, то позавтракаем и можешь составить мне компанию, — предложил я ему, — только я посещу сначала несколько объектов, лишь позже загляну в Арсенал. — Я согласен! — безапелляционно заявил он, — когда тебя нет, в городе крайне скучно, мне просто нечем заняться, одна учёба и тренировки. Сидящий за столом отец, от этих слов, закашлялся и мама легонько пару раз ударила его по спине. — Ваше высочество, зато я несогласен с таким утверждением, — сказал он со своего места, — это наоборот, единственное спокойное время у меня, как дожа, пока сын отсутствует в городе! Переглянувшись с наследником французского престола мы оба фыркнули, затем засмеявшись, сели за стол, и слуги стали носить нам еду. Вскоре присоединился и дядя Джованни, которому я сказал, что вместе с нами в поездку по строящимся объектам поедет ещё один человек. Он лишь пожал плечами, сказав, что это моё решение. После плотного завтрака мы сначала отправились в здание, где находился весь основной штат помощников, счетоводов и юристов, что помогали ему в работе, там я принял бухгалтерские книги от отца Амиры, который выдал полный расклад по текущим доходам и расходам, успев добавить туда и большую часть того, что я захватил во время своей военной кампании в Польше. Судя по его выкладкам, основную часть средств я тратил на содержание своего войска, поскольку строительство собора и тем более больницы просто меркло по сравнению с тем сколько потребляли провизии и материалов мои одиннадцать тысяч воинов, вместе со всем дополнительным штатом в виде поваров, мастеров, подносчиков болтов и прочего, которые составляли ещё две тысячи дополнительных ртов обслуживающего персонала. Но я с этим был готов мириться, ведь войско, вооружённое по одному стандарту, постоянно тренирующееся в слаженности, просто в десятки раз превосходило всё то, что имелось сейчас в Европе, и относительно быстрая война в Польше это прекрасно показала. «Вот бы мне ещё несколько тысяч конных лучников, где-то найти», — со вздохом вспомнил я о половцах, которые выступили отличным дополнением к моей армии. Они взяли на себя разведку, дозоры, а также заманивание врагов в ловушку, имитируя ложные отступления. В общем на них я полностью обкатал ту стратегию, которой меня обучили монголы, так что потеря манёвренных и быстроходных стрелков, особенно сильно меня удручала. Заменить их в Европе было просто нечем. Мы с сеньором Бароцци попытались было сделать конных арбалетчиков, но быстро отказались от этой идеи, они себя показали откровенно плохо, по сравнению с прирождёнными наездниками, которые могли просто засыпать врага стрелами, на полном скаку. Конные арбалетчики так не могли действовать и потому были признаны нами несостоятельными и забыты. Закончив с документами, мы отправились на первую стройку, где и правда сваи и положенный на них фундамент были закончены и стены вознеслись на десятки метров вверх. Работа, как я и планировал, велась в четыре смены, днём и ночью при свете тысяч факелов и масляных ламп, вызывая всеобщую оторопь такими темпами строительства. Даже сами архитекторы при встрече признались, что не ожидали подобного, так как никогда не работали в подобном темпе. А постоянный приток нужных им материалов не тормозил их ни на день, что вызывало ещё большее изумление. Также они сказали, что нашли двадцать скульпторов и тридцать мастеров по мозаикам, которые уже приступили к предварительным эскизам будущих украшений собора. Мрамора и стекла также имелось в необходимом количестве, поэтому по их осторожным прогнозам, уже к концу этого года стены и купола будут закончены, что не могло меня не порадовать. Поэтому поблагодарив их за работу, и ещё раз повторив, чтобы не стеснялись обращаться к дяде, если что-то понадобиться в работе, чтобы строительство и дальше не стопорилось, я отбыл ко второй своей строке — больнице. Где встретился не только с переехавшим в Венецию Шешетом Бенвенисте, но и ещё тремя новыми врачами, которых он отобрал из тех соискателей, конкурс на которых был объявлен во всеуслышание, отправкой гонцов не только во все страны Европы, но даже Византию и Египет. Условия, которые там значились, были весьма и весьма привлекательными для любой страны или грамотного врача. Познакомившись с французом и двумя немцами, я вернулся к стройке, которая в отличие от собора подходила к концу, поскольку пусть и большое здание буквой «Ш», но было проще по конструкции, чем купольный собор, так что основной каркас был уже закончен, строители заканчивали облицовку его мрамором. — И всё же я думаю, это чересчур сеньор Витале, — второй раз говорил мне главврач, показывая рукой на белоснежные стены из каррарского мрамора, там, где они были закончены, — это ведь больница, а не храм Божий. — Вы видимо или плохо читали мои инструкции сеньор Шешет, или старательно их игнорируете, — прищурился я, — я там чётко написал, что для всех — это будет храм медицины, в лучшем её проявлении. Первое крыло будет для богатых людей, второе будет отдано под стационар, ну и в последнем будут принимать простое сословие и будут это делать одни и те же врачи, которые будут меняться раз в месяц, чтобы не зажраться при работе например только с аристократами. Да представляете, какой престиж это будет для больницы, если даже последний бедняк в городе, но являющийся урождённым венецианцем, будет лечиться у того же врача, который месяц назад лечил самого дожа? — Тут бесспорно сеньор Витале, — согласился со мной иудей, — я только приветствую такие ваши распоряжения, но как насчёт того, как мы отличим жителя, от не жителя? Ведь многие, увидев подобную выгоду, поедут в Венецию отовсюду! За это я готов ручаться. — Это уже не ваша забота сеньор Шешет, — улыбнулся я, — с отцом была предварительная договорённость, и как только больница заработает, чтобы создать себе определённый имидж, вы вскоре поймёте, как отличить венецианцев от других людей, которые смогут получать то же лечение, что и мои соотечественники, но только уже за деньги. Давайте обсудим лучше, чего вам не хватает? Инструменты? Люди? Деньги? — Нет-нет, сеньор Витале, — замахал толстячок руками, — всего вдосталь, сеньоры Джованни и Андреа довольно часто у меня появляются и удовлетворяют все просьбы, что касается материального обеспечения. Если только действительно будет наблюдаться определённая нехватка людей, меньших компетенций чем врачи, но достаточной, чтобы помогать больным. — Хм, — я понял о чём он, — я действительно не подумал о медсёстрах. Спасибо, что напомнили, я займусь этим. — Как вы сказали? — удивился он, — медсёстры? — Медицинские сёстры — которые получат под вашим руководством минимальные знания о медицине, перевязках, уходу за больными, и будут на постоянной основе, как и врачи заниматься этой деятельностью. Врач с изумлением и большим уважением посмотрел на меня. — Вы по-прежнему продолжаете меня удивлять сеньор Витале. Не являясь врачом, обладаете таким гибким умом и пониманием процессов, которыми мы занимаемся, что всё схватываете на лету. Я хмыкнул, но промолчал. — Если у вас всё сеньор Шешет, то мне нужно в ещё одно место, которое требует моего пристального внимания. — Спасибо, но правда сеньор Витале, я сам удивлён тем, с каким вниманием относятся ко мне и моим просьбам, — он искренен мне поклонился, — если до переезда сюда у меня ещё оставались какие-то сомнения в том, какую красивую картинку вы тогда передо мной нарисовали, то сейчас, смотря на возводимое прямо перед глазами здание моей будущей больницы, я всё больше убеждаюсь, что вы и впрямь хотите всё сделать так, как никто и никогда не делал ещё ранее. — Всё правильно сеньор Шешет, — поклонился я, — только замените в своём лексиконе слово «мою» на «нашу» и всё точно будет так, как вы говорите. Он смутился, стал извиняться, но я улыбнулся, сказав, что пошутил, и попрощался с ним. Глава 10 Когда мы плыли в Арсенал по каналам, молчавший до этого Людовик, стал внезапно спрашивать меня, что за больница, зачем я её делаю и прочее, если сам живу в такой простой комнате, что слуги во дворце и то живут более комфортно. К нашему разговору, тут же стали прислушиваться сопровождающие его французские дворяне. — Понимаешь Людовик, — я почесал затылок, — в могилу я не смогу забрать всё то богатство и золото, что накоплю за всю жизнь, а вот остаться в памяти людей, на века, я вполне могу, к этому собственно говоря и стремлюсь. Мои слова ввели его в очень глубокую задумчивость, которая прошла только тогда, когда мы прибыли в Арсенал и он увидел собирающийся корпус «Повелителя морей». Восторгов мальчугана просто не было конца, и мне пришлось его немного расстроить тем, что он возможно не увидит конца стройки, поскольку по приказу его отца я вынужден буду отправить его во Францию, причём ближайшее время. Это сильно его расстроило, но он взял с меня слово, что когда он станет старше и сможет отпроситься у отца, я устрою ему морское путешествие на этом гиганте. Я легко согласился, чем хоть немного успокоил принца. Вот так, наполненные впечатлениями и обсуждая увиденное мы и вернулись обратно во дворец. Первое, что бросилось мне в глаза, из непривычного — это спокойно разговаривающих отца и сеньора Франческо, одетого словно с иголочки. Поздоровавшись со взрослыми, я вернул Людовика Агнесс, у которой мимоходом поинтересовался, не составит ли она мне компанию на вечернюю молитву в церкви. Она тут же с радостью согласилась, хотя на вечернюю мессу уже ходила с матушкой, но в моей просьбе отказать не могла. Дав время ей на переодевание с фрейлинами, я вернулся в зал. — Сеньор Франческо, — обратился я к компаньону, сделав серьёзное лицо, — не составите мне компанию в вечерней прогулке? Хотелось бы помолиться в церкви за успех нашего дела. Глава дома Бадоэр, зная моё лёгкое отношение к религии, изумлённо вытаращился на эту просьбу. — Эм-м-м, ты уверен Витале? — уточнил он. — Абсолютно, — самым серьёзным тоном сообщил я, давая понять, что это не обсуждается. — Тогда конечно, перед сном совершить молитву, будучи ближе к богу, — он пожал плечами, и повернулся к моему отцу, — прошу простить меня сеньор Энрико. Тот склонил голову. — Я уже давно перестал вставать между вами двумя, — хмыкнул он, — поняв, что это бесполезно. Когда он стал уходить, я догнал отца и поймав его за рукав, тихо сказал. — Освободи пожалуйста время завтра с утра, для меня, мы отправимся на морскую прогулку. Без твоих советников. Он удивлённо на меня посмотрел, внезапно его лицо приобрело понятливое выражение. — Да, по тому самому вопросу, — подтвердил я. — После завтрака буду в полном твоём распоряжении, — кивнул он, — предупрежу всех, что занят. — Спасибо, — отпустил я его, возвращаясь к сеньору Франческо. — Я конечно понимаю Витале, тебе нужно поддерживать репутацию архиепископа, но при чём тут я? — тихо спросил он меня. — Через полчаса вы будете ещё радоваться, умоляя меня молиться чаще, — хмыкнул я. — Да? Я явно чего-то не знаю? Снова ты меня втягиваешь в какие-то свои непонятные интриги? — Я думал, вы ради этого к нам и пришли, — удивился я, — после нашего недавнего разговора. Он с укором на меня посмотрел. — Витале, это не делается так быстро. Я пришёл пригласить твоего отца с матушкой к себе на бал, который организую через неделю, вместе с вашими гостями из далёкой Франции. — А-а-а, — протянул я, и тут же отмахнулся, — ну ладно, лишним это тоже не будет. — Тоже? — осторожно переспросил он. — Ага, — я показал рукой на лестницу, где в сопровождении двух фрейлин к нам спускалась герцогиня Агнесс де Мерани. В красивом, пышном платье, с уложенными волосами, она предстала даже передо мной в новом образе, поскольку я её обычно видел только плачущей. — Я попросил её светлость тоже составить мне компанию в вечерней молитве, — тихо сказал я ему. — Витале! Ты что вторишь! — прошипел он, но было уже поздно, женщина подошла к нам ближе. — Агнесс, вы просто обворожительны! — я бросился к ней, приняв протянутую руку, подведя ближе к Франческо, — ну что за красота! Как можно прятать такое сокровище в стенах нашего дворца! Давайте я развлеку вас? Сходим на несколько балов? В гости к друзьям родителей? — Ах, сеньор Витале, — немножко смутилась она от моего напора, — спасибо за приятные слова, но мою печаль это не развеет. — Жаль, — со вздохом ответил я, — кстати, ваша светлость, познакомьтесь пожалуйста с моим компаньоном, другом и по совместительству главой, не побоюсь этого слова, великого патриаршего венецианского дома Бадоэр, который ещё пять лет назад был кровным врагом нашего семейства. — Сеньор Франческо Бадоэр, позвольте представить вам герцогиню Агнесс де Мерани, — представил я их друг другу и Франческо низко склонил голову. — Очень рад знакомству ваша светлость, — улыбнулся он, — столько наслышан о вас от моего «друга», — тут он выделил это слово другим тоном. — Благодарю, — женщина лишь мило улыбнулась, но не более того, что было положено по этикету. — Раз мы все в сборе, то давайте отправимся на вечернюю молитву, — я взял каждого под руку и повёл их к выходу. — Сеньор Франческо идёт с нами? — удивилась Агнесс. — Конечно, — я якобы искренне удивился, — вы ведь не забыли, что архиепископ, а он, как преданный сын церкви и истинный католик всегда меня сопровождает на вечерних молитвах. Или вы против нашего единения с богом? — Нет, что вы Витале! — испугалась она, — если достойный человек всегда молится с вами в это время, я только счастлива буду составить вам обоим компанию! Тот взгляд, что бросил на меня Франческо было нелегко выдержать с серьёзным выражением лица, но я выдержал и так держа руку каждого из них в своей, я и довёл обоих до пристани, и мы поместились с охраной сразу в три лодки. Быстро подумав, куда можно поплыть, я решительно выбрал центральный собор, поскольку епископ, который служил там, был самым адекватным из знакомых местных священников, так что вряд ли не станет удивляться или препятствовать моей странной просьбе. Так и случилось, едва узнав, что я хочу, он тут же закрыл за нами двери собора, чтобы нам никто не мешал и предоставил мне своё облачение для произнесения мессы. Сам же присоединился к молящимся герцогине и сеньору Франческо и при этом всём, категорически отказался от мешочка золота, что я пытался ему тайком передать! Вот же чудеса какие начались в нашем городе! Я сначала решил разогреть слушателей, поэтому прочитав отрывок из Евангелие о необходимости стойко принимать невзгоды выпадающие на пути человека, затем дав им время прочитать молитву про себя, немного распевшись, запел пришедший на ум напев «Salve mater salvatoris». Симбионт, после того успеха, что имели мои пения, стал доставать из воспоминаний когда-либо слышанные молитвы или псалмы из Священного Писания, которые имели мелодичные исполнения. Я даже не знал их авторов, мне просто в голове выстраивались слова, в которые словно в караоке, нужно было повторить в нужной тональности, а громкость и точность извлекаемых звуков симбионт дальше брал уже на себя. Вот и в этот раз, чистый мальчишеский голос, разлетелся среди колонн и высокого потолка, загуляв где-то наверху и оттого, даже без музыкального сопровождения пение даже у меня вызывало мурашки по всему телу, что уж там говорить об остальных. Когда из подсобных помещений выбежали послушники и другие священники, которые сначала открыв рот слушали меня, а затем не сговариваясь попадали на колени, чтобы молиться вместе с остальными. Закончив секвенцию, посвящённую Пресвятой Деве Марии, я тихо пробормотал молитву благодарности за сегодняшний день и поблагодарил присутствующих, что были со мной рядом на вечерней молитве. Поднимающиеся люди с колен были настолько воодушевлены, и так горячо благодарили меня, что стало даже немного совестно. Епископ подошёл ближе и наклонившись, поцеловал перстень легата, на полном серьёзе попросил. — Ваше высокопреосвященство, я знаю, как вы сильно заняты постройкой собора и другими делами, но может уделите время и проведёте пару месс для большего количества прихожан? У меня душа переворачивается от трепета, когда слушаю ваше пение, преступно, когда этого не испытывают другие христиане. — Брат, — я поклонился ему, — если вы просите, как я могу отказать в этом богоугодном деле? Только действительно я очень занят, предлагаю начать с одной мессы в эту субботу, а дальше будет видно. — Благодарю вас за помощь, ваше высокопреосвященство, — он ещё раз поклонился. Даже Франческо, со своим специфическим взглядом на религию для этого времени и то был под впечатлением, что уж говорить о набожной герцогине, которая упала на колени, когда я переоделся и вышел к ним, чтобы поехать домой. Она плача, целовала перстень и говорила, что это лучшее, что она когда-либо слышала в своей жизни. Пришлось мне сначала её уговаривать успокоиться, а затем вместе с Франческо помочь добраться до лодки. От полученных впечатлений, она слишком разволновалась и была слаба. Когда мы ехали назад, она уже совершенно другим взглядом смотрела на главу дома Бадоэр, даже заговорив с ним! — Ах, сеньор Франческо, — сказала она, — я вам так завидую, вы каждый вечер слушаете такие замечательные речи и пение. Почему же, я уже столько времени живу в гостях у сеньора Витале и никогда раньше не слышала о ваших совместных вечерних молитвах? Может я плохая христианка? Она попыталась расстроиться, но тот не сплоховал и стал рассказывать, что сам хотел бы, чтобы это происходило чаще, но архиепископ Венецианский постоянно в разъездах, и к сожалению он с трудом может вытащить меня на молитвы. Вот если бы он был не один, и к его просьба присоединился ещё кто-то, кто обладал влиянием, например герцогиня, являющаяся матерью его невесты, то совместно, они наверняка смогли бы уговорить меня выезжать в собор чаще. Я чуть рот не открыл от такого наглого вранья, которое произносилось с таким серьёзным лицом и горячностью, что сам бы поверил, не зная, что это чудовищная ложь. Чтобы Франческо сам пошёл в церковь? Ему проще было пригласить в его личную церквушку при доме священника и там совершить все требуемые обществом обряды. Но на простодушную герцогиню его речи подействовали, так что она схватила меня за руку и умоляюще смотрела в глаза до тех пор, пока я наконец не дал своё согласие, толкаемый вбок с другой стороны, главой дома Бадоэр. Так что распрощались они на пристани чуть ли не друзьями, договорившись и завтра встретиться тут же, для похода в церковь. Когда женщина ушла, сопровождаемая фрейлинами, а рядом слегка очистилось место от охраны, я тихо сказал. — Ну как сеньор Франческо? Правда я хорош? Сэкономил вам неделю и расходы на организацию кучи ненужных балов? Я думал он поддержит мой шутливый тон, только он наоборот, очень серьёзно на меня посмотрел, и также тихо ответил. — Каждый год Витале, каждый новый год я узнаю тебя с такой стороны, с которой уже и не жду, и всё равно, каждый раз ты продолжаешь меня удивлять. Всего один вечер, и женщина спокойно разговаривает с незнакомым ей мужчиной. Ты опасный манипулятор Витале, но к сожалению, я с полным пониманием, понял это только сейчас. Думаю, знай я об этом раньше, много бы не случилось. — Спокойной ночи сеньор Франческо, — я покачал головой, — до завтра. — До завтра, — склонил он голову в прощании, прежде чем вернуться в свою лодку. Зайдя в дом я увидел, как за столом сияющая герцогиня рассказывает матушке о проведённом вечере, и та увидев меня, стала кидать слишком заинтересованные взгляды в мою сторону, которые насторожили и заставили меня быстро покинуть зал. По пути к себе в комнату, я столкнулся с заплаканной Анной, рыдающей в одиночестве, рядом с небольшой оранжереей, которую сама же и организовала. Я пытался, честно пытался с невозмутимым видом пройти мимо, но очередной всхлип, заставил предательски вздрогнуть моё сердце. Глава 11 Я остановился перед ней и тяжело вздохнул. — Уверен, что сильно пожалею об этом, но что случилось? Анна вздрогнула, отшатнулась от меня, глаза на мгновение стали злыми, но тут же слёзы ещё сильнее брызнули оттуда. — Идём, — я наклонившись, крепко взял её за руку и повёл к себе, та не сопротивляясь, пошла следом. Заведя в свою комнату, я усадил её к себе на кровать, а сам, отдав ей один из платков, сел за стул, опершись на его спинку. — Говори. Она пару раз всхлипнув, и вытерев глаза отданным платком, оглянулась по сторонам. — И это твоя комната? — в её голосе сквозило неподдельное удивление, когда она увидела лишь четыре предмета мебели и несколько ящиков под стеклом, висящих на стене, — комната самого богатого человека Венеции? — Мне многого не надо, — я пожал плечами, — но давай вернёмся к теме твоих слёз. Думаю ты прекрасно понимаешь, что спрашиваю я не от любви к тебе, а только потому, что это портит ауру этого дома. Она горько усмехнулась. — Это я понимаю лучше всех. — Тогда говори, если смогу, я решу эту проблему. — Самое удивительное, что ты действительно наверно единственный, кто может это сделать, — с горькой усмешкой сказала она, — Андреа сразу предупредил меня, что это не его и не моё дело. — Хм? — поторопил я её. — Елена. Шила в мешке не утаить и кое-какие мужчины в этом доме, предложили ей сегодня деньги в обмен на любовь, — она покачала головой, — она сейчас рыдает у меня в комнате и хочет съехать. — А ей есть куда? Анна покачала головой. — Отец наверно согласится её принять, но кто поручится за то, что там не произойдёт того же самого? — Да, дела, — я задумчиво почесал затылок, ко мне снова стала возвращаться эта детская привычка, от которой я думал, что избавился за время морского путешествия. — Я просила принять деньги от меня, но она отказывается, говоря, что и так стала обузой. Она несколько раз пыталась уйти в монастырь, но там не принимают падших женщин. В голове всплыла просьба Шешета и мои задумки по этому поводу. Взяв колокольчик, я позвонил, тут же появилась охрана. — Елену Контарини из покоев сеньоры Анны, ко мне. — Слушаемся сеньор Витале, — исчезли они, спустя какое-то время приведя безвольную девушку, увидев которую, Анна бросилась к ней и попыталась обнять. Помахав рукой охране, чтобы были свободны, я повернулся к обоим. — В общем так, Елена на время становится моей личной служанкой. Это оградит её от внимания мужчин и даст время на учёбу. — Учёбу? — Анна удивлённо посмотрела на меня, — чему? — Строится больница, в которой будут осуществлять приём жителей Венеции, и врачам нужны будут медсёстры, которые могут осуществлять уход за больными. Так что я договорюсь со своим главврачом на её обучение днём, а вечером она будет прислуживать мне и продолжать жить в нашем доме, пока здание окончательно не построят. Как только будут готовы комнаты для персонала в общежитии при больнице, и Шешет подтвердит мне, что она готова выполнять свои обязанности, она переедет туда. Девушки с округлившимися глазами слушали мои слова, по окончании которых, Елена вскрикнула и поднявшись с кровати, упала передо мной на колени, протянув руки. — Сеньор Витале! Прошу, пожалуйста, сделайте это! Я согласна! Анна, глаза которой мгновенно высохли, опустилась рядом с ней, в восхищении смотря на меня. В таком положении нас и застал дядя Андреа, который разыскивал свою супругу. — Эм-м-м, — он застыл в дверях, когда после стука, я ответил, что она открыта и он вошёл, увидев странную картину из двух коленопреклонённых девушек напротив меня. — Всё, идите и не грешите, дети мои, — невозмутимо перекрестил я обоих, давая поцеловать перстень, и повернулся к мужчине, — вы что-то хотели дядя? — О, нет ваше высокопреосвященство, — смутился он, — простите, что нарушил вашу молитву. Обе девушки, с сияющими лицами поднялись, перекрестились и поклонившись мне, едва не бегом отправились видимо к себе, обсудить моё предложение, полностью проигнорировав присутствие второго мужчины в комнате. Он лишь удивлённо проводил их взглядом, затем повернулся ко мне. — Женщины, — развёл я руками, на что он хмыкнул и ещё раз извинившись вышел, закрыв за собой дверь. Вечером, когда я позвонил в колокольчик с другой тональностью, в дверь, смущаясь и с опущенным взглядом в пол вошла Елена, одетая в простое платье, но много лучше и дороже по крою, чем у других слуг. Видимо Анна постаралась. Я молчал, она тоже, так что помывка и переодевание прошли в полной тишине, хотя она смущалась, когда видела меня обнажённым, и это было видно. Я же, ни капли не делал, чтобы упросить ей задачу, наоборот, попросил зажечь больше свечей. Мне нужно было хоть как-то развлечься, весь вечер устраивая чьи-то судьбы, кроме своей собственной. * * * Когда «Елена», под утренним бризом, рванула в море, а мы с отцом остались одни, отогнав команду на корму, усевшись с ним вдвоём за столом с завтраком. Он тихо сказал. — Говори, мы достаточно удалились от берега, чтобы никто не мог слышать твои слова. — Скоро мой корабль будет готов и я планирую отправиться снова в далёкое путешествие, может быть даже дольше, чем прошлый раз, — начал я, — поскольку я не знаю выживу ли я, и не погибну во время шторма, хочу, чтобы ты сделал для меня приготовления к Крестовому походу, которые я хотел сделать сам, но могу не успеть. Он моментально собрался. — Слушаю. — Первое и самое главное, — начал я, — до нападения на Константинополь крестоносцами, нужно собрать все сведения о местных мастерах и цехах: где живут, чем занимаются, какими профессиями владеют. Как только начнётся грабёж города, нужно будет их всех вывести и поселить в моей зоне мастерских. Франческо я скажу перед отъездом, без подробностей разумеется, их нужно лишь доставить в Венецию, дальше будет уже его дело. Особое внимание обратить на тех, кто знает состав греческого огня, владеет технологией выдувки стекла и прочих уникальных специальностей, чем славится Византия. Мои потуги наладить выпуск нормальных зеркал наткнулись на низкую производственную дисциплину, так что мастера конкретно стекольных профессий, мне жизненно необходимы. — Как я понял, для этого ты отдашь мне своё войско? — правильно понял он. — Да, если я не успею приплыть до момента начала похода, смело бери войско и используй по назначению. Сеньор Бароцци поплывёт со мной, но оставит своим офицерам соответствующие распоряжения. Только большая просьба не угробить армию на стенах, пусть крестоносцы поучаствуют в этом. — Поучи меня ещё, — проворчал он, но развивать тему не стал, — что ещё? — Второе, но не менее важное, — прищурился я, — говорю только тебе, надеюсь ты понимаешь важность этого и не будет ставить мне палки в колёса, иначе я могу передумать с отплытием. Это очень важно! После штурма все побегут грабить дворцы, церкви, василевса, ты же направишь моё войско только на те места, где хранятся христианские ценности, книги, свитки, работы римских скульпторов и художников. Нужно выгрести это всё, пока другие будут лить кровь, радоваться золоту и драгоценностям, которые они выгребают из пылающего города. Глаза Энрико широко расширились. — Но для этого также нужно будет узнать, где это всё хранится? — спросил он. — Да, поэтому перенаправь усилия моего сводного брата, который более компетентен, чем родной на это, как и всех агентов, которых нужно послать в Константинополь сразу, как они будут готовы для этой миссии. — Не думаю, что василевс этому обрадуется, — он покачал головой. — Нужно сделать так, чтобы ему было не до этого, — мягко, но твёрдо ответил я. — Почему тебя не интересует золото и серебро? — поинтересовался он. — За них развернётся драка среди крестоносцев, которые не понимают истинной ценности сокровищ, которые хранятся в этом городе, — настала моя очередь качать головой, — и это на мой взгляд, совсем недрагоценные металлы и камни. Поэтому если опять же, я не успею прибыть вовремя, прошу использовать моё войско и ресурсы из сокровищницы только для этого. Когда все реликвии и книги займут место у нас во дворце, тогда можешь брать армию и для своих нужд, не забывая платить разумеется из своей казны. Я не буду оплачивать городские затеи по захвату территорий. — Я понял, — скривился он, — и понимаю. Что-то ещё? — О чём уже вы договорились с послами Папы? — Будет тридцать три тысячи крестоносцев, за которых мы получим восемьдесят пять тысяч марок серебра. — Откуда они столько наберут? — удивился я, — не видел особого ажиотажа в Европе по поводу желающих пойти в поход. — Всё будет. Папа пообещал усилить работу в этом направлении, от нас нужны лишь корабли и экипажи. Этим я сейчас и занимаюсь. — Надеюсь ты сам не отправишься в поход? — Ты шутишь? — искренне изумился он, — после стольких лет, сколько пили из меня кровь эти напыщенные дегенераты, да чтобы я не отправился туда? За кого ты меня принимаешь?! — Ладно, значит до отъезда нужно будет заняться и твоей защитой тоже, — сделал я пометку будущих дел, — что насчёт моей просьбы начать перепись населения и подготовить железную пластину с такой тонкой гравировкой, чтобы её сложно было подделать? — Бесполезно, совет против, — он покачал головой, — никто не верит в твою больницу. — Ну, значит я вычёркиваю всех советников и их рода из посетителей больницы, когда она откроется, — сделал я ещё одну себе пометку, — глядишь это их замотивирует. — Ты так в этом уверен? В своём новом детище? — спокойно спросил Энрико. — Вот увидишь, ещё очереди стоять будут, только чтобы записаться на приём, — хмыкнул я, — а когда она заработает в полную силу, со всей Европы будут к нам ехать! Короли будут тебя просить поспособствовать выделить им место на приём к господину Шешету! — Как-то слабо в это вериться, — он покачал головой, — но дело твоё, деньги твои, я лишь говорю общее мнение людей из совета. Пока они против того, чтобы провести поимённую перепись граждан и выдать каждому по, как ты там его назвал? — Паспорт. — Да, этому самому паспорту. — Посмотрим, как они запоют через месяц, — хмыкнул я, — ну а так, в общем-то это всё что я хотел тебе сказать, если нет вопросов, можем сворачивать завтрак. — Погоди, а куда ты поплывёшь-то? — поинтересовался Энрико, — туда, где был раньше? — Нет, в новых планах у меня открыть другие земли, которые наверняка есть с другой стороны мира, — показал я рукой на запад, — хочу назвать их своим именем. Он тихо рассмеялся. — Хорошо, главное постарайся вернуться обратно. Ты хоть для нас с Контессой и являешься причиной постоянной головной боли, но мы уже к тебе привыкли. Как правильно заметил наследник французского короля, без тебя в городе и правда становится иногда немного скучновато. — Ага! — я торжественно указал на него пальцем. — При людях я буду всё отрицать, — рассмеялся он, — ладно, мне и правда пора возвращаться. Дел ещё очень много. — Давай помогу, — простодушно предложил я. — О нет, спасибо, — тут же открестился он, — ты уже помог Папе помирить двух супругов, теперь Священная римская империя не знает, что делать с русскими, которые внезапно оказались у её границ и расползаются там по землям словно вши. — Это уже не мои проблемы, — хмыкнул я. — Зато мои, так что спасибо, твоя помощь мне точно пока не требуется. Это было немного обидно, что мои действия воспринимают так однобоко, но выбора не было и я приказал сеньору Джакопо поворачивать «Елену», заканчивая морскую прогулку. * * * Когда офицеры выстроились, чтобы проводить с борта корабля дожа, я задержался, чтобы подманить к себе капитана, и кое-что прошептать ему напоследок. — Можете начинать набор ещё ста моряков сеньор Джакопо. Больше юнг и крепких парней, кто в случае чего сможет ещё и потаскать тяжести. Погоняйте их всех, в вашей привычной манере по реям. Глаза собеседника блеснули. — Всё сделаю сеньор Витале, можете не волноваться. Похлопав его по руке, я отправился в свою лодку пешком, игнорируя паланкин, за последний год у меня к носилкам выработалась стойкая неприязнь. Глава 12 6 мая 1200 года от Р.Х., Венеция За ужином, когда всех младших отправили по кроватям, а за столом остались одни взрослые, дядя Джованни, смущённо похмыкав, передал мне письмо. Удивляясь его нерешительности, я взял бумагу в руки, увидев, что оно подписано городским советом Венецианской республики. Переведя взгляд на отца, который также выглядел смущённым, я пробежавшись взглядом по тексту, прочитал вслух самую яркую строку из этого послания. — Требуем у Витале Дандоло вернуть на улицы проституток, поскольку отсутствие оных ввергает молодых людей в искушение и приставание к порядочным матронам и молодым девицам. — Витале! Сеньор Витале! — со всех сторон возмущённо донеслись в мою сторону женские голоса. — На меня вы чего шикаете, это они мне дали, — показал я свитком на двух притихших взрослых. — Да, только это не подразумевало чтения письма вслух, — ответил Энрико, — но Витале проблема и правда серьёзная. Куда ты дел большинство женщин, занимавшихся этой профессией? Они вообще-то приносили доход городу, платили налоги, не говоря уже обо всём остальном. Оставшихся не хватает, покрыть потребности всех желающих. Немногие оставшиеся женщины за столом, при этих словах, быстро его покинули, оставив только мужской коллектив. — Они стали медсёстрами, — я пожал плечами, — вполне достойный выбор, к тому же все умеет заботиться о людях, что меня вполне устроило при собеседовании. Я предложил им достойный заработок, жильё и больше никаких грехов. Многих — это вполне устроило. — Ты проституток взял работать в свою больницу, которая должна вот-вот открыться? — осторожно поинтересовался один из родственников, — теперь там можно будет грешить? — Нет, — покачал я отрицательно письмом, — ту кого заметят за этим делом на работе, вышвырнут обратно на улицу, ну, а для нетерпеливых посетителей есть мои войска, которые теперь охраняют в том числе и больницу. Спрашивающий покачал головой, но дальше уточнять не стал. — Всё равно, как-то это странно, я не очень хочу, чтобы меня обслуживала бывшая проститутка, — покачал головой дядя Джованни. — Дядя, я могу ведь специально поинтересоваться у них, кто обсуживал вас до свадьбы и приставить именно её, — я перевёл на него суровый взгляд, под которым он ещё больше смутился и что-то неразборчиво пробормотал в бороду. — Да и отец, передай этим старым пердунам, можешь даже сохранить оригинальную лексику, что слово «требую» нужно ещё заслужить, — обратился я к отцу, — тем более обращаясь к Венецианцу. Он хмыкнул, но тоже недовольно заворчал. — Если больше вопросов нет, то я спать! — заявил я, и подхватив письмо, направился в комнату. — Сеньор Витале! — сияющие глаза и радостный возглас, заставили меня вздрогнуть. Ждавшая внутри комнаты Елена, уже подготовила ночную пижаму, а также корыто для мытья. — Чего кричишь, не в лесу же, — меня видимо заразило общее ворчливое настроение, поэтому я тоже пробурчал, кладя письмо сразу в мусорную корзину, бумагу из которой я сжигал два раза в день. Девушка смутилась, но всего на секунду, бросившись растягивать пуговицы на камзоле, едва я развёл руки в сторону. — Девочки так рады, — быстро заговорила она, — не передать словами. Сеньор Шешет так вежлив со всеми, даже никого не наказывает! — Нужно будет самому провести срез знаний, — снова пробурчал я, — с награждением плетьми тех, кто плохо учится. — Да, некоторым и правда это нужно, — согласилась она, — ссорятся вечерами в вашем общежинии. — Общежитии, — поправил её я. — Ну в общем в большом доме при церкви, — не смутилась она, — Жанна пытается подмять под себя остальных, став старшей этажа. — Я же приказал аббатисе пресекать это, чего она там, совсем уже мух не ловит? — изумился я, специально потратив неделю, чтобы найти самую злобную и свирепую аббатису среди ближайших монастырей города и сманив её с прежнего места настоятельницы хорошей оплатой труда, личным домом с садиком, фонтаном и молоденьким смазливым слугой, а также возможностью заставить бывших блудниц быть ближе к Христу. Не знаю, что больше сработало на пожилую женщину, но она попросила взять с собой помощниц себе в помощь, на чуть худших условиях, чем у неё, и сейчас они как раз должны были заниматься тем, что наводить порядок среди почти двух ста бывших проституток. Столько мне удалось рекрутировать с улиц города, переквалифицировав их в медсестёр. — Нет, настоятельница тут же появилась со своими злыми мегерами и Жанну на три дня на хлеб и воду поместили, так что в этом плане она быстро разбирается с нахалками. — А, то-то же, — обрадовался я, услышав, что не зря выплачиваю тем жалование, — сама-то когда переедешь? — Анна не отпускает меня, — Елена с сожалением пожала плечами, — она боится, что со мной там случиться что-то плохое. — Решать тебе конечно, но мне опять докладывали, что к тебе приставал молодняк. Она с испуга выронила мочалку, и наклонилась, чтобы её поднять. Передо мной промелькнули упругие белые груди, с крупными сосками. Член моментально на это отреагировал, так что когда она поднялась с ней в руке, то недоумённо посмотрела сначала на него, затем на меня. — Сеньор Витале? — голос её на мгновение охрип. — Мой давай, следить за моей девственностью не твоя задача, — проворчал я, и она стараясь не смотреть в мою сторону приступила к мытью, старательно избегая паха. — Но сеньор Витале, — тихо сказала она, когда одевала меня, — вам стоит сказать только слово. Я сама не знаю на что готова, только чтобы отблагодарить вас хоть чем-то. Тогда, когда я думала, что моя жизнь окончена, появились вы, словно архангел Михаил, и своим сверкающим мечом разогнали все тучи надо мной, ничего не попросив взамен. Никто и никогда с тех пор как… Её голос дрогнул. — Как я оболгала вас, никто не делал для меня ничего подобного. — В общем собирайся и завтра перевози все вещи в общежитие, — сменил я опасную тему, поскольку грудь её начала высоко вздыматься, а губы покраснели и набухли, — Анне скажешь, что приказал я, чтобы не выносила тебе мозг. Елена закивала, боясь поднять на меня взгляд. — Да, и если покажешь себя хорошо, и доктор Шешет будет доволен твоей работой, я прощу тебя и помолюсь за спасение души. Её настроение моментально изменилось, глаза снова засияли. — Я буду очень стараться, сеньор Витале! — Иди, я ещё поработаю, — ответил я, отсылая её рукой. Довольная девушка позвала ещё слуг чтобы помогли ей вытереть воду с пола и только затем удалилась, забрав грязное бельё и тихо закрыв за собой дверь. * * * Заходившее солнце осветило в окно сидящего в белых одеждах человека за рабочим столом, который что-то писал, зачёркивал, затем снова писал и так до последнего луча солнца, которое опустилось за горы. — Святейший отец, — в комнату заглянул послушник, — к вам кардинал Альбино. — Проси, — Иннокентий III с хрустом потянулся, массируя занемевшую от долгого труда поясницу, так что когда в рабочий кабинет зашёл с поклоном, убелённый сединами кардинал, то Папа поднялся, чтобы хоть немного пройтись. — Простите Альбино, что не принимал вас, нужно было написать очень много писем. Светские властители европейских государств оказались слишком тяжелы на подъём, даже когда речь идёт об их священной обязанности, освободить Гроб Господень. — Истинно так святейший отец, — склонил голову кардинал. — Я просил тебя собрать информацию о том, что же конкретно натворил Венецианец в своём последнем походе. — Всё сделано святейший отец, — кардинал достал из рукава три свитка и передал их Папе. — А на словах? — Если совсем уж кратко святейший отец, то за год он захватил шесть королевств, а затем продал эти земли русским, которые купили их в складчину, поскольку он запер их в замке и не выпускал оттуда, пока они не заплатят. — Что?! — изумлению Иннокентия III не было предела, — шесть королевств? Как такое возможно? — Это же Венецианец, святейший отец, — кардинал Альбино философски пожал плечами, — в европейских домах это не вызвало ни малейшего удивления, даже наоборот вызвало бы шок, если бы он этого не сделал. Меньшего от него давно никто не ждёт. — Да, только Ингеборга как-то быстро забыла свои воззвания ко мне, — недовольно произнёс Иннокентий III, — где та ревнивица веры и семейных устоев, что писала мне каждую неделю? А теперь не соизволит ответить даже на одно письмо? — Попросите заняться ею Витале, — хмыкнул Альбино, — поговаривают, что она так его боится, что даже не поехала встречать вместе с королём, наследника престола, принца Людовика. Думала, что Венецианец сам прибудет со своим войском, которое он послал для охраны ребёнка. — Надо будет ей напомнить об этом, — ехидно отметил Папа, — что можем спустить этого Цербера в любой момент с поводка. — Кстати о нём, есть новости из Венеции? Какое-то затишье оттуда, словно пред бурей. — Слава богу, он пока занят строительством нового корабля и собора, ваша святость, — ответил кардинал, — и ещё сегодня пришло сообщение от епископа Кастелло, о том, что Венецианец построил какую-то больницу, где собрал многих врачей, для излечения болезней нуждающихся, а помогают в ней бывшие падшие женщины, коих он набрал с улиц своего города и поселил при церкви в большом доме. Аббатисой там поставил весьма уважаемую матрону, которая держит всё в железных руках, и даже говорят многие из падших, снова истинно уверовали. Иннокентий III покачал головой. — Сколько богоугодных дел творит этот юноша, а мы с вами вынуждены тут ерундой заниматься, изводя тонны бумаги. Альбино тяжело вздохнул. — Епископ Кастелло, также пишет, что Витале пару раз читал мессы по его просьбе, которые собрали столько прихожан, что пришлось последнюю из них, провести на площади Святого Марка, поскольку желающих его послушать, было столько, что они просто не уместились внутри стен храма Божьего. Он столько хорошего пишет о Венецианце, что не знай я епископа лично, подумал бы, что его отношение просто купили. — Другие священники в городе такого же мнения? — поинтересовался Папа. — Чуть менее восторженно, чем он, но все до единого крайне положительно отзываются, — кивнул кардинал, — жертвует на благо церквей большие суммы денег, строит большой собор, сам живёт очень скромно. В общем если и есть пример того, как должен жить и действовать архиепископ Святого престола, то лучшую кандидатуру мы если и найдём, то с большим трудом, ваше святейшество. — Узнайте подробности, что там за история с падшими женщинами, — попросил его Иннокентий III, — если всё действительно так и он поспособствовал возвращению их к церкви и господу, отвратив от греха, нужно будет оповестить об этом все наши приходы, чтобы было на кого ровняться светским правителям. — Всё сделаю святейший отец, — низко поклонился кардинал. Глава 13 22 июня 1200 года от Р.Х., Венеция — Сеньоры, собрал я вас сегодня, чтобы оповестить, что строительство корабля подходит к концу, а следовательно, после завершения всех судовых испытаний, я снова отправлюсь в далёкое путешествие, — выступил я перед двумя внимательно слушающими меня взрослыми. — Поскольку сеньор Бароцци настоятельно изъявил желание поучаствовать в этом полном опасности походе, то нам необходимо прояснить несколько вещей, связанных с нашим отсутствием. — Если дело касается заместителя, то можешь не волноваться, сеньор Гельбер моя правая рука и полностью компетентен, а самое главное предан вам и мне, чтобы пуститься в какие-то несогласованные авантюры, тем более, что казна армии находится не у него, а у вас дома, — заверил меня Пьетро. — Об этом мы поговорим отдельно, пока же, с сеньором Франческо нужно обсудить то, что мы повезём на продажу туземцам. — Прошлый набор бус и ножей, чем тебя не устраивает? — поинтересовался он. — Мне нужно будет крепкое вино и много. «Лучше бы конечно ром, но где его взять в таких количествах в этом веке, — посокрушался я про себя». — Если спрошу зачем? То получу ответ? — поинтересовался он. — Я заметил, что большинство туземцев пьёт откровенную бурду, которую гонят из сбродивших фруктов и прочего, что произрастает в их местах, так что крепкое вино, пусть даже худшее, из того что у нас имеется, позволит, я думаю, неплохо нам подзаработать. — Ну и ещё мне нужны будут наконечники копий в больших количествах, но из плохого металла, чтобы если повернут их в нашу сторону, нам не пришлось бегать от своего же товара. — Да мы и ножи такими же делаем, — хмыкнул сеньор Франческо, — ты сам сказал прошлый раз, что главное — это количество, а не качество. — Ну, значит и продолжаем делать также и дальше, — улыбнулся я. — Что-то ещё? — поинтересовался он. — С товарами вроде пока всё, если появятся мысли о новых, то сразу вам об этом сообщу, — заверил я его, — главное же, ради чего я вас собрал — это месть! Наконец план полностью созрел в моей голове, вы доложили, что предварительную подготовку тоже закончили, так что она готова пролиться на голову того, кто её вызвал. Оба взрослых вздрогнули при этих словах. — Кому же не повезло в этот раз? — цинично поинтересовался сеньор Франческо. — Филиппу II Августу. Прозвучавшее имя, вызвало синхронный вздох. — Ты не оставил этой идеи, — тяжело вздохнул Франческо, — у меня только стало налаживаться с Агнесс и ты хочешь, чтобы король рассорился со своей нынешней женой. Я ведь представляю, куда он поедет, а точнее за кем в этом случае. — Я давал вам время сеньор Франческо, даже поработал несколько недель сводником, — я пожал плечами, — то, что у вас так всё медленно развивается, не моя вина. — Да как ты не поймёшь, она всё ещё любит его, и если я просто предложу ей выйти за меня, она тут же откажется, да ещё и выгонит меня за порог! — возмутился он. — Давайте я всё устрою и быстро? — предложил я ему свою помощь. — Точно нет, — мгновенно открестился он, — зная твои методы, я отказываюсь от такой помощи. — Ну тогда замечания больше по этому поводу не принимаются и обсуждаем план дискредитации короля, — я строго на него посмотрел и он смутился. — Менестрели пойманы, сеньор Бароцци? — Все, кого смогли, поймать, поймали, — кивнул он, — тридцать человек ждут своей участи в городской тюрьме. Ваш отец был так добр, что предоставил нам её взамен оплаты расходов на их содержание. — Отлично, агенты в городах, куда они отправятся пень песенки, присутствуют? — я посмотрел на Франческо и тот хмуро кивнул. — Просто мои люди, которые смогут написать будут ли они петь, что хотим мы и сколько людей это услышали. — Превосходно! — воодушевился я, — опальный поэт, нелюбящий Филиппа II нашёлся? — Более того, привезён и дожидается встречи с вами в соседнем крыле, — обрадовал меня известью Франческо, — некий Гас Брюле, в Париже весьма заметная фигура, его контрафактуры становятся даже знаменитее оригиналов. За свои весьма фривольные песенки был изгнан в своё время из родной Шампани, затем из Бретани, а недавно он наступил на хвост и королю Франции, когда сочинил стих, подвергающий сомнение девственность нынешней королевы. Я подумал, что этот мой выбор, оценишь лично ты. Я захлопал в ладоши в восхищении, несмотря на личную заинтересованность, сеньор Франческо поставил дело выше своих чувств, что не могло не радовать. — Не перестаёте меня удивлять сеньор Франческо! Думаю, сегодня мы вместе оценим его творчество по достоинству. — Звать? — поднял бровь тот. — Почему нет? Заодно дадим задание и отпустим до утра, пусть покажет свой талант. Франческо хмыкнул и позвал слуг, которые через пару минут привели такого смазливого сорокалетнего мужчину, что я едва не присвистнул. Прилизанный, в хорошей одежде, с торчащими в разные стороны усами и горящими глазами, он более всего подходил под описание «имел лихой вид, хотя и слегка придурковатый». Поняв, что попал в общество нобилей, он стал кланяться, сыпать комплиментами, изощряясь в словесности, но я показал ему молча взять его странный струнный смычковый инструмент и играть. Он забренчал, весьма томным голосом про любовь и ревность. Пришлось остановить его, подняв руку. — Не пойдёт. Лицо трубадура побледнело, Франческо и Пьетро наоборот заинтересовались. — Дай сюда, — взяв трёхструнный, непривычный с виду музыкальный инструмент, я по подобию игравшего до этого трубадура, приложил его к плечу и включившийся симбионт стал настраивать нервные импульсы, чтобы пальцы к нему адаптировались. Через пару минут неровной какофонии звуков, которые вызывали изумлённые лица у слушателей, симбионт наконец подобрал нужную последовательность игры, и я, затихнув на мгновение, стал наигрывать вступление к скандинавской балладе «Herr Mannelig». Решив пока не мучатся с одновременным переводом и пением, я запел её на норвежском. Тягучие речитативы сменялись ритмом игры на виоле, как подсказал мне симбионт, нашедший наконец в моей памяти упоминание аналога того, на чём я сейчас играл и я твёрдо и уверенно допел и доиграл, всё до конца. — Думаю, будет лучше как-то так, — закончив и отняв инструмент от плеча, я протянул его обратно поэту. Тот, выпучив глаза на меня смотрел в полном ступоре и прострации. Глаза стариков же наоборот наливались весельем. — Я как-то раньше не видел вас сеньор Витале за игрой на этом инструменте, — наконец нарушил молчание сеньор Бароцци, — но даже я, неспециалист в этой профессии, могу сказать, что ваше исполнение мне понравилось много больше, чем нашего уважаемого гостя. — Какие инструменты сеньор Бароцци, — отмахнулся я, — я первый раз в жизни взял это в руки. — Первый раз в жизни! — со стороны поэта послышалось отчаяние в голове, — это самый сложный и трудный для изучения инструмент! Я двадцать лет потратил на то, чтобы научиться на нём играть! Оба нобиля переглянувшись, заржали, вызвав у него едва ли не панику. — Вам Гас, — вытирая слёзы, сквозь смех проговорил Франческо, — пора начать привыкать к вашему новому нанимателю, кстати вы ведь так и не познакомились? Перед вами сеньор Витале Дандоло, которого вы думаю лучше знаете под прозвищем Венецианец. Челюсть у поэта окончательно отвисла и пришла в себя, вместе с его параличом, лишь спустя десяток секунд. Он выдохнул и улыбнулся. — Фух. Ну тогда я спокоен, — признался он, забирая у меня виолу, — если это сеньор Венецианец, то всё нормально. Про вас столько слухов ходит, что научиться играть на инструменте, просто посмотрев как делаю это я, думаю действительно для вас пустяковое дело. Но вынужден тоже вам признаться сеньор Витале, что и звучание мелодии, и ваше пение, просто завораживающее. А о чём сама песня? Я не понял ни слова. Пришлось ему рассказать, что впрочем с удовольствием послушали и оба старика. — Так, с музыкой стало понятно, так будете играть первую часть вашего выступления, — произнёс я, — давайте теперь я расскажу вам историю, слова и песню к которой вы придумаете нам до завтра. — До завтра? — удивился он. — Да, а чтобы вам лучше думалось, поспрашивайте слуг сеньора Франческо насчёт меня и моей привычки пить чай. Думаю, это здорово вас простимулирует. Он вздрогнул и опасливо на меня покосился, но промолчал. — Так вот первая часть истории, которую вы поведаете миру, — продолжил я несмотря на его выражение лица, — королева Ингеборга Датская свою девственность потеряла со своим братом Кнудом VI, который чтобы скрыть это кровосмешение быстро выпихнул её из дворца, выдав замуж за вашего простодушного короля Филиппа. Чтобы скрыть то, что она не невинна, принцесса во время брачной ночи лежала словно римская статуя, и от холода её глаз, нужный орган у короля не встал. Утром же, она всем кругом рассказала, что лишилась девственности с ним и поэтому стала настоящей королевой Франции. Ингеборга очень красивая и невинная с виду, так что ей тут же все поверили, набросившись с обвинениями на короля. Он пытался отбиться от них, доказывая, что это обман, но народный гнев был такой, что его в конце концов принудили помириться с ней, разведясь со второй королевой. Попав обратно в королевскую кровать, Ингеборга снова обманула его, вложив в свой женский орган пузырь рыбы, наполненный кровью, и с помощью него так хитро обманула короля очередной раз, что даже он поверил в то, что ошибся и на самом деле она и правда всё это время была девственна. Вот только, если бы не случилась небольшая оплошность и её не застукали за ночь до этого, в постели с одним из королевских поварят, с которым она весьма весело проводила время, якобы являясь при этом девственницей. Лица всех троих вытянулись, по мере моего рассказа, а под конец все трое ошарашенно переглядывались между собой. Первым не выдержал трубадур, с возмущением в голосе спросив: — М-м-м, сеньор Витале, а можно поинтересоваться? Насколько правдива эта весьма мерзкая история? Я правда не очень люблю короля, который весьма плохо отнёсся к моему творчеству, но я люблю Францию и не позволю, чтобы нас обманывала и использовала в своих целях какая-то датчанка. — От самого первого слова, до последнего, — не моргнув и глазом соврал я, ведь в историю я вплёл столько правды, что уже отличить её ото лжи будет невозможно. Если признавать одно из этого, то нужно будет признавать и другое. Лицо Гаса Брюле потемнело от гнева, он низко мне поклонился. — Я ваш должник сеньор Витале. Не знаю, как вам стала известна эта история, но я обязан рассказать её всем. Завтра я предоставлю вам слова и музыку. — Это ещё не всё, уважаемый Гас, — улыбнулся я, — есть ещё вторая часть этой песни, где описаны и другие постыдные поступки королевы. Развлечение с поварёнком были лишь самым лёгким её прегрешением. Сидя в замке, она прикидывалась бедной несчастной овечкой, посылая письма всем королевским домам Европы, и даже Папу смогла обвести вокруг пальца! Вот только на самом деле, её наряды не уступали королевским, при её дворе жили подпевалы которые помогали ей обманывать людей, а также она весьма вольно развлекалась с замковой стражей, забыв о всяких приличиях. — Это очень тяжёлые обвинения сеньор Витале, — тяжело задыхаясь, сказал он, — меня могут за это и повесить. — Ну, если вы прославитесь первой частью, думаю вряд ли до этого дойдёт, — я пожал плечами, — а чтобы добавить вам размышлений, я прикажу привести вам один документ, который дам лишь прочитать, но не взять с собой. Там, при трёх свидетелях, одним их стражей замка, к сожалению ныне покойным, описывается всё то, что происходило в бане замка, где развлекалась королева. Его взгляд остекленел. — Если я действительно его увижу, то мои слова сеньор Витале будут жалить людские сердца не хуже стрел, — сказал он, — я с трудом представляю себе, как можно быть такой женщиной. У меня просто нет слов. — Дьявол коварен, особенно в женском обличии, — я деланно пожал плечами. — Да и дорогой Гас, вы не будете не один, — дополнил меня, до этого молчавший сеньор Франческо, — с вами отправятся во Францию и далее во всю Европу, ещё тридцать менестрелей, вам нужно главное сочинить слова и музыку для них. Мы сделаем всё, чтобы об этой действительно гнусной истории услышали, как можно больше французов и других честных людей. Тот, даже не ответив, и горестно качая головой, направился вслед за слугами. — Витале, я только сейчас наконец понял, что ты задумал, — тяжело роняя слова, произнёс Франческо, — это же ужас, что будет происходить в городах и деревнях! Если взбунтуется вся Франция, поняв, что её обманули, королеве повезёт, если ей просто отрубят голову. А над королём, будет потешаться вся Европа! Ты уверен в том, что это правда? — Я тому живой свидетель сеньор Франческо, — признался сеньор Бароцци, — сейчас тоже понимаю, почему сеньор Витале позвал меня на ваш разговор. Могу поклясться своей бессмертной душой, я видел, как королева совокуплялась с одним из помощников повара замка, я лично зарезал его на её кровати. Франческо изумлённо на него посмотрел и покачал головой. — Если ты раньше это знал Витале, то почему только сейчас решил обнародовать, да ещё и таким образом? — поинтересовался он. — Так было нужно для дела, — просто ответил я, — и оно касается Святого престола. — Да, дела, — погрустнел он, — теперь я не сомневаюсь, что король примчится умолять Агнесс о прощении. — Я повторяюсь, но я дал вам сеньор Франческо время, и оно ещё есть, пусть и немного, — жёстко ответил я, твёрдо посмотрев на него, — сейчас герцогиня уязвимая и мало кому интересная по Франции женщина, разве, что только кроме своей родни, но всё мгновенно изменится, если она снова станет королевой. — Всё верно, — согласился он, — значит ты готов даже расторгнуть помолвку с Марией, если я женюсь на Агнесс? — Забрав у вас одну дочь, я не хочу претендовать и на вторую, — просто ответил я. — Это очень благородно Витале, — покачал он головой, — даже не знаю, как принять такую жертву. — У вас есть время сеньор Франческо, пока наш трубадур со своими собратьями, с полными кошельками наших денег и горящими взглядами, не разнесут слова правды по всей Европе. Думаю после этого, количество желающих пообщаться с опальной королевой, увеличится в разы. Он покивал, признавая правдивость моих слов. — Хорошо, я стану настойчивей, но в то же время не буду сильно на неё давить, — признался он, — твоя матушка обещала мне свою помощь, ей тоже небезразлично судьба Агнесс, с которой она подружилась за это время. Думаю настало самое время, ею воспользоваться. — Тогда если на этом всё, то встречаемся с вами здесь завтра, как только наш поэт созреет? — спросил я, поднимаясь из-за стола. — Да, я пришлю гонца, — ответил он и повернулся к сеньору Бароцци, — спасибо тебе старый друг, за правду. Тот пожал плечами и мы попрощавшись, покинули дом Бадоэр, каждый уплывая на своей лодке. Дом Бароцци за последний год, не без моей помощи конечно, воспарял из пепла, словно феникс. Захваченные ценности на войне сеньором Пьетро и доля самой Паолы при работе на меня, были таковыми, что она отказывалась по настоянию мужа бросать работу и посвятить себя дому. Ей нравилось заниматься тем, чем она сейчас занималась, и это становилось по признанию старого сеньора Бароцци частой причиной скандалов в их доме. Я его «успокоил», сказав, что если его наследник будет таким идиотом, что расстанется с Паолой, я лично приложу усилия найти ей достойную пару в моём роду. Он лишь покачал головой, сказав, что попробует всё же сам решить эту проблему. Просить меня о чём-то, ему крайне не советовал сеньор Франческо, объясняя это тем, что результат выполнения мной просьбы, может быть совсем не таким, каким его представлял просивший. Я лишь улыбнулся над такой тонкой шуткой своего компаньона. Глава 14 1 августа 1200 года от Р.Х., Венеция Помня прошлый день рождения, многие пытались мне намекнуть, что традиция дарить подарки гостям именинником в принципе им понравилась, но были просто проигнорированы, поскольку даже вечер с посиделками я категорически запретил. Отец, сокровищница которого сильно пострадала после моего прошлогоднего нашествия, также был категорически против, так что маме пришлось смириться и не приставать ко мне с утра со всякими намёками. Мне этот день ничего бы не изменял, если бы не одно но. По моей традиции, дарить самому себе подарки, в этом году им было — открытие больницы. Глашатаи за две недели до этого бегали и орали по городу, но особого внимания и ажиотажа это не вызвало. Так что я не планировал в первый день много людей, что впрочем не мешало главврачу нервничать и постоянно вытирать влажные ладошки, при взгляде на огромное пятиэтажное здание с тремя корпусами. — Сеньор Шешет, успокойтесь, — в присутствии лишь немногочисленных родственников, я снял покрывало с большой коленопреклонённой собственной бронзовой статуи, а также бронзовой же табличке, вмурованной в стену здание, надписи на которых гласили, что данное здание создано усилиями Витале Дандоло, на его личные средства. — Я думаю, первое время вы будете вообще лечить одних бедняков, которым деваться некуда и нет денег на нормального врача, и только когда народная молва разнесёт слухи о вас дальше, здесь будет просто не протолкнуться. — Ваши бы слова сеньор Витале, да богу в уши, — вздохнул толстячок, — я уже третий день не сплю, боюсь подвести вас и себя. Ведь вы выполнили все обязательства, даже более того. Медицинский персонал просто отличный! Если не знать их прошлого, так и вообще никто сейчас не скажет, кем они были до поступления в штат больницы. — В этом есть и ваша часть труда, не приписывайте мне много, — хмыкнул я, — я лишь создал условия, а основную работу по выучке проделали вы и ваши врачи. Кстати, не думаете, что пятерых вам явно будет мало? Желающих поработать у нас повитух, на места в женском родильном зале, так и не нашлось? — Верно сеньор Витале, но брать слабо компетентных, с возможностью их дальнейшего обучения, вы сами мне запретили. — Пусть идут на козах тренируются, а не на людях, — подтвердил я, — но что-то и правда маловато желающих, припасть к лону современной медицине. Придётся загнать свою родню насильно, чтобы показали собой пример, а ещё лучше отца. Пристану к нему сегодня, он не сможет мне отказать. Я следом показал рукой на трёх калек которые тусовались у входа для бедняков, спрашивая, а точно ли лечение бесплатное, кормят ли их, и как это будет выглядеть, что им вернут потерянные руки или ноги. — Да и не забудьте, — напомнил я Шешету, — наверняка будут те, кто захочет воспользоваться стационаром, где кормят и ничего не нужно делать, с этими не возитесь. Лечение ведёрными клизмами и десяток плетей, обычно вылечивают любую болезнь. — Конечно сеньор Витале, мне уже ваши аудиторы, — он с трудом выговорил незнакомое слово, — сто раз сказали, что будут смотреть за расходами больницы. — Но в любом случае, если будут проблемы, вы имеете право прийти ко мне в любое время, — я пожал плечами, — только поспешите, через неделю-другую спуск на воду моего нового корабля и тогда боюсь, следующий раз, вы меня нескоро уже увидите. — Но ваш дядя же в состоянии будет решить срочные проблемы? — заволновался иудей. — Конечно, — я кивнул головой, — но только он видимо переобщался с людьми вашей национальности, поскольку последнее время старается везде экономить, так что лучше, если вы с материальными запросами всё же придёте ко мне. — Учту это сеньор Витале, — согласился он, и отправился к больнице, где лишь мельком посмотрел на пришедших калек и приказал охране выкинуть их за ворота больницы, что и было немедленно сделано. 18 августа 1200 года от Р.Х., Венеция В этот раз сухой док заполнили водой, проверив как корпус на ней держится, затем оттуда её выкачали, снова полностью проверили на герметичность швов и заклёпок, затем заполнили корпус балластом, и только после этого стали устанавливать мачты и такелаж. После ещё одной проверки на воде, внутрь стали затаскивать пушки, бочонки с порохом и прочее имущество, нужное для корабельного хозяйства. Сегодня же, должны были открыть воду, и корабль впервые в полностью готовом виде, должен был выйти в гавань Арсенала. Народу, посмотреть на это зрелище собралось на пристанях огромное количество, но пока корабль не вышел из закрытой гавани, они могли лишь лицезреть верхушки мачт, которые взлетали вверх на целых шестьдесят метров на самой высокой своей отметке. Моя помесь галеона с флейтом оказалась даже с виду очень грозной плавучей крепостью, и это с закрытыми орудийными портами! Что будет, когда мы произведём залп, ещё предстояло выяснить. — Честно, мне уже страшно, — заявил стоящий рядом сеньор Бароцци, и глава дома Бадоэр с ним немедленно согласился, — если он ещё и поплывёт, то боюсь представить, кто может противостоять такому крепышу. — Так никто, сеньор Бароцци, — удивился я, — потому он и «Повелитель морей». — Я не только о море сейчас говорю, сеньор Витале, — покачал он головой, — видеть у своих берегов эту громадину, будет весьма неуютно любому правителю. — Так, смотрим, сейчас откроют шлюз и запустят воду, — прервал я наш разговор, смотря как минимальное количество матросов на палубе, осторожно смотрят за тем, как с гулким шумом вода наливается внутрь дока, а корабль покачиваясь, поднимается на ней вверх, становясь вровень с общим уровнем гавани. Команда бросилась поднимать кливера и стаксели, которых я не пожалел, и разместил по принципу чайных клиперов, три кливера на бушприте, и по три огромным косых стакселя между всеми мачтами. Галеон дрогнул и увлекаемый силой ветра стал выходить из дока в гавань, показывая немногим присутствующим в закрытой части верфи Арсенала свои истинные размеры. До меня донеслись изумлённые вскрики. — Сеньоры, прошу пожаловать на борт, — пригласил я обоих стариков, которые степенно пошли за мной, а затем с помощью парадного трапа попали на борт гиганта. Пока они оглядывались кругом, я высмотрел капитана, который едва не светился от радости и показал ему двигаться к выходу в открытое море. «Повелитель морей» сорвал ещё больше восхищения, когда показался у общих венецианских пирсов, где как раз нашего выхода и поджидало большинство зевак. Восторженные крики и свист сопровождали нас всё время, пока корабль окутывался парусами, и набирал ход. — Сегодня просто пробный выход, сеньор Джакопо, — напомнил я сияющему, словно корабельная рында капитану, — не увезите нас пожалуйста куда-нибудь под Александрию. — О, сеньор Витале! — он веселился, словно был юнгой, — да вы посмотрите какая скорость! Как такой большой корабль, обладает подобной мореходностью? Это словно какой-то дар свыше. — Нет никаких даров, — остановил я опасные разговоры, — просто мои расчёты и мастерство корабелов, ничего более. Он недоверчиво покачал головой, наорав на каких-то нерасторопных моряков из набранных новичков. — Как только отойдём подальше, — обратился я к своему бессменному бомбардиру, — дайте бортовой залп сеньор Марко, только помните, стрелять по одной пушке, не вместе, а то ещё выломаете мне борт. — Да, конечно сеньор Витале, я всё помню, назубок выучил все ваши инструкции и наставления, — ответил тот, — хочу заметить кстати, что ваш новый запальник с кремнем, просто чудо! Не нужно переживать постоянно, что горящий фитиль упадёт на картуз с порохом. — Посмотрим, как вы тренировались, — пробурчал я, показывая, что он может идти на оружейные палубы. Когда настало время стрельб, капитан убавил паруса на мачтах, а я раздал своим двум гостям беруши. Они удивились им, но по моему примеру заткнули ими уши. Бортовой залп почувствовали все до единого. Огромные орудия, откатываясь после выстрела, передавали энергию через канаты, которые ограничивали их откат от борта на весь корпус, так что корабль вздрагивал, когда батареи с нижней и средней палубы разрядили свои орудия. Большое количество всплесков рядом с выпущенной заранее бочкой показали, что мастерство моих канониров неуклонно растёт. Лица гостей вытянулись, когда они увиделись, насколько сильно и далеко всплеснулось море. Сеньор Бароцци попросился спуститься вниз и вскоре вернулся, с задумчивым видом. — Что такое сеньор Пьетро? — поинтересовался у него Франческо, вытащив из ушей и вернув мне беруши. — Канониры используют некруглые ядра, как это было на «Елене», а какой-то странной формы? — военачальник повернулся ко мне. — Конической, — удивился я его наблюдательности, — они лучше притираются внутри ствола, оставляя меньше зазоров. Порох толкает их поэтому лучше, чем простые ядра. Он покачал головой. — Чудно как-то. Когда все первичные проверки были окончены, я приказал повернуть назад, так что уже скоро, под рукоплескание толпы, мы вернулись обратно. — Сеньор Джакопо, верните «Повелителя» в верфи, дайте осмотреть его корабелам, как они закончат, пусть грузят провиант и воду, мы отправимся в более длительные испытания. — Слушаюсь сеньор Витале, — отчеканил он. — Да и кстати, пусть начинают разбирать «Елену», — приказал я ему, — корабль славно послужил нам, так что весь металл пусть отправят в переплавку, пушки перенесут на этот корабль, а всё хорошее дерево сложат на склад, я закажу себе из него мебель. Буду всегда помнить о своём первом корабле, лёжа на ней. Джакопо расстроился от этого приказа, но спорить со мной не мог. Я и сам с трудом его отдал, так как корабль бы послужил ещё года три точно, но оставлять его в Венеции, без команды, которая перебралась на «Повелителя морей», на неизвестно сколько лет, если я вообще вернусь из этого путешествия, я опасался. Лучше уж пусть все мои секреты умрут вместе со мной, а первоначальные чертежи, которые достались корабелам, не содержали улучшений и исправления ошибок, которыми я занимался всё время, когда путешествовал на бригантине. * * * — Сеньор Витале! — едва я показался из охраняемых ворот Арсенала, как ко мне бросилась девушка, одетая в знакомое мне чёрное платье с большим белым накрахмаленным головным убором медсестры. В эти наряды, в виде отличительного знака их работы, был одет весь женский персонал в больнице. — Елена? — удивился я, признав девушку. — В больнице проблемы, — выдохнула она, — сеньор Шешет не знает, что делать! Просил найти вас, а я сначала во дворец прибежала, затем в ваше здание у Арсенала, но там мне сказали, что вы ушли в море. Поэтому мне пришлось ждать здесь, пока вы вернётесь. — И долго ждала? — нахмурился я. — Почти два часа сеньор Витале. — Может конечно проблема и решилась сама собой за это время, но лучше я гляну что там, — решился я, показывая ей садиться в мою лодку с охраной. — Что произошло-то? — когда мы поплыли, поинтересовался я у неё. — После того, как дож побывал на приёме у сеньора Шешета, пожаловавшись на боль внизу живота, тот установил у него паховую грыжу в весьма запущенной форме, — от тараторила девушка, — сеньор доктор провёл операцию, и вот уже неделю, как дож чувствует себя лучше. — Это я и без тебя знаю, я сам отправил его и остальную родню на обследование, чтобы показать пример остальным, — на меня накатило раздражение, — как это связано с проблемой? — Ой, простите сеньор Витале, — извинилась она, — но я рассказываю всё с самого начала, со слова сеньора доктора. После этого в больницу стали обращаться сначала аристократы, а затем когда, об этом стало общеизвестно, наш второй вход, который вы сделали для бедных людей, осадили толпы больных. Вереница тянется от ворот, до самого Гранд-канала. Даже городская стража приходила разбираться, что здесь происходит. — Уже теплее, но пока всё ещё не очень понятно, — покачал головой я, — а проблема то в чём? — Сегодня к входу, где заходят аристократы, появились люди, которых не впустили внутрь, они из-за этого устроили такой скандал, что сеньор Шешет не зная, что делать дальше, отправил меня к вам. Это ведь ваше было распоряжение. — А-а-а, видимо любители запрещать мою больничку, пожаловали, — обрадовался я, сказав гребцам ускориться. Я почти угадал. Оказалось, на приём явились родные из семьи одного из городских советников, часть из которых уже успели осмотреть и выдать лекарства, а вот той части, которая ещё ждала в очереди, не повезло. Появился я и приказал охране выпнуть всех за ворота, объяснив вопящим аристократам, что пусть сначала сеньор Галеро проголосует за общую перепись населения и выдачу паспортов, а только после этого пользуются благами, предоставляемыми сеньором Витале. Главрачу я не стал ничего предъявлять, это не его дело, а вот дежуривший сегодня офицер лишился недельного жалования. Списки тех, кого было запрещено пускать у него имелись, а также приказы, что с ними делать. Погрозив смущённому молодому парню кулаком, я отправился домой. Отец и правда лежал в кровати, работая на дому, правда после брюшной операции всё время порывался встать, за что был мной привязан к кровати и несмотря на все угрозы оставлен так до тех пор, пока не пообещал не вставать, до разрешения сеньора Шешета. Кстати, почему сеньора? Ведь врач был иудеем и не венецианцем, но теперь с моей лёгкой руки и большой шкатулки золота, у него появился баронский титул, купленный в Священной римской империи, без земельного надела разумеется, но зато давший главврачу новые полномочия и возможности, которыми он не обладал, оставаясь в непонятном статусе полу-простолюдина, полу-врача. Теперь всё было чётко и понятно для местных, так что количество обращений аристократов и даже нобилей к нему, значительно увеличилось. Что уж говорить о простых жителях, которые очередь в больницу занимали за несколько дней, просто живя в ней. С этим я пока ничего не мог поделать, не вводить же талончики на посещение? Думая над этим, я добрался до дома и первым делом навестил Энрико, который держа слово, так и работал в постели. Заглянув в его комнату, я удостоился одного сурового взгляда и одного нежного, благодарного поцелуя от мамы, которой сеньор Шешет, каждый день лично теперь осматривающий отца, рассказал, что эта грыжа была очень опасна, если бы прорвалась в брюшную полость и там загнила. Поэтому-то он стал желанным гостем у нас в доме, как прочем и сеньор Франческо, которого я видел теперь каждый день в саду дворца в компании одной весьма привлекательной, хоть на мой взгляд, слишком впечатлительной и простоватой герцогини. Но его лично, видимо в ней всё устраивало. Глава 15 Слуга в цветах дома Бадоэр примчался после обеда, не застав меня дома и сразу же отправившись на верфь. Я обитал там, вместе со своими корабелами обсуждая, как лучше разобрать «Елену», пока «Повелитель морей» был в море, заканчивая судовые испытания. Я хотел быть на борту, но дела, которые сваливались на меня пачками, не отпускали из города, так что пришлось скрепя сердце, отпустить Джакопо одного. Прибывший гонец отвлёк меня принесённым письмом, прочитав которое, я извинился перед мастерами и отправился к дому компаньона. — Мэтр Брюле? — удивился я, увидев трубадура, в комнате сеньор Франческо, который должен был давно петь песни во Франции. — Сеньор Витале, — он низко мне поклонился, оставаясь совершенно серьёзным. — Что привело вас обратно в Венецию? Ведь мы кажется обо всём договорились прошлый раз? — я перевёл взгляд на компаньона, но тот лишь показал глазами на трубадура. — Не знаю, как вы это себе представляли сеньор Витале, когда посылали меня на родину, — тот покачал головой, — но будучи в Париже, на меня через неделю вышли слуги самого сенешаля его королевского величества, и совершенно в другом тоне, чем прежде, поинтересовались, откуда у меня такая удивительная информация, представленная в песнях. Представляете сеньор Витале? Они вежливо меня спросили! Хотя прошлый раз за то же самое, палками выгнали из города! — Дальше, — поторопил я его. — Поскольку прямого запрета от вас не было, чтобы не рассказывать источник, я рассказал им всё как на духу, что вы в тот вечер рассказали мне, и даже про тот документ из замка Этамп. Их это очень удивило и ошарашило, они попрощались и дали мне мешочек с золотом. — Хорошо — это всё конечно крайне интересно, но зачем вы вернулись обратно? — поинтересовался я у него. — Вот тут сеньор Витале, самое интересное и начинается, — смутился он, под моим взглядом, — я этим же вечером слегка напился и проснувшись поутру обнаружил, что у меня под рукой лежит странное письмо. Увидев кому оно адресовано и тут же вскочил на коня и помчался обратно в Венецию, думая, что вы наверняка должны об этом знать, как можно быстрее. С этими словами, он и правда протянул мне запечатанный свиток. Осмотрев незнакомые печати и общее состояние документа, я сделал вывод, что его не вскрывали. Взломав воск, я пробежался глазами по строкам. Хмыкнув, вернувшись в начало и уже второй раз прочитал более внимательно. «Уважаемому сеньору Дандоло, третьему сыну дожа Венецианской республики». «Милостивый господин Витале. Мы, преданные патриоты Франции, просим вас, через проверенного обоими сторонами трубадура, предоставить нам доказательства измены датской сучки Ингеборги и умысел её, против нашего государя». «Будем в том вам весьма благодарны и Франция не забудет вашей помощи». Подписи под письмом не было. Я задумался. Конечно же, перед тем как посадить на кол того бедолагу из замка, я сначала с ним поговорил по душам в подземелье. Мне было интересно, почему на него одного, так взъелась королева. И он, поняв, что ему уготовано, пел соловьём, рассказывая, что и правда подсматривал в бане за ней, но не для того, чтобы удовлетворить себя, а только дивясь тому, что она вытворяла: с женщинами, с мужчинами, сама с собой. Простой сын мелкого буржуа даже не представлял себе до этого времени, весь доступный спектр людских плотских утех. Поэтому-то и ходил подсматривать тогда, когда королева раз в месяц устраивала себе длительный банный день. Жаль, его это не спасло от расправы, поскольку тогда я ещё думал, что змеюка сдержит своё слово и его признания, подписанные тремя свидетелями, просто полежат у меня до лучших времён, но видимо не всё было хорошо во французском королевстве, если нашлись дворяне, которые решили проявить собственную инициативу и провести расследование. — А кто кстати сейчас сенешаль его величества? — поинтересовался я в задумчивости у трубадура. — Сеньор Бертольд фон Андекс IV, герцог Миранский, — тут же ответил он. — А-а-а, — в один голос протянули мы с сеньором Франческо, удивлённо переглянувшись. В действие вступила третья сила, которой не нравилось, что его дочь просто выкинули с трона и из Франции. На эту помощь я не рассчитывал, когда планировал своё план, но она оказалась как никогда кстати. — Сеньор Франческо, я оставлял документ у вас, не будете любезны принести нам его вместе с письменными принадлежностями? — повернулся я, и тот, встав из-за стола, отправился в свой кабинет, вскоре вернувшись оттуда с указанным письмом. Сев за стол, я задумался над ответом. Нужно было слегка подкорректировать уже действующий план, с учётом новых вводных. Я с помощью симбионта накидал портрет человека, затем сделал комментарии к нему и посыпав песком, скрутил документ, запечатав подогретым сеньором Франческо воском и прижав перстень с собственным гербом к остывающему материалу. — Мэтр Брюле, — я достал с пояса кошелёк, открыл его и отсыпал туда двадцать золотых матапанов, — от скорости и главное от вручения этих двух писем, теперь зависит ваше будущее. Станете ли вы знаменитым, обеспеченным и любимым многими трубадуром, или не приведи господь, умрёте, от ужасных и нечеловеческих пыток, если решите передать эти документы не в те руки. Это я вам могу обещать. Трубадур вздрогнул и испуганно отдёрнул руки от документов. — Может отправить с ним охрану? Витале? — Франческо ещё не понимал, что я задумал, но по моим словам понял, насколько всё серьёзно. — Если у королевы есть своя партия во дворце, а она не может не быть, то присутствие охраны у простого трубадура может навести их на ненужные мысли, — задумался я, — так что мэтр поедет один, но сопровождая какой-нибудь торговый караван. Вам весь наверняка есть что отправить в Париж, сеньор Франческо? Компаньон кивнул головой. — Ну вот и отлично, попросите главу охраны, присмотреть, чтобы с их попутчиком ничего в пути не случилось. — Распоряжусь, — кивнул он понятливо. — Ну что же, мэтр Брюле, — я перевёл взгляд на успокаивающегося менестреля, — вернётесь в Париж, никуда не суйтесь. Остановитесь в той же таверне, где вы пили прошлый раз и обнаружили у себя письмо, и когда появятся слуги сенешаля, предадите им оба документа. Вам понятно? — Вы думаете, на меня они снова выйдут сами? — понял он. — Я просто в этом уверен, — подтвердил я, — а теперь простите, вам наверняка нужно отдохнуть, после долгой дороги. Он закивал головой, простился с нами и позволил слугам увести себя. Мы остались одни с Франческо. — Что за портрет ты нарисовал? — спросил меня он, — уже даже не спрашиваю, какие нераскрытые таланты у тебя ещё есть. — Помните, я просил вас подыскать во Франции подходы к королевской кухне? — задумчиво спросил я, всё ещё размышляя, правильно ли я поступил. — Да, это оказалось сложнее, чем я представлял вначале, этот цех не пускает к себе посторонних, только семейный подряд, — ответил он. — Но насколько проще, то же самое будет сделать сенешалю? — поинтересовался я у него и сам же ответил, — стократно, чем нам! — Погоди, я начинаю наконец понимать весь твой план, — его глаза заискрились весельем, — ты хотел пропихнуть на кухню кого-то, кто смазлив и красив также, как тот поварёнок, что так понравился королеве в Этампе, чтобы она не смогла устоять и согрешила прямо в королевском дворце? Я улыбнулся. — Было бы просто замечательно, если бы таких поварят было несколько, для большего выбора. Мы заложники своих привычек, поэтому королева вряд ли устоит от возможности позабавиться с таким красавчиком, поскольку питает слабость к поварятам. Сеньор Франческо покачал головой. — Теперь, когда на твоей стороне, пусть и не догадываясь о причинах твоей вспыхнувшей ненависти к королеве, будет отец Агнесс, дело явно пойдёт быстрее, — заметил он, — много быстрее. — Думаю, вы только не совсем правы, насчёт «внезапной ненависти», — я погладил подбородок, — Агнесс переписывается с роднёй и как я видел, пишет обо мне не иначе, как об «ангеле милосердия» во плоти. Сеньор Франческо хрюкнул от этого заявления, затем мгновенно возмутился. — Ты читаешь её почту?! И нашу переписку тоже? — Ой сеньор Франческо, ну что там читать, — я прикрыл глаза и продекламировал стихи, которые он посвятил своей пассии в одном из недавних писем. На моих глазах, мой ранее непрошибаемый ничем компаньон, покраснел. — Витале! — возмутился он, — это уже точно перебор! — Вы сами этому поспособствовали сеньор Франческо, — с сожалением произнёс я, — теперь приходится тратить кучу времени, читая переписку родственников и не только. Оказалось у нас в доме шпионов от других родов едва ли не больше, чем порядочных слуг, представляете себе? Он тихо ахнул. — И ты ничего не предпринимаешь? — Конечно не делаю, зачем? Тогда мне придётся искать новых, кто решит предать, а так, они у меня все на виду, — оскалился я, и от этой улыбки он поёжился. — И ты не боишься? — удивился он. — Так я же никому не доверяю, — я удивлённо на него посмотрел, — каждый знает только то, что я позволяю ему знать. Он покачал головой, проворчав. — А я-то думал, что я одинок. — Вам проще, у вас есть я! — гордо провозгласил я, и стал серьёзным, — ну и судя по письмам Агнесс, когда готовить подарок на свадьбу, сеньор Франческо? Он искренне возмутился. — Витале! Ты переходишь все дозволенные границы! — Ладно, — я встал, дошёл до него и приобнял за плечи. Глава дома от удивления даже замер, — доброго вечера, сеньор Франческо. И шепнул ему уже на ухо. — Через неделю, я отбываю. Ночью. Без фанфар и маханий чепчиков. Все инструкции, касающиеся вас, будут у дяди Джованни, заберёте их только после моего отбытия. Он удивился, но лишь кивнул головой, приняв информацию. * * * 27 августа 1200 года от Р.Х., Адриатическое море Выстроенные на палубе триста человек команды, а также пять сотен солдат, лучших головорезов сеньора Бароцци вместе с ним во главе, молчаливо смотрели на меня, стоявшего посередине. Сегодня ночью, каждый из них написал завещание и вместе с переданным мной мешочком золота, платой за этот рейс, передал их на хранение дяди. Так что лица людей, среди которых не оказалось ни одного отказника, были предельно серьёзны и хмуры, они только сейчас наконец поняли, насколько всё серьёзно. Ведь я, как и все, также написал завещание, которое отдал дяде. Поэтому, стоя сейчас перед всеми, я тщательно подбирал слова, которые наверняка многие из них запомнят надолго. — Все мы, отправляемся в неизвестные земли, — прошёлся я на пару шагов вперёд и назад, посматривая на ровные ряды справа и слева от себя, — все мы, можем не вернуться из этого похода. Но я даю слово, что приложу все свои силы и знания, чтобы «Повелитель морей» оправдал своё название и принёс свет истинной веры в такие уголки мира, куда ещё никогда не ступала нога христианина. Как ваш штурман и капеллан, я надеюсь, что вы поможете мне в этом, поскольку прошлый раз, те из вас, кто поверил мне, стал очень обеспеченным человеком. Ваши семьи и даже рода, стали известными и уважаемыми в городе, и всё это только за один, пусть и долгий поход. Среди нас есть новички, те, кто ещё никогда не видел настоящих штормов, которые бушуют в открытом океане, не знает, что такое недели штиля там, где на тысячи километров кругом нет ни одного человека, кроме нас. На вас ложится громадная ответственность как на людей, на христиан, показать миру, насколько сильна наша воля, вера и характер. Нельзя допустить, чтобы в вашу душу забрался червячок страха или боязни за свою жизнь. Я знаю, такое будет, мы все не без греха, но я надеюсь, что в этот момент, вы все вспомните мои слова, и вместо недовольства и желания повернуть корабль назад, встанете рядом со мной и помолитесь, за успех нашего общего дела. Поскольку если мы вернёмся, каждый, я даю вам своё слово, станет богат. На этом у меня всё. Сеньор Джакопо, командуйте. Серьёзный капитан, отдал команду разойтись, и грустно засвистевшие боцманские дудки развели команду по вахтам. Солдаты же остались на палубе, тихо обсуждая сказанное. Глава 16 22 октября 1200 года от Р.Х., Гибралтар Офицеры тоскливо провожали знакомые очертания берегов, с каждым пройденным днём, всё больше окутываясь в ауру страха, которая присутствовала во взгляде каждого, кто был на корабле. Даже юнги, у которых не имелось никого из родных, и завещавшие свои деньги церкви, и те не галдели, находясь вне вахт, а собираясь маленькими кружочками, тихо переговаривались между собой. Когда два близких берега справа и слева от огромного корабля остались позади, и Атлантический океан, как и прошлый раз неприветливо встретил отважных мореплавателей, от которых пока пахло лишь унынием. Сосредоточенный и непривычно тихий балагур сеньор Джакопо спросил со шканцев, обращаясь ко мне. — Курс пожалуйста, сеньор Витале. Многие лица повернулись ко мне, ожидая, что я покажу налево, но я всех ошарашил, ответив спокойно. — Курс прежний, капитан. Он повернулся к рулевому, и тот замер на месте словно статуя. — Курс прежний, рулевой. — Слушаюсь сеньор капитан! — отчеканил он, впившись в деревяшки штурвала до побеления костяшек. * * * 16 декабря 1200 года от Р.Х., Северная часть Атлантического океана Первая серьёзная неприятность нас поджидала оттуда, откуда не ждали. Треть дубовых бочек, из всех, что у нас были с водой, дали течь. Я мёртвым взглядом смотрел на купора и его команду, которые стараясь даже не смотреть в мою сторону, а с белыми лицами носились вверх и вниз, вытаскивая все бочки с водой с самой нижней палубы. Пришлось вытаскивать все, чтобы понять, сколько мы имеем бракованных бочек и каков текущий запас воды. Им в этом усердно помогали солдаты и вскоре мы стали раздавать воду из сочащихся бочек всем желающим сверх нормы, лишь бы она просто не утекла просто так. Трясущийся от страха купор подошёл ко мне и капитану, и не поднимая взгляда сказал. — Я клянусь вам своей душой, сеньор Витале, я проверил всё трижды! Клянусь вам! Мне хотелось отправить его на рею, вместе со всей его бригадой, ведь лишившись с учётом уже выпитого, больше половины питьевых запасов, мы теперь, с большой долей вероятности, до следующей точки нашего плавания доплывём не все. И поэтому сильно хотелось, чтобы первыми, кто будет наказан за эту оплошность будут те, кто отвечал головой за это хозяйство. Едва открывая рот от переполнявших меня эмоций, я, взяв себя в руки, тихо сказал. — Даю вам час Бруно, после чего, займусь расследованием сам. Он побелел ещё сильнее и кланяясь, бросился обратно к бочкам. Офицеры хмуро смотрели на меня, но никто не произнёс ни слова. — Сеньор Витале! Сеньор Витале! — тут же раздался его громкий голос и он почти сразу вернулся к нам с двумя досками из разобранной бракованной бочки и двумя из обычной. Я перевёл на него взгляд. — Почти все из моих ребят бывшие бондари, так что они знают толк в бочках, — быстро тараторил он под моим набирающим ярость взглядом, — пока мы разговаривали с вами, они разобрали парочку и нашли причину проблемы. — В чём же она заключается Бруно? — опередил меня капитан. — Бочки были специально не досушены так, чтобы продержать воду не больше месяца или двух, — он стал прикладывать дощечки друг к другу, показывая, как выглядели доски нормальной бочки, которые не текли, и те, что дали течь. Взяв их из его рук, я прикладывал и понимал, что да, если сравнивать их сейчас, то дерево во втором случае выглядело слегка неравномерным по структуре. Именно слегка, но это давало то, что было опасно для людей, находящихся посреди океана солёной воды. — Почему вы думаете, что это было сделано специально? — я передал доски офицерам, а сам вернул внимание на купора. — Они лишь изредка видели такое, когда привозили бочки в починку, сделанные небрежным или пьяным мастером. Ни один мастер в здравом рассудке не продаст такое специально, тем более вам, — ответил он. — У кого ты их купил? — мой тон стал чуть спокойней, я конечно ещё сомневался в его словах, но я помнил, что сеньор Джакопо сам лично проверял весь груз, принимаемый с берега. Уж он точно не пропустил бы текущие бочки на борт своего корабля. Купор вздрогнул и опустил взгляд в пол. — Простите сеньор Витале, но я могу сказать эту фамилию только вам на ухо. Я удивился. Под взглядами многих я подошёл к нему, и он наклонившись, произнёс знакомое имя. Мои глаза расширились. — Ты поклянёшься в этом на Священном Писании? — Конечно сеньор Витале! — закивал он, — я и все мои ребята! — Хорошо, можешь пока быть свободен, и держи язык за зубами, — кивнул я ему, и Бруно, с облегчённым вздохом бросился к себе. — Старшие офицеры, за мной, — приказал я, и те, удивлённо переглядывались, пошли в мою каюту. В отличие от роскошных адмиральских кают позднего времени, на подобного типа кораблях, себе я отвёл совсем немного места, отдав освободившиеся площади офицерам, которые получили более приличные каюты по два человека, чем те, что были у оригинальных галеонов. Оптимизация и планирование внутренних помещений, а также использование убираемых гамаков, которых никто ещё не знал в Европе, позволили мне разместить матросов и солдат не в таких скотских условиях, какие обычно были на парусном флоте прошлого. Да, у юнг, простых солдат и младшего состава моряков имелись трудности с койко-местами и жили они в весьма стеснённых условиях, но зато все те, кто поднимался в табеле о рангах на «Повелителе морей», получали чуть больше жизненного пространства, чем когда были младшими по званию. Это бесконечно удивляло команду, не привыкшую к такому, но они быстро привыкли к хорошему, поэтому удивлялись, когда при встречах в тавернах с другими моряками, узнавали, что они единственные, кто служит в таких хороших условиях. Это служило ещё одним, небезосновательным доводом и предметом гордости, что «Елена» и «Повелитель морей» лучшие в своём роде. * * * Когда мы оказались в моей небольшой каюте, не в ночном состоянии у которой имелся лишь овальный стол, за котором мы с высшим составом корабля обедали и ужинали каждый день в зависимости от их вахт конечно, а ночью стол разбирался и ставилась сборная кровать, выполненная по моим чертежам. — Что за фамилию он назвал, сеньор Витале, — когда мы расселись, поинтересовался у меня сеньор Джакопо, — и почему боялся назвать её вслух? — Об этом, давайте спросим у представителя этого рода, — я повернул лицо к вмиг побледневшему сеньору Бароцци, — Бруно сказал, что заключил сделку лично с Паолой Бароцци, поскольку было моё письменное разрешение сотрудничать с этим родом. На старого военачальника было грустно смотреть. Он то краснел, то бледнел, хватаясь за бороду, выдирая из неё целые пучки волос. — Я не хочу сказать, что подозреваю лично вас сеньор Бароцци, — заметил я, пока он не выщипал себе вообще всю её, — хотя конечно, осадок определённый у меня теперь имеется. — Сеньор Витале! Нет! — он попытался встать, но я отрицательно покачал головой и он снова упал в кресло, — это невозможно! Паола боготворит вас! Вы спасли наш род! Возродили семью! Я категорически отказываюсь принимать это! — До сегодняшнего дня сеньор Пьетро, у меня тоже не было вопросов к вашей невестке, — нехотя согласился я с ним, — но ведь возможно, что она знала, что вскоре вы отправляетесь в далёкое путешествие и все ваши заработанные на службе у меня деньги, оставите ей? Вы ведь говорили, ей об отплытии? Он кивнул. — Но сеньор Витале, Паола! Это невозможно! — он качал головой, — я раньше думал, что хорошо разбираюсь в людях, но сегодняшние новости сильно поколебали во мне эту уверенность. Я задумался, под молчаливыми взглядами ошарашенных офицеров. Все прекрасно помнили, чем закончилось прошлый раз противостояние со мной великих родов. — Вы как-то, в одном из наших разговоров, упоминали, что ваш сын последнее время сильно ругался с Паолой, — в голове всплыла одна из давних с ним бесед, — насколько сильно? Его взгляд остекленел. Он перестал выщипывать бороду, задумавшись. — Мне не хотелось бы обвинять вас, так как вы с нами на одном корабле, — спокойно сказал я, видя, что он молчит, — но дать нам вариант, откуда у нас на борту могли появиться специально испорченные бочки от рода Бароцци, вы нам должны сеньор Пьетро. От понурив голову, тихо сказал. — Если подумать хорошо, то это мог быть мой сын. — Сеньор Бароцци, говорите громче, — в моём голосе появился металл, — хотелось бы слышать по чьей воле, мы вскоре подохнем от жажды. — Это мой сын, — в отчаянии выкрикнул он, — он был и против того, что я служу у вас, и против работы Паолы на ваш дом. В роду, после того как его жена восстановила порядок и избавила нас от долгов, стали прислушиваться больше к её слову, чем к его. Бартоломью — единственный из всей семьи, мог желать вам смерти. Молчание за столом стало ещё больше тягостным, после такого признания. — Если мы выживем, я дам вам право самому задать интересующие меня вопросы вашему сыну, — разрушил я гнетущую атмосферу, — пока же, прошу забыть сеньоры этот неприятный инцидент. Я не хочу, чтобы между нами пробежала тень недоверия, ещё более не хочу, чтобы информация о случившемся, вышла за стены этой комнаты и посеяла недоверие между командой и солдатами сеньора Бароцци. Это понятно? Пусть каждый пообещает мне молчать. Офицеры поклялись на кресте и мы вернулись на палубу. Несмотря на мою просьбу, они все кучковались вместе, оставив старика в полном одиночестве, чего никогда не было прежде. Все признавали его заслуги, статус и возраст. Поняв, что это до добра не доведёт, я лично подошёл к нему и положив руку на плечо сказал. — Мы разберёмся со всем, но позже, сеньор Бароцци, сейчас же мне нужен командир, который пойдёт за мной в огонь и в воду. Я могу на такого рассчитывать? Он очнулся и благодарно положил свою жёсткую, морщинистую руку на мою. — Моя душа и тело, отныне ваши, сеньор Витале. Только прошу, взамен, мне самому по возвращении провести расследование. Я посмотрел ему прямо в глаза, в которых плескалось море обречённости, страха, несгибаемой воли и ещё много чего, что я обычно там не видел. — Вот вам моё слово в этом, сеньор Бароцци, — я положил поверх его руки свою вторую руку. Старик лишь благодарно мне кивнул, не став ничего отвечать. — Сеньор Джакопо! — я развернулся и позвал капитана, который нехотя подошёл к нам, я стал спрашивать его о корабле, текущем состоянии дел. Он начал отвечать, и вскоре к нам присоединились остальные. Я понимал, про пролёгшая тень ещё останется между всеми надолго, но собирался приложить все силы, чтобы это не вылилось в прямой конфликт. Выкидывать команду за борт, когда мы находились только в начале пути, категорически не хотелось. * * * 30 декабря 1200 года от Р.Х., Северная часть Атлантического океана Несмотря на жесточайшую экономию воды, и урезание паек абсолютно всех на корабле, даже моей, последняя бочка показала своё дно на вечерней раздаче, вызвав среди матросов лёгкий ропот тем, что она не всем досталась. Пятьдесят человек стояли со своими пустыми кружками, рядом с пустой бочкой. — Бруно, отдай им воду офицеров, — приказал я, вызвав среди всех общие вздохи. Особенно среди высшего состава, изумлённого моим поступком. Купор же, получив приказ, бросился вниз и вскоре наша бочка, была разлита среди оставшихся, не оставив ничего командному составу. Матросы, крестясь и благодаря меня, стали расходиться, взамен, я получил полукольцо вопрошающих взглядов. Я их не разочаровал. — Есть кое-что, что я припас на этот случай, — нехотя признался я, — вот только проверять хотел тогда, когда мы не испытывали бы жажду, чтобы не давать людям ложную надежду. Но похоже, сейчас выбора не осталось. Лица офицеров из вопрошающих, стали вдруг радостными. — Слава сеньору Витале! Слава! — как безумные заорали они, и как бы я на них ни шикал, этот возглас разлетелся по всему кораблю. Все до единого матроса, даже на вахтах, приняли его и здравницу мне прокричали минимум десять раз. — С вами сеньор Витале всегда так, — наконец, я впервые за время пути, увидел прежнюю улыбку на лица капитана, — только, очередной раз, приготовишься отправиться к праотцам, как вы подходите со спины, и хлопая по плечу, ласково говорите. — Погоди друг Джакопо, не спеши, есть у меня ещё один план. Надёжный, как дубовый стол, точно тебе говорю. От его простой шутки рассмеялись все, в том числе и сеньор Бароцци, пребывающий последнее время не в лучшем настроении. Слыша, что офицеры смеются и шутят, на лица матросов тоже стали возвращаться робкие улыбки, которые, как и новость о том, что у сеньора Витале, как обычно, что-то да припрятано в запасе, мигом разлетелись по кораблю. Я стал чаще ловить на себе ожидающие взгляды, сам внутренне не чувствуя той же уверенности, что имелась у команды в отношении меня. Ведь сам я, умереть здесь не мог, поскольку в крайнем случае, готов был активировать хрономаховик, вырвавшись из этого времени, даже под угрозой ареста Хронопатрулём. — Сеньор Марко, тащите те шесть ящиков, что я просил поставить рядом с вашим хозяйством, — со вздохом обратился я к своему верному бомбардиру, и тот, зычно крикнул канонирам, что и откуда взять. Офицеры стали ждать, видимо рассчитывая на чудо, которого могло и не случиться. Глава 17 — Всем разойтись, — скомандовал я, — я не бог, чтобы творить чудеса мгновенно, это просто мои предположения и наблюдения. Нехотя, солдаты и свободная от работ команда стала расходиться, как и офицеры, остались только свободные от вахт. — Растягивайте овечьи шкуры вдоль бортов, закрепляя их вот так, — показал я, обращаясь к боцманам, те сразу пригнали матросов и те занялись закреплением шкур по три ряда с каждого борта. — Сеньор Витале, а можно узнать, зачем вы это делаете? — с любопытством поинтересовался один из офицеров, наблюдавших за тем, как корабль обрастает шкурами мехом наружу. — В церковной библиотеке Рима, я прочитал наблюдения одного римского мореплавателя, — я не стал скрывать этого, поскольку нужно было всеми силами увести предмет разговора от чудес, эта тема была крайне опасна. Ведь после плавания, если оно будет успешным, их всех обязательно опять прогонят через исповедование и церковь может получить против меня компромат, который мне не нужно было им давать. Так что всё спихиваем на историю, которую в этих Тёмных временах практически никто не знал. — Он писал, что однажды они спаслись таким же методом, поскольку утром на овечьей шкуре, случайно оказавшейся на борту, появилась влага, и они отжав её смогли продержаться какое-то время до попадания на землю. — А, то есть вы просто увеличили количество шкур? — понятливо вскрикнул он, — как всё просто! — Да, я разработал лишь крепления, чтобы повесить их в три ряда, — согласился я, — так что утром, будем ждать результатов. — А тогда для чего оставшиеся сундуки, сеньор Витале? — поинтересовался Марко. — Это уже мои личные наработки, которые я планировал лишь проверить, — проворчал я, показывая открыть крышки. Моряки и офицеры, задействованные в процессе, с удивлением увидели мелкоячеистые сети из пеньки, лежащие там. — Эм-м-м, — промычал капитан, — мы будем ловить рыбу? — Почти, — хмыкнул я, приказывая убрать все паруса с рей, и вместо этого натянуть сверху вниз две гигантские сети на грот и фок-мачты, под которые внизу на палубе положили промасленную парусину, уложенную под наклоном. Работы были закончены далеко за полночь, и я приказал всем идти спать, поскольку больше ничего сделать мы не могли, оставалось только ждать. * * * Утром, едва я проснулся и привёл себя в порядок, если это можно было так сказать, поскольку не было ни капли воды, я отправился на палубу, где меня уже ожидало множество восхищённых взглядов. Первое, что бросилось в глаза, что на парусине, которая должна была собирать с сетей стекающие капли конденсированной из воздуха росы, накопилось её пару литров, столько же, имелось и под второй мачтой. Причём когда я подошёл ближе, то увидел, что капли воды с сетей, специально обработанных мной илом из Нила, продолжают капать, то есть можно было рассчитывать на ещё столько же жидкости! Это было просто превосходно! Я сам не ожидал, что когда-то давно прочитанный материал об получении воды в море, сможет спасти мне жизнь. Нет, я конечно планировал лишь опробовать все имевшиеся там материалы, но после нескольких месяцев проб и ошибок, остановился только на тех двух вариантах, что взял с собой в плавание. С обработкой сетей и вовсе было весело, поскольку чтобы я не пробовал ранее, кроме масла, всё было плохо. Капли просто впитывались в пеньку и не стекали вниз. Помог случай, когда я заметил, как на одной из арабских галер в порту Венеции, с части вывешенных за борт на просушку парусов стекает вода под внезапно начавшимся проливным дождём, а другая часть намокает, как ей и было положено. Купив все эти паруса за тройную цену у удивлённых моим поступком арабов, я тщательнейшим образом проверил их на гигроскопичность и какого же было моё удивление, когда я выяснил, что те, что отталкивали воду, успели немного поваляться на илистом берегу Нила, когда у галеры, обломилась старая мачта. Именно это наблюдение заставило меня отправить «Елену», привести мне грязь оттуда, что конечно вызвало весьма удивлённые взгляды моряков и капитана, когда я им объяснил куда и зачем им нужно сплавать. Спорить конечно никто не мог, так что уже через месяц у меня были тонны водорослей Нила, а также грязи с его берегов. Вот так и появилась пропитка сетей, с которых сейчас стекала конденсированная утром из воздуха роса. — Бруно, не спите олухи, — с каменным выражением, обратился я к купору, который со своей командой и вытащенными целыми бочонками уже давно с вожделением засматривался на воду в парусине, — собирайте, пока не испарилась. Они тут же бросились это делать, а после того как собрали, стали снимать с бортов овечьи шкуры, и также над парусиной берясь по два человека с каждого из концов, выжимать их над парусиной. Эффективность этого метода была много меньше, чем у сетей, но зато шкур было много, так что мы наполнили почти два бочонка по итогу, когда солнце появилось над горизонтом. Тут все работы пришлось прекратить и я сказал всё оставить как есть для просушки, затем снять, чтобы ночью всё повторить снова. Днём, когда солнце было в зените, команде раздавали воду и изюм, чтобы они хоть как-то могли утолить жажду, пусть и снова сокращённой порцией, от уже ранее сокращённой вдвое, но зато уже из той воды, что мы добыли сами. Лица людей, несмотря на меньшее количество воды в кружках и вчерашних новостей о том, что на корабле вода закончилась полностью, снова оживились. То тут, то там я видел опустившихся на колени матросов, которые молились, посылая благодарность богу за спасение. Капитану и мне, демонстративно налили воду последним. Она, пропущенная через мои угольные фильтры, которые я испытал ещё в предыдущем походе, с добавлением лимонного сока в пропорциях триста миллилитров на сорока пяти литровый стандартный бочонок воды, сделанный из морёного дуба, была хорошего качества. Морёный дуб правда стоил в три раза дороже обычного, но когда это я экономил на себе? — Мне кажется, или она свежее и вкуснее, той, что мы пили вчера? — удивился Джакопо, попробовав её на вкус. Я взял свою кружку, которую мне протянул Бруно и попробовал. Вода была определённо прохладнее и свежее. — Вы не ошиблись сеньор Джакопо, — подтвердил я, — организуйте пожалуйста вахты для сбора воды. — Уже распорядился сеньор Витале, как только утром увидел, что вы очередной раз спасли нас от смерти, — хмыкнул он, сделав ироничный поклон. — Я с вами на одном корабле, умру тоже, несмотря на всю свою гениальность, — слегка покривил я душой. Он покачал головой. — Надеюсь — этого не случиться, поскольку будет большой потерей для всей Венеции. * * * 7 января 1201 года от Р.Х., Бермудские острова — Земля! Земля! — с вороньего гнезда раздались громкие крики, взбудоражившие весь экипаж. Многие бросились к правому борту, чтобы своими глазами увидеть озвученную землю. Очертание вытянутых Бермудов вскоре увидели все, а я ещё раз поблагодарил симбионта, за точность навигации, позволившей мне вывести корабль к первому месту, где можно было отдохнуть, починить корабль, и конечно же запастись свежей едой и какой-никакой, но водой. Плавание, кроме последнего случая, проходило в общем-то спокойно. Галеон отлично показал себя в средних по силе штормах, что встретились нам по пути. Его грушевидная форма и отличные обводы позволяли без труда выдерживать давление огромных масс воды, а в спокойное время развивать приличную скорость за счёт большой парусной вооружённости. Также из-за уменьшенной длины рей, стало меньше несчастных случаев среди новеньких юнг и матросов, а введённые мной страховочные канаты и пояса, для случаев, когда не нужна была скоростная постановка парусов, а лишь поддержание остойчивости корабля и нужного направления, поразила всех матросов своей простотой и главное эффективностью. Юнги теперь даже во время шторма не так боялись лезть наверх, как когда делали это без страховки. Так что в общем и в целом, я был пока доволен тем, как спроектировал и построил галеон, поводов беспокойства он пока не давал. Лишь продолжал удивлять всех, меня в том числе, количеством вложенных в него новинок и улучшений. Видимо я не зря провёл на «Елене» столько времени, что все свои прежние проблемы не только устранил, но и сделал так, что они стали приносить маленькую, но пользу. Вернувшись из размышлений о пройденном пути, я посмотрел, как продолжают радоваться матросы и солдаты. Пусть радуются, ведь они не знают, что источников пресной воды на островах не было и нужно будет заняться собиранием дождевой, затем её кипячением, а также фильтрацией. Отсюда мы не уйдём, пока не починим испорченные бочки, и не заполним их все. Рядом со мной остановился капитан Джакопо. — Сеньор Витале, как вы назовёте эти острова? — поинтересовался он, — вы всегда с лёту придумываете названия. — Это будут Бермудские острова, — я старался по возможности не менять ключевые географические названия, привычные мне, чтобы потом во всём этом не запутаться. В планах было поменять только одно, конкретное место, но об этом я планировал думать позже, когда туда прибудем. — Почему? — заинтересовался он. — Без понятия сеньор Джакопо, просто первое, что пришло в голову, — улыбнулся я ему. — Может тогда какой-нибудь остров можно будет назвать и нашими именами? — заинтересовался он. — Хорошо, как только у меня в голове не будет подходящего названия, я призову на помощь ваши имена, — согласился я, поскольку мелочь всякую можно было конечно же переназвать, тем более впереди были Багамские острова, где можно было разгуляться и потешить эго офицеров. Через пару часов, обнаружив достаточно глубокую и укрытую от волн океана лагуну, мы завели «Повелитель морей» в неё и бросили якорь. На берег тут же запросились попасть множество желающих, я распорядился, чтобы сделали это по вахтам, чтобы не создавать ажиотаж. Зычный голос капитана быстро навёл порядок среди команды. Желающих получить плетей, прямо рядом с берегом, не нашлось. * * * — Животных нет, мы попробовали подстрелить пару больших птиц, но мясо у них жёсткое и воняет рыбой, — докладывал нам квартирмейстер, когда с первой партией вернулся на берег, — думаю будет лучше порыбачить и запастись рыбой. — Что с пресной водой Матео? — жадно спросил капитан. — Не нашли сеньор Джакопо, — с сожалением ответил тот, — есть небольшие озерца, но вода в них сплошь солёная. — Нужно продолжать собирать воду утром с сетей и шкур, и ждать дождя, — я и так знал об этом, но не говорить же остальным, — а потому нужно будет заранее заготовить для этого деревья, камни и листья, чтобы сделать водосливные каменные насыпи, я покажу как. Если не найдём воду — это нам поможет. Ну и потом её прокипятить, так что ещё можно начинать заготавливать и дрова. — Конечно сеньор Витале, — склонил голову квартирмейстер, — шанс найти воду всё ещё остаётся, но лучше предусмотрим все варианты, чтобы потом не пожалеть об этом. — Создавайте поисковые партии Матео, — распорядился капитан, — советовать вам ничего не буду, вы и так знаете, что делать. — Слушаюсь сеньор Джакопо, — склонился он и отошёл к матросам. — Я распорядился выделить солдат, к ним в помощь, — к нам подошёл мой военачальник, — можете располагать ими сеньор Джакопо. — Благодарю вас сеньор Бароцци, — поблагодарил его капитан, поскольку по иерархии солдатами командовал только сухопутный военачальник. В ведении же капитана был корабль и команда матросов с канонирами, и то, большей частью последними заведовал сеньор Марко. * * * Всё произошло, как я и думал. Пресную воду не нашли, на мясо настреляли какой-то один вид местных птиц, пришедшийся по вкусу матросам, но более всего засолили и навялили рыбы, грозди которой висели на растяжках по берегу, приманивая запахом тысячи мух. Я заставил юнг гонять их ветками и дымом костров, чтобы насекомые не откладывали там неизвестно что. Купор с командой перебрали протекающие бочки, сделав из них меньшее количество нормальных, и заполнили их кипячённой и профильтрованной дождевой водой, в которую я лил два раза больше лимонного сока, не понимая, насколько этого хватит, чтобы лучше сохранить её и предотвратить цингу. Взятые с собой лимоны давно были съедены командой, так что оставалось уповать только на мои герметично закупоренные бутылки с лимонным соком. Я уже смирился с тем, что запасов не хватит и нужно будет в Америке искать что-то, богатое витамином C. Симбионт пока занимался именно этим поиском, фильтруя все воспоминания. — Сеньор Витале, — ко мне, одиноко сидящему в тени деревьев, слушающему плеск волн океана и смотрящему, как балуются юнги на берегу, подошёл капитан и опустился рядом, — ещё неделя и можем идти дальше. — Хорошо сеньор Джакопо, — поблагодарил его я, — нам нужна пресная вода, дождевая не вызывает у меня доверия, уже было несколько случаев отравления, несмотря на все предпринятые предосторожности. — Конечно сеньор Витале, — подтвердил он, — все слушаются вас беспрекословно, после того случая с рыбой, которую вы сказали выбросить, а те кто не послушал и попробовал её, поутру в муках скончались. — Считайте, произошло самоочищение корабля от идиотов, — пожал я плечами, — я сам ничего не знаю об этой стороне света, лишь могу наблюдать и видеть, что эту рыбу не едят птицы, когда штормом тех выбрасывает на берег, а уж эти болваны не видящие дальше своего носа, думают видимо, что умнее меня. — Надеюсь, так глупо больше никого не потеряем, — сказал он, и сам себе не поверил. К большому сожалению, идиотов среди малообразованных людей и правда хватало. Глава 18 17 января 1201 года от Р.Х., Сан-Сальвадор, Багамские острова Не знаю, что чувствовал Христофор Колумб, когда впервые ступил на первый остров нового континента, я в отличие от него, почувствовал только удовольствие от хорошо проделанной работы. Может быть это было оттого, что я знал куда плыву и даже зачем? Он искал путь в Индию, я же просто приключений, а золото и другие товары, шли просто как полезный и крайне нужный ресурс, но главным для меня всё же была новизна. Прочувствовать на себе то, что ощущали первопроходцы во время череды Великих географических открытий — это было вызовом и будоражащим кровь событием. Вот и сейчас, когда радостная команда, снова прокричавшая здравицу в честь своего штурмана, готовила шлюпки к высадке на берег, я же готовил письменные принадлежности и документы, чтобы затвердить нотариально, первенство первооткрывателя. Так я собирался делать дальше везде, чтобы потом утвердить это всё у Папы. Выплаты тех, кто придёт сюда после меня, будут явно нелишними, так что нужно было подстелить себе соломки на всякий случай, не говоря уже о той славе, которая обрушится на меня после возвращения. Поскольку открытие морского пути в Индию было конечно большим делом, но туда после меня мало кто отважился плыть, а вот новый континент на западе — это совершенно другой разговор. Понятно, не с текущими кораблями можно было совершать трансокеанические переходы, но рано или поздно они будут сделаны, и вот тут моё первенство могло дать большие плюсы. Хотя бы можно будет продавать здесь землю. — Лодка! Лодка слева по борту! Крик вахтенного, отвлёк всех от лицезрения острова и многие, я в том числе поспешили посмотреть в сторону, откуда заметили лодку. — Туземцы! — ахнул кто-то рядом со мной. А канониры бросились вниз, готовить пушки для отражения атаки. Не заметив в руках приближающихся оружия, я велел не стрелять, а подпустить их ближе. Когда каноэ приблизилась к нам, я видел, как туземцы с округлившимися глазами смотрели снизу вверх, не понимая, как они могут забраться на «Повелитель морей». Я подошёл к борту и отогнав от него матросов, показал стоящему на носу каноэ невысокому, смуглому туземцу пустые руки. Он также показал мне свои и что-то спросил на тягуче-горловом языке. Я покачал головой, и ответил ему на винето, он тут же поняв, что наши языки различны, достал со дна лодки фрукты, какие-то плетёные корзины поднял их на руках, показывая их мне. Я как мог руками показал им отойти подальше от корабля, пока матросы спускали для меня лодку. — Пока никого не пускать на остров, нужно разобраться с туземцами, воинственные они или нет, — приказал я. Капитан, лишь понятливо кивнул. Взяв с собой сеньора Бароцци и его десяток солдат, остальные выдвинуться вслед за нами позже, мы пошли за каноэ туземцев, которые поняв наш замыслы стали показывать дорогу к своему селению, которое оказалось расположено не так уж далеко от берега. Крыши, крытые пальмовыми листами было видно даже отсюда. Едва мы подошли ближе к берегу, два солдата прыгнули в волны прибоя и вытянули лодку на песок, чтобы мы спокойно могли сойти не намочив ноги. Нас тут же окружили любопытные местные, с осторожностью разглядывая белую кожу, кольчуги и стальное оружие. Тот, с кем я пытался общаться, тоже подошёл ко мне ближе. Он был полностью обнажён, если не считать хлопковой набедренной повязки и тонкого шнура поверх неё, на котором висел кремневый нож без ножен, а также золотых и нефритовых украшений на шее и руках. Татуировок или раскрасок, как я ожидал увидеть у местных, у него не было. Он что-то сказал, протягивая мне фрукт, с виду похожий на авокадо, а также лепёшку. Я взял их из его рук, укусил по маленькому кусочку, поняв, что не ошибся в своём предположении, это был действительно авокадо, а вот хлеб слегка горчил. — Что это? — я показал на лепёшку, поморщившись. Он испугался, затем сам взял её и укусил большой кусок, прожевав, проглотил его и дополнительно погладив себя по животу, словно показывая, что это вкусно. — Маниок, — сказал он, пробуя передать мне её обратно. Я покачал головой, повернулся к Марко, который дал мне стеклянные бусы и нож в ножнах. Взяв их в руки, я сделал пару шагов к вождю, взял его за руку, которую он безропотно мне дал, и одел на неё браслет с бусами, сразу же засверкавшем на солнце. Затем вытащив свой железный нож, я попросил его дать свой. Он с любопытством тут же протянул мне его. На его глазах и под удивлённые слитный вздох, я расколол его кремневый нож. После этого вернул свой в ножны и протянул вождю. Тот, осторожно взял его в руки и вытащив, прикоснулся к лезвию, конечно же порезавшись. Его, как в своё время и моего африканского друга это только обрадовало и он сначала долго рассматривал лезвие, прикасаясь к металлу то языком, то руками, затем положил его в ножны, повесил на верёвку на поясе, стал рассматривать стеклянные бусы. Которые ему также чрезвычайно понравились. Окончив с осмотром, он заулыбался и стал показывать рукой в сторону селения, видимо приглашая пройти вслед за ним. Видя, с какой жадностью солдаты разглядывали почти полностью обнажённых островитянок, с обнажёнными грудями, я подумал, что это будет не лучшей мыслью. Они насмотрятся, потом разнесут эти вести по кораблю по возвращении, а там глядишь и недалеко до изнасилований туземок голодными до секса моряками, которые женщин не видели уже несколько месяцев. Я покачал головой, показывая, что лагерь мы разобьём поблизости от берега, что его расстроило, но склонив голову, он крикнул своим и они вернулись в свой посёлок без нас. Прежде чем звать на берег ещё людей, я приказал сеньору Бароцци тщательно следить за людьми, высказав свои опасения. Не хотелось бы портить отношения с туземцами из-за изнасилований. Он согласился со мной, отойдя к своим офицерам. * * * Ближе к вечеру к нам вернулись туземцы, тяжело пригибаясь под тяжестью корзин, которые они несли. В них была рыба, знакомые мне лепёшки и другие фрукты, а также вода. Посланные вглубь острова поисковые партии не нашли пресную, поэтому я хотел, как можно быстрее получить в свои руки туземца, чтобы начать изучать их язык. Жесты и непонимание друг друга, при разговоре с вождём, меня выводили из себя, я от такого уже давно отвык, поскольку обычно какой-либо язык да знал в разговоре с незнакомцами. Островитяне поставив корзины рядом со стремительно растущим лагерем, который окапывался и укреплялся частоколом, с удивлением смотрели за нашими работами. Вождь же подошёл один, пригласив меня подойти к нему ближе. Достав небольшой золотой самородок я протянул его ему, показывая на корзины. Он тут же замотал головой, не беря его даже в руку. Удивившись, я подозвал солдат и перенюхав, а также перепробовав всё принесённое, отобрал то, что привычно для живота европейца, остальное вернул туземцам. Они спорить не стали, унеся остатки в селение. Отправив продукты и главное воду на корабль, я подозвал вождя к себе. Показав на себя, я произнёс. — Витале. Затем перевёл руку на него. — Касик Ул Ан, — произнёс он. — Ну что же Касик Ул Ан, — улыбнулся я, — придётся тебе немного пострадать. * * * 27 января 1201 года от Р.Х., Сан-Сальвадор, Багамские острова Простейший аравакский язык, народности таино, которыми и оказались туземцы, я выучил за десять дней. Письменности они не знали, так что просто понять и запомнить слова у выжатого моими бесконечными вопросами вождя было очень легко. Тем более, когда я стал набирать словарный запас, дело пошло ещё быстрее и скоро я разговаривал с той же скоростью, что и местные, вводя их в ступор, своим произношением. Как оказалось касик — это не имя, а обозначение статуса вождя местного племени. Так что моего нового знакомого звали просто Ул Ан, который управлял деревней в пятьсот человек. То же самое он сказал, было вокруг. Тысячи мелких островов были разбросаны кругом, и на них жили сотни, максимум тысяча жителей. Общего управления у них не было, лишь вожди в каждом поселении. Он мне также рассказал, что араваки, как они себя называют, были частью общего народа таино, которые прибыли сюда откуда-то с севера. На мои вопросы о континенте неподалёку, он лишь пожимал плечами, говоря, что никто из них не выходит на большую воду, поскольку здесь сильные течения, которые утаскивают каноэ в неизвестном направлении, так что всё плавание осуществляется, только между островами. Внезапно наш разговор был прерван громким шумом и из деревни прибежала молодая девушка, громко крича. — Караибы! Караибы! Ул Ан посерел от страха, и поднялся с нашего насиженного бревна, находящегося в тени построенного лагеря. — Прости Витале, но прибыли караибы, мне нужно пойти к ним. — Кто это? — заинтересовался я. — Людоеды с тех островов, что находятся южнее от мест проживания араваков. Они очень воинственные и приезжают за данью и людьми, которые собирают с нас. — Почему вы не дадите отпор? — удивился я, — я видел у вас есть луки. — Мы не воины Витале, — он покачал головой, — прости, но мне и правда нужно идти. Если я промедлю, они могут начать убивать. Он ещё раз извинившись, побежал в селение, а я же, подошёл к прислушивающемуся к нашему разговору сеньору Бароцци. — Что-то случилось? Они обычно не кричат так, словно их убивают, — спросил он. — Прибыло какое-то другое племя, — нахмурился я, — вождь говорит людоеды. Те, кто подошёл к нам, тут же перекрестились и нахмурились. — Помочь бы, сеньор Витале, — спросил Марко, — эти туземцы вроде нормальные. Еду носят, воду, помогают в постройке, ничего не просят взамен. — Да я вот тоже думаю сеньор Марко, что не по-христиански это, бросать их в беде, — согласился я с ним, — сеньор Бароцци, думаю пришло время проверить мой новый доспех. Глаза всех кругом загорелись от любопытства. Деревянная стойка, укрытая тканью, была привезена сюда с корабля, но никто не видел, что под ней ни тогда, ни ранее. Лишь военачальник блаженно улыбался и целовал кончики пальцев, когда его спрашивали о нём. Он единственный кто его видел на мне при примерке, когда мастера из Арсенала, принесли индивидуальный заказ, созданный по моим чертежам, специально для этого похода. На производство полного латного доспеха, им потребовался целый год, но результат того стоил. Я лишь пару раз проверил его в поединках с сеньором Бароцци, который обломал об меня не один меч, но в настоящем бою, доспех не был ни разу. Так что понятно было любопытство солдат и офицеров, поскольку слухи об укрытом тканью доспехе курировали самые разные. — Пойдёмте сеньор Витале, помогу вам одеться, — в предвкушении будущего зрелища, военачальник позвал меня в тень возведённого бревенчатого дома в лагере. * * * Вождь стоял на коленях, и вытирал льющуюся на лицо кровь, с разбитой брови. Предводитель прибывших караибов был крайне недоволен тем, что он прибыл к нему слишком медленно. — Десять молодых девушек и шестеро детей, — грубый пинок, опрокинул его на землю. — Великий Эй Тубелей, — Ул Ан вернулся в коленопреклонённую позу, — но прошлый раз вам было достаточно только двух, почему сейчас так много? Высокий караиб, презрительно скривил губы, но тут внимание воинов и его самого привлекло что-то позади аравака. Удивлённо переглядываясь между собой, они подхватили щиты и ухватившись за копья, двинулись вперёд. Ул Ан которого внезапно оставили в покое, повернулся назад, замерев одновременно от ужаса и восторга. Со стороны деревни выдвинулись со своими огромными щитами и копьями пришельцы издалека в количестве двадцати человек, а впереди них шёл Бог! Иначе Ул Ан не мог назвать ослепительно блестящую на солнце фигуру, которая шагала впереди, держа в одной руке длинную блестящую полосу металла, похожую на те, что они дарили им, но значительно больше по размерам. Хотя более всего взгляд вождя араваков приковало к себе лицо Бога. Жуткое, с уплощённым широким черепом, без рта, со странным сплющенным носом, с непонятными толстыми косами позади и бокам головы. Лицо было настолько страшным, что не удивительно, что его испугались и прибывшие караибы, хотя они и не стали убегать, а лишь направились навстречу к неизвестному. Это было не удивительно. Несмотря на меньшую численность, чем остальные мирные народы островов, людоеды держали в страхе и подчинении большинство араваков, так что встретив конкурентов, они пошли выяснять, что это за неизвестный, покусился на их владения. Ведь то, что сюда приплыло всего тридцать воинов, не говорило ничего, уже через пару дней на усмирение непокорных легко могли прибыть тридцать, а то и больше каноэ, полные воинами. Обычно это так и бывало, когда селения, не могли или не хотели отдавать дань. Месть за убитых сборщиков была всегда страшной. Поэтому сейчас, он переживал, как бы гости ни столкнулись с караибами, и не убили кого-то из них, поскольку для деревни это означало — полное уничтожение. Глава 19 Едва Ул Ан понадеялся, что сражения не будет, как сверкающий на солнце Бог, остановив рукой своих воинов, пошёл быстрым шагом к караибам, которые попытались его атаковать из луков, но все стрелы с обсидиановыми наконечниками лишь бессильно скользили по его телу! Уклонившись от трёх копий, Бог врезался в ряды людоедов, и в его руке замелькала длинная металлическая полоса. Веера крови, отрезанных пальцев, носов разлетелись одновременно с криками и воплей ужаса, которые вождь впервые слышал от воинственных людоедов. Часть из них бросилась бежать, а предводитель, с десятью воинами остался, напав на пришельца с трёх сторон. Вот только, это оказалось бесполезно. Палицы с каменными наконечниками просто разбивались о тело Бога, копья скользили по его коже, зато в ответ молниеносно прилетала расплата за покушение на жизнь верховного существа. Разрубленные надвое тела, отрубленные головы, руки и ноги, заполнили всё место вокруг Бога, заставив даже самых стойких мгновенно потерять волю и броситься обратно к своим каноэ. Из тридцати прибывших, уцелело лишь семь, которые старательно гребли прочь, но Ул Ан нисколько не сомневался, что они вернутся, но уже с таким войском, которое не оставит от его поселения ничего. Он с горечью и слезами смотрел им вслед, когда к нему подошёл Бог и глухим, голосом спросил. — Что за слёзы Ул Ан? Мы ведь прогнали их. Вождь замер на месте, не понимая, откуда верховному божеству известно его имя. Тот прикоснулся к своему лицу, что-то щёлкнуло и лицо Бога с ужасной маской сдвинулось вверх, показывая под ним потное, раскрасневшееся лицо человека, с которым он проводил всё своё последнее время. Удивление, шок от этого зрелища, было таким, что Ул Ана повело и он завалился на песок. * * * Я с удивлением смотрел, как упал вождь и повернувшись, крикнул о помощи туземцам, которые находились за спинами моих солдат. Вскоре жена и ещё с дюжина женщин приводили его в чувство, оказалось, что он просто потерял сознание, а та рана на лице была не опасна, как я подумал вначале. В доспехе было конечно невероятно жарко, это я ещё заметил первый раз, когда его надел, но меня выручил костюм защиты, полученный из будущего. Оказалось, когда активировав его сначала, я надеваю потом на себя полные латы, тонкая серебристая ткань обеспечивает ещё и регулирование температуры тела, так что да, было немного тепло, когда начинаешь активно двигаться, но уже не та париловка, от которой можно потерять сознание, как это было без защиты появляющейся из браслетов на руках и ногах. Рядом остановился сеньор Бароцци, который с гордостью посмотрел на меня. — Если бы не я сам не учил вас, сеньор Витале, — сказал он, показывая на трупы и корчащихся на песке раненных, — я бы наверно был поражён тем, что вы устроили. — Что? — удивился я, переведя на него взгляд. — В таком тяжёлом доспехе, с таким необычным мечом, который я никогда не видел ранее, перебить за три минуты двадцать человек, — он покачал головой, — даже я в лучшие года, на такое не был способен. — Да это же просто дикари сеньор Бароцци, — я пожал плечами, — нет тут большой чести, это же не рыцари. Он не согласился со мной, но дальше спорить не стал. — Убить всех, кроме вон того говорливого и того, что без руки. Может кто-то выживет из них, — показал я рукой, на раненных. Солдаты бросились выполнять команду, затем перевязав пленных, трупы же остальных, они закинули в два оставленных каноэ и вытолкали их в море. Я пошёл к вождю, которого женщины привели в чувство. Однако тот, вместо радости и благодарности, лишь заливался слезами. Мне это показалось странным и я поинтересовался причиной его горести. Тот, увидев меня, сначала пытался упасть на песок и молил какого-то Бога не убивать его народ, но десяток минут уговоров и снятый целиком шлем наконец уверили его, что перед ним лишь я, просто в каких-то странных одеждах. Только после этого, он постоянно мне кланяясь, ответил: — Витале — это лишь просто сборщики налогов, — он с горечью протянул руки к морю, — караибов бесчисленное множество! Они вскоре все приплывут мстить нам! Селенье обречено! Я обрадовался этим новостям. — Это же отлично! Он, вытерев слёзы с глаз, удивился. — Почему? Тебе доставит радость, видеть наши смерти? — Потому, что они соберутся все вместе в одном месте и мы их всех убьём! Не нужно будет бегать за каждым по разным островам! Он замер. — Ты хочешь им противостоять? Но их же множество, десятки каноэ! — Ул Ан, мы хоть и мирные торговцы, — ответил ему я, — но когда нужно, вполне можем постоять за себя. Я перевёл его слова и свой ответ военачальнику. Тот громко хмыкнул при словосочетании «мирные торговцы» и поддержал мой шутливый тон. — Есть только одна проблема, которую я вижу в этом сеньор Витале, — серьёзно заметил он. — Это какая же? — я даже удивился, пытаясь перебрать в голове варианты, при которых каноэ могут угрожать нашему «Повелителю морей». — Остров слишком маленький, негде будет хоронить столько трупов, — с полной серьёзностью закончил он свою мысль. Мы переглянулись, на его губах скользнула улыбка и мы громко заржали, как два боевых коня. На нас со страхом посмотрели местные, и я переведя наш разговор теперь уже вождю, вверг его в священный трепет и полный ступор. Оставив его в таком состоянии, мы пошли к солдатам, которые ждали конца нашего разговора. Меня обступили офицеры, которые с восхищением и опаской посматривали на шлем и доспех. Первым не выдержал Марко. — Сеньор Витале, где вы такие ужасы встречали? — спросил он, показывая на шлем, — я когда первый раз его сегодня увидел, думал наложу в штаны от страха. Я, сам взявший рисунок необычного шлема из воспоминаний симбионта, который подсунул мне его, при составлении доспеха, лишь пожал плечами. — Читал я сеньор Марко, что в далёкой древности были такие великие воины — Яутжа. Вот они такие шлемы и носили. Когда я решил создать себе новый, необычный доспех, то подумал, почему бы и не использовать их вариант. Согласитесь, получилось же здорово? — Детей пугать да, очень здорово, — не согласился он, — представляю, когда остальные рыцари увидят его на вас, вот страху-то натерпятся! О, а давайте, вы ночью к нам на корабль в нём приедете? — Сеньор Марко, вам сколько лет, — я покачал головой, — капитан, я смотрю, плохо стал на вас влиять. Старик виновато развёл руками. Через два часа, когда я переоделся в привычный костюм, а поселение неподалёку от нас успокоилось от сообщения, что приготовленных людоедам жертв отдавать не будут, ко мне заявился вождь, вместе с десятью стариками. Они начали кланяться издалека, причём странным образом. Опускались на землю, лицами вниз, несколько раз кланялись, затем вставали, делали десять шагов вперёд и всё повторялось заново. Я вышел им навстречу, удивлённый таким поведением. Передо мной, наконец дойдя, упали все. — Великий повелитель Витале, — вождь обратился ко мне, непрерывно кланяясь, — прошу простить меня и мой народ за то, что приняли вас за человека. — Ул Ан — я человек, — не понял я его обращение, думая, что он меня научил языку неправильно. — В наших легендах есть верование, что Земи, отвечающие за свою часть вселенной, могут путешествовать под видом людей, проверяя, как выполняются их заветы. Прошу простить нас, что не распознали Бога, и не гневаться на народ араваков. — Ул Ан — я простой человек, просто с другой земли, — попытался втолковать ему я, но чем больше этого делал, тем более ясными становились их лица, и они ещё больше кланялись мне. — Изволь великий Витале, доставить нам честь и возлечь с любой дочерью племени, чтобы почтить наше селение своим наследником, — спросил он, отчего я даже закашлялся. — Вот уж нет, спасибо, — отказался я, чем вызвал среди них переполох и стенания. Они попытались настаивать, на что я ответил, что боги вообще-то могут гневаться и они тут же повторили свой путь с поклонами, только обратно. Все следующие дни, они носили к нашему лагерю продукты только таким способом, удивляя нас новым поведением. Сделать с этим ничего было нельзя, туземцев было не переубедить. Причём удивительно, если я отсутствовал в лагере, туда носили всё как обычно, но стоило только любому островитянину увидеть меня неподалёку от себя, то всё повторялось снова. Пришлось с этим разобраться коренным образом, пока мои же собственные моряки не стали подозревать, что туземцы мне поклоняются как Богу. С этим, по возвращении, были бы большие проблемы с церковью. Так что собрав вождя и старейшин, я сказал, что признаюсь, что я вялюсь не совсем человеком, но только не Богом, как они думают, а сыном бога. Если они хотят узнать о моём отце, я могу им рассказать. Они моментально согласились, так что по вечерам, переодевшись в одеяние священника, я снова проповедовал, приобщая сидящих большим полукругом людей к христианской вере. После того, как я сместил акценты с себя на Единого бога, ползание по земле наконец прекратилось, мне лишь низко кланялись, когда я проходил мимо, но тут уже можно было выдохнуть свободно, офицеры и моряки спокойно к этому относились, поскольку видели, как я проповедую, размахивая крестом и Евангелие. * * * 8 февраля 1201 года от Р.Х., Сан-Сальвадор, Багамские острова Вождь оказался прав, спустя десять дней, дети прибежали в селение, поскольку заметили на море множество каноэ. Я всё ещё занимался с ранеными, уча их язык и обычаи, поскольку они сильно отличались в этом от мирных араваков и часть из их ритуалов, заставляла закипать мою кровь от гнева. Конечно, раненым караибом я это не показывал, чтобы они продолжали знакомить меня со своей культурой. За этим занятием меня и застал гонец от Ул Ана, и надев доспех, я пошёл на ту сторону острова, откуда увидели врага. Повинуясь взмаху моей руки, «Повелитель морей» стал поднимать паруса, и медленно идя в обход острова. Я его опередил и выйдя на пляж, вытащил свой новый классический полуторный меч из ножен, положив его себе на плечо. Солдаты и арбалетчики попрятались вне видимой зоны, так что с моря казалось, что я жду врага один. Предводитель противника не был глупым, так что от флотилии из сорока каноэ отделилось два, которые причалили слева и справа от меня, проверив лес, удостоверившись, что их не ждёт там засада. Они правда не знали, что им придётся не с пешими воинами сражаться, но это было уже другое дело. Получив сигнал от двух первых партий, которые окружали меня, подбираясь ближе, при этом завывая и пытаясь напугать криками и бросками копий, но я словно статуя стоял неподвижно, ожидаясь, когда они подойдут на расстояние, когда я смогу до них дотянуться. К сожалению, размяться мне не дали, поскольку справа появился галеон, который без предупреждений окутался белыми облачками дыма и до меня донеслись раскаты 32-фунтовых пушек. Каноэ, плывшие к берегу весьма кучно, стало разрывать на части, вместе с сидящими там людьми. Огромные ядра в кровавый фарш мгновенно превращали всё, к чему прикасались, а вскоре загрохотали пушки и с мидельдека. Приближавшиеся ко мне караибы, увидев, как в воздух взлетают и переламываются каноэ, а также море превратилось в кровавую кашу, которая привлекла огромное количество серых плавников, которые десятками появились в акватории острова, внезапно передумали, и поспешили к своим каноэ. Но уйти не смогли, поскольку судя по точности наведения пушек, командовал канонирами сам сеньор Марко, так что мне оставалось, только что наблюдать, как море кишит акулами, и оттуда раздаются последние вопли умирающих и раздираемых острыми зубами людоедов. Вложив непригодившийся меч в ножны, я повернулся в сторону поселения. Откуда ко мне уже спешили вождь и старейшины, снова попадавшие на землю. Пришлось им строго напомнить, что так молиться можно только Иисусу. Ул Ан в восхищении, смотря то на меня в доспехе, то на грозный «Повелитель морей» который подошёл ближе, рассмотреть не осталось ли кого живого, кого можно добить, сказал. — Великий сын Витале достоин большего поклонения. — Ул Ан, достаточно того, что вы уже для нас делаете, — отмёл я его сомнения, — теперь, когда непосредственно угроза селению пропала, мы пройдём и вычистим остатки островных поселений караибов, чтобы они больше не держали вас в страхе. Только нужен будет проводник, чтобы мы не перепутали одних туземцев с другими. — Я поплыву с вами, — тут же сказал Ул Ан, — меня многие знают из соседних племён, я смогу их успокоить, чтобы они вас не боялись. — Вот и отлично, — согласился я, — тогда завтра же отплываем, а то у меня руки чешутся, очистить эту землю от такой погани. Для туземцев моё настроение было непонятным, ведь они жили в таких условиях, когда каждые полгода нужно было отдавать кого-то из своих соотечественников на съедение, и это не говоря уже о необходимости обеспечивать людоедов тканями, едой, оружием и другими нужными предметами обихода, которые они требовали. Но мне было всё равно, я специально не говорил своим куда и зачем мы идём, чтобы они своими глазами увидели то, о чём говорили мне пленные караибы. Тогда никаких слов не нужно будет, чтобы зажечь в их груди ту же ярость, которая кипела сейчас во мне, по отношению к каннибалам этого архипелага. Глава 20 Первые дни мы двигались от острова к острову, узнавая через вождя Ул Ана, который выходил на переговоры с местными племенами, где есть поблизости острова или поселения караибов. Тут же он рассказывал поражённым людям о недавнем сражении, и что сын бога убил всех людоедов, которые приплыли отомстить за своих соплеменников, которых я же убил раньше. Ему верили без сомнений, поскольку действительно знали, так что сразу пришлось везде рассказывать о себе, едином боге и крестить в водах Карибского моря всё большее количество желающих, которые прониклись моими убеждениями, а также видимо, отрубленной голове главного собирателя дани, которую доставал в редких случаях Ул Ан, когда хотел продемонстрировать серьёзность наших намерений. Её знали значительно большее количество араваков, поэтому процесс обращения туземцев в христианство стал походить на конвейер и так от острова к острову, пока мы наконец не узнали, где находится ближайший остров с поселением людоедов. Туда я и направил «Повелителя морей». * * * Пятьсот тяжеловооружённых воинов, под прикрытием пушек корабля, словно раскалённый нож вонзились в поселение, убивая налево и направо выбегающих из хлипких домов воинов. Те не смогли даже создать подобия сопротивления из-за своей малочисленности и страха перед нами. Всего пару часов понадобилось сеньору Бароцци зачистить остров от большей части разбежавшихся туземцев. Вглубь он конечно не пошёл, но приказав испуганным женщинам копать ямы, для трупов, он позвал меня, спуститься на берег. В селении, я отправился сразу к каменному идолу, камень под котором был сплошь покрыт засохшей, воняющей кровью. То, о чём говорили пленные, пока подтверждалось. Особняком от селения стояло два больших, запертых снаружи дома, открыв двери которых, я первым делом закрылся от вонючего запаха сотен немытых человеческих тел, а когда приказал выходить, то солдаты и матросы увидели сотню избитых, покалеченных женщин, с часто отсутствующими конечностями, а из второго, вышли только мальчики лет семи-восьми, сплошь кастрированные. Спросив у них причину травм, я ещё раз убедился, что раненные караибы не стеснялись говорить мне правду, не понимая, что этим подписывают себе смертный приговор, как впрочем и всем людоедам вместе взятым. — Эм-м-м, сеньор Витале, — ко мне подошёл с немым вопросом один из офицеров солдат, — а почему дети все кастрированные? И содержались в доме, отдельном от поселения. — Это пленники караибов, — охотно посвятил его я в местные реалии жизни, — женщин насиловали и заставляли рожать детей. Мальчиков же кастрировали и растили до возраста, когда их можно было съесть. Мясо у кастрированных, говорят они, много нежнее и не такое пахучее. Глаза у офицера, как и у впрочем у всех, кто слышал его вопрос и мой ответ, стали огромными, сам же вопрошающий, тяжело сглотнул слюну. — Как же это так сеньор Витале? Как это возможно? — А вы думаете сеньор Лоренцо, зачем я решил очистить мир о подобных демонов? — спокойно спросил я его, — этой мерзости не должно существовать на земле, Бог против такого. Он энергично закивал головой, отойдя от меня и новость о происходящем, пронеслась по всем рядам. Как-то внезапно раненных у нас не оказалось, в селении были убиты все старики, подростки и большая часть женщин из этого племени, последние были при этом подвергнуты жестоким изнасилованиям, на которые я закрыл глаза, а всё потому, что к рассказам, добавилось ещё и то, что солдаты наткнулись сначала на большую кучу человеческих костей, потом обнаружили на одном из костров горшок с варившейся в ней головой ребёнка, которая вызвала общие порывы к рвоте, а затем способствовала тому, что резня произошла мгновенно. Я успел только приказать, чтобы не трогали молодых девушек, которых связали и загнали в трюм на корабле. Закончив со сборами, я подошёл к Ул Ан, который объяснял бывшим пленницам, куда они могут плыть, взяв каноэ, лежавшие рядом с селением. Они все оказались с ближайших островов, так что могли управлять плавательными средствами, тем более, что соседний остров, где мы и узнали об этом поселении, был в прямой видимости отсюда и он больше всех конечно же страдал от набегов. Не слушая ревущих пленниц, цепляющихся за его ноги, мы вернулись на корабль. Вождь, видя, как те собирают вещи убитых, которые не тронули мои воины, тихо сказал. — Не такой смерти я бы желал своим врагам, о великий Витале. — Ул Ан, поедание людей, людьми, претит моей вере и богу, — я лишь развёл руками, — ты видел, я даже не приказывал ничего своим воинам. Они также относятся к этому, как и я. — И всё же, несмотря на то, что они караибы — это слишком жестоко, — он покачал головой, — столько смертей. «Это только начало, — хмыкнул я про себя, не став озвучивать это вслух». И прав оказался конечно же я. Словно карающий меч Господа, мы прошлись по Багамским островам, вырезая те селения, на которые указывали нам араваки, живущие по соседству. Каких только ужасов не пришлось мне насмотреться в этих селениях, что даже я, со своим циничным взглядом человека из будущего и то, порой не мог спать, поскольку мне снились кошмары. Караибы по своей жестокости и безнаказанности превзошли всё, что я видел в этом веке, так что бусы из черепов годовалых младенцев, тысячи маленьких челюстей, на руках у воинов, а также такие украшения у их женщин, что мне и командовать не приходилось. Солдаты сами рвались в бой, вычищая поселения под корень, не щадя никого, кроме молодых девушек, которыми мы набивали трюм. Все не понимали, для чего я это делал, ведь я запрещал насилие к женщинам араваков, под угрозой смерти. Во время же захвата селений караибов, такого запрета понятное дело не было, так что солдаты и матросы веселилась вволю. В конце концов с этим же вопросом ко мне подошёл и Ул Ан. — Пленницы останутся на твоём острове вождь, — ответил я, — это мой подарок селению, которое помогло путешественникам в трудную минуту. Деньги от меня ты отказался брать, так что пусть эти девушки рожают твоим людям крепких и смелых детей, которые однажды, возможно, смогут постоять за себя. Он покачал головой, но перечить не смог. После всего произошедшего, он ещё больше уверовал в бога, и теперь при каждой стоянке проповедовал среди местных, даже без моего участия. В том плане, что христианство здесь хотя бы приживётся, я был уже спокоен. Араваки под впечатлением оттого, что мы всего за пару недель устранили угрозу, висящую над их островами десятилетиями, массово меняли веру, возможно даже больше из-за боязни оказаться следующими. Я не стал углубляться в причины этого, главное, что все венецианцы на корабле видели сколь много я крестил и обратил в истинную веру. * * * 28 февраля 1201 года от Р.Х., Багамские острова Месяц отдыха, разгульной жизни и очищение архипелага от людоедов подошёл к концу. Дальше последнего острова, который мы зачистили, караибы жили уже на материковой части Южной Америки, куда я пока не планировал плыть. Так что утром последнего дня февраля я озвучил Ул Ану, что мы завершили починку корабля, загрузили припасы и готовы продолжить своё путешествие. Он, как впрочем и всё селение, восприняли эту новость с большим сожалением, они всё ещё боялись, что караибы могут вернуться, а без нас, им всем настал бы конец. Крики горя и плача ещё долго сопровождали нас, когда корабль, медленно набирая ветер в паруса, выходил из такой удобной, приютившей нас на время лагуны, а на берегу столпилось всё селение целиком, сидя на коленях и моля бога за наше дальнейшее успешное путешествие. Лишь вождь, с прямой спиной и опираясь на копьё, смотрел как скрывается на горизонте огромный плавучий дом пришельцев с земли, по ту сторону большой воды. * * * — Эх, жаль прямо оставлять их, — рядом вздохнул капитан, — почти как родные стали. — Да, вот только настолько бедные, что даже золото досталось им от старших поколений, — не согласился с ним более прагматичный Марко, — тут нечего и пытаться заработать. Вон только сеньор Витале козьих какашек набрал у них, зачем столько-то? — Какао-бобы сеньор Марко, а не какашки, — скривился я от подобного сравнения. — Я эту острую и жирную хрень, которую из них делают местные, не могу пить, — его всего передёрнуло, — как вы вообще эту гадость в рот берёте? — Делаю её по-другому, не так как туземцы, — хмыкнул я, — вот вернёмся домой, я позову вас к себе домой, напою таким напитком, что умолять ещё будете меня продать вам эти козьи какашки. — Нет сеньор Витале, — перекрестился бомбардир, — даже насильно меня не заставите. — Поспорим? — у меня загорелся глаз. — Э-э-э нет, благодарю покорно, — он моментально вспомнил, что у него есть дела. — Дураков нет, сеньор Витале, — сеньор Джакопо тоже решил, что ему пора. — Эх, лёгкие деньги ведь были, — расстроился я. — Для вас сеньор Витале, возможно, — военачальник легко улыбнулся, поскольку был единственным, кто остался стоять рядом со мной, — но желающих с вами спорить, на этом корабле, вряд ли больше найдётся. — Кстати, вот поспорили бы со мной, что в доспехе и правда, будет словно в бане, выиграли бы тысячу золотых, — напомнил я наш давнишний разговор. — Судя по тому, как вы в нём скачете, не такой уж он и жаркий, — не повёлся он на уловку, — в любом случае, я и так вам должен ещё с прошлого похода, копить долги ещё и в этом, я не настолько обезумел. Вздыхая и покачивая головой, я отправился в свою каюту. После сумасшедшего месяца мне требовался отдых и восстановление внутренних резервов, ведь я не разбогател ни на капельку, поскольку с нищих таино взять было нечего, кроме небольшого количества какао-бобов и то, эти деревья они не культивировали, но зато с каждым носились словно с золотым яйцом, не понимая, что их можно посадить много и вырастить сколько им нужно. * * * 11 марта 1201 года от Р.Х., северо-западная часть Кубы Остановившись на последнем большом острове, перед последним рывком к новому материку, я привычно подписал с офицерами нотариальный бланк, говоривший о его первооткрытии, назвав остров Кубой и велел искать воду, поскольку она здесь должна быть, в отличие от других мелких островов, которые просто страдали из-за её отсутствия. Засуха и голод здесь были вполне обычными явлениями. Память симбионта не подвела, вскоре нашлась первая пресноводная река, которую мы видели на этом конце света, а вскоре и чистые источники воды, из которых мы наконец наполнили бочки, вылив всё, что мы с таким трудом накипятили и нафильтровали прежде. Несмотря на наличие у нас фруктов, я всё равно подлил туда лимонного сока, считая, что кашу маслом не испортить. Пока моряки занимались повседневными делами, я отдыхал, покачиваясь на гамаке, который мне подарил Ул Ан. Красивый, крепкий и даже украшенный по краям вышивкой. — Странно это конечно, — рядом ко мне подсел сеньор Бароцци, — дикари — дикарями, а погляди же, смогли сделать гамак, как и вы сеньор Витале. «Упс, — я едва не свалился с подвесного места». — Вы сами знаете сеньор Пьетро, — покачал я рукой в воздухе, — я не уникален, кто-то в мире когда-то изобрёл уже что-то или вскоре изобретёт. Мы всё же все — люди. Он недоверчиво хмыкнул. — Сомневаюсь насчёт тех людоедов, — он перекрестился, — чтобы дьявол мучил их души в преисподней. — Они же язычники, сеньор Бароцци, так что попадут в какой-то свой ад, — я пожал плечами. — Кстати, если уж речь про это зашла сеньор Витале, — заинтересовался он, — почему те островитяне кроме имени Иисуса, постоянно в молитвах произносили и ваше имя тоже? — «Два раза упс». Делая вид, что его вопрос пустяк, я так же легко ответил, как и он спросил. — Их язык так устроен сеньор Бароцци, я им сказал, что являюсь слугой Бога, нашего Иисуса Христа, а они это поняли, что он разговаривает с ними, только через меня. — А-а-а, поэтому вы того вождя и ещё парочку подобных, посвятили в священный сан?! — протянул он. — Да, поскольку объяснить отличие в этих понятиях, оказалось выше моих сил, — пожал я плечами, — дикари, простой язык, что оставалось делать? — Нет! Я вас нисколько не в чём не обвиняю! — изумился он, — и мысли не было сеньор Витале, наоборот, то что вы всегда несёте в себе такой яркий свет веры, позволяет нам идти с вами плечом к плечу, не оглядываясь по сторонам. Кто бы ещё пять лет назад мне сказал, что найдётся такой военачальник, который прикажет солдатам не насиловать обнажённых пленных женщин и его послушают, не высказав даже тени недовольства? Он замолчал, словно погружаясь в какие-то свои далёкие воспоминания. — Нет, такого я точно не припомню. — Надеюсь, так будет и дальше, — хмыкнул я, — не хотелось бы показывать худшие стороны своей натуры. Он от моей улыбки вздрогнул. — Ох, для этого и вашего доспеха сеньор Витале, вполне достаточно. Вот же жуть какая. Ещё эти кожаные косички по бокам шлема, заплетённые словно кнуты, шевелятся на вас при ходьбе, словно змеи, норовя ужалить. — Но согласитесь сеньор Бароцци, выглядит он впечатляюще. — Кто бы спорит сеньор Витале с этим. Кто бы спорил, — с тяжёлым вздохом согласился он. Глава 21 14 марта 1201 года от Р.Х., г. Экаб, полуостров Юкатан Первое, что выкрикнул вперёдсмотрящий, когда увидел смутные очертания берегов, это было вовсе не «земля», а «лодки»! Удивившись, я поднялся на шканцы, и приложил руку к глазам, давая возможность симбионту расширить дальность обзора. И правда, вдоль берега ходило весьма впечатляющее количество больших каноэ, все на вёслах, имея посередине укрытое тканью место. Когда мы подошли ближе, заметили и нас, каноэ засуетились, одни стали причаливать, вёсла других замелькали быстрее, стараясь уплыть дальше вдоль берега. Чем ближе мы подплывали, тем больше удивлялись офицеры, стоящие рядом, не говоря уже про остальных простых моряков и солдат. Город, который раскинулся перед нами был очень большой: огромная пирамида где-то в центре него, вздымающаяся высоко вверх, показывая видимые даже отсюда белые стены прямоугольной верхушки, пологий берег был устлан плитами известняка, давая каноэ свободно причаливать к его стенам, я уж молчу про количества народа, которое выбежало посмотреть, как наш корабль остановился вдалеке от берега, поскольку в отсутствие лоцмана, нужно было сначала проверить глубины. Не став ждать этого, я погрузился с частью солдат на первую и взяв немного товара, отбыл на берег. Причалив к весьма обустроенному пирсу, правда исключительно для каноэ я первым делом воткнул собственное знамя в одно из факельных креплений и произнёс: — Нарекаю новый, открытый мной континент, именем — Виталика! Солдаты благоговейно посмотрели на меня, а я едва ли не на физическом уровне ощутил, как русло новой реальности, с хрустом отделилось от основного потока, в котором я раньше жил и потекло своим путём. «Да уж, теперь точно, если я и мог взбодрить Хронопатруль, то только этим, — признался я сам себе, — всё, что было до этого, было лишь цветочками». Я оказался прав. Кругом стали открываться порталы и из них выбегали штурмовики, вооружённые не станерами, как оперативники, а вполне себе обычными штурмовыми винтовками. — Арбалетчики! — крикнул я, когда увидел, как те стали зачищать себе дорогу, убивая индейцев, которые просто стояли с раскрытыми ртами, и приближаясь ко мне. Солдаты оттеснили меня назад, а впереди стали смыкаться щиты, вперёд вышли стрелки и стали разряжать арбалеты в подбегающих штурмовиков из будущего, закованных в полимерную броню. Конечно же, всё отскакивало от них, не причиняя вреда. — Как же ты мне надоел, кто бы только знал, — рядом со мной, знакомый голос произнёс эти слова и затем, меня схватили за шиворот и дёрнули назад. Споткнувшись, я упал на пятую точку, уже в комнате с такими белыми стенами, что просто слепило глаза. Мгновенно вскочив, я выхватил меч, поворачиваясь. У закрывающегося портала стоял тот я, которого я уже видел прошлый раз. Тот, что был сорокалетним, в генеральской форме патруля времени и с моей бывшей девушкой. В этот раз, он был почему-то один. — Привет, — поприветствовал я самого себя. Он покачал головой, доставая станер и произнёс. — Я ошибся. От тебя оказалось больше проблем, чем возможной пользы. Так что пожалуй я закончу этот проект и изыму у тебя симбионта уже сейчас, не дожидаясь окончания его прогресса. — Эй, — изумился я, — а можно, ты как злодей из фильмов расскажешь, в чём был замысел? А то как-то не хочется умирать в расцвете сил, ничего не понимая в происходящем. — Я ведь не идиот, — генерал направил на меня станер, и нажал на спуск. Я, как и прошлый раз, тут же кулём свалился на пол, имитируя паралич. — Ну вот, сейчас проведём небольшую операцию и я наконец смогу получить себе нужные показатели развития, — он вернул парализатор в кобуру и подошёл ко мне. Я округлил глаза, когда увидел, как позади него открывается портал и из него выходит Наташа, которая молча и без разговоров стреляет в сорокалетнего меня, а за ней появляюсь в такой же генеральской форме снова я, выглядящий одинаково, как и тот, что выдернул меня из прошлого, валяющийся рядом со мной на полу. — Виктор, — Наташа повернулась к нему, — может и правда пора остановиться? Этот уже шестой. Тот, с кем она говорила, покачал головой и я увидел, что он был старше, чем первый раз, когда я с ними встретился, этот я тянул на пятьдесят лет, не меньше. — До цели Наташ, осталось только протянуть руку, — он так знакомо для меня поджал губы, — остановиться сейчас, в шаге до цели, было бы безумием. — Ты ведь понимаешь, что шесть временных петель — это точно перебор? А появление нового русла, вызвало такое возмущение во времени, что Старейшины запретили всем прыгать куда-либо во времени. Теперь это делают только штурмовики, без суда и следствия убивая любого нарушителя. — Убей этого, — он кивнул на генерала, который не мог даже моргнуть глазами, но Наташа подошла к нему и приставив станер к голове, два раза нажала на спуск. — А с тем, что делать? — она показала на меня. — Не хотелось бы конечно делать это сейчас, но похоже и правда, выбора нет, чем больше проходит лет, тем больше он влияет на мироустройство обоих реальностей. Паладины из будущего этого нового русла, недавно пробовали штурмовать крепость Старейшин Хронопатруля нашей реальности, называя их еретиками. — И всему виной он? — она округлила глаза. — Всему виной я, — хмыкнул генерал, — я слишком хорош. Она скептически покачала головой на такое явное бахвальство. «Это точно я, — хмыкнул я про себя, — ничуть не изменился». — Ладно, хватит болтать, — он кивнул в сторону меня, — ещё раз парализуй его на всякий случай, я сейчас схожу за устройством для извлечения симбионта и вернусь. С этими словами, он открыл жестом руки портал и скрылся в нём. — Как же вы меня все достали, — с тяжким вздохом, она подошла ко мне ближе, — был у меня один парень, который даже не сильно и нравился мне, а теперь я вынуждена убивать вас по штуке в год. Конца и края теперь этому не видно. «Не тому ты жалуешься тварь, — я приготовился к броску, когда она подошла ближе». Девушка подняла станер, и её выстрел совпал с моим броском кинжала. С чавкающим звуком мизерикордия вонзилась ей в глаз, пробив мозг, вызвав тем самым мгновенную смерть. Моя бывшая девушка, упала кулем на пол. Я поднялся с пола, снял с неё браслеты защиты, хрономаховик, станер, затем открыв портал куда-то в Юрский период, скинул туда её труп и тело генерала, при себе ничего не имевшего кроме хрономаховика. — Прости Наташ, но я-то тебя любил, — проводил я это действие, грустными словами. Пока пожилой я не появился вновь, я открыл портал именно в тот момент, когда чужая рука выдернула меня в будущее. Плодить собственные временные петли я не собирался, поскольку ещё в Академии нам весьма подробно объясняли, что одна временная петля — это очень плохо для того, кто её создал, две — практически смертельно, ну а три, могут привести вообще к неконтролируемым изменениям времени. Если эти двое умудрились наплодить шесть, но понятно, почему время взбесилось и появился запрет на путешествия в прошлое, с кучей меня в придачу в различных ипостасях и всё похоже из-за симбионта, который жил у меня в теле. «Интересно, что там ещё за Паладины, о которых говорил старик? — подумал я, шагая в открывшийся портал». * * * Переход был мгновенным и я вернулся в тот самый момент, когда ноги падающего меня исчезали в соседнем, закрывающемся портале. У стоявшего рядом единственного солдата, который видел всё это, глаза полезли на лоб при моём появлении. Оглянувшись, и не заметив больше никого, кто это видел, поскольку все отражали атаку штурмовиков, я с улыбкой сделал шаг ближе и с сожалением ударил ему кинжалом в грудь. Тот непонимающе посмотрев на меня, упал на землю. — Прости, — мне стало совестно, но это необходимо было сделать. Слухи, подобные этому, нужно было пресечь в зародыше, поскольку неизвестно, что он мог наплести остальным. Закончив с грязным, но нужным делом, я поднял взгляд, чтобы оценить поле боя. Высыпавшие из города майя, атаковали первую группу штурмовиков, впрочем не нанося им какого-либо урона, взамен теряя людей от ответного огня, а вот вторая часть пришельцев из будущего, занявшаяся нами, выкосив десяток щитоносцев, быстро приближалась ко мне. Вспомнив слова Наташи о запрете путешествий во времени, я достал её хрономаховик и выставив время в котором я жил, открыл портал прямо рядом с бегущими ко мне штурмовиками, а сам, бросился в сторону лодок. Как ни странно, но план сработал. Прямо в их рядах, разрывая на части, не успевших отскочить от них людей, стали раскрываться множество порталов, откуда стали выпрыгивать ещё больше штурмовиков, тут же напав на тех, кто атаковал нас. Среди них завязался бой, а я решив, что много хаоса никогда не бывает, и сейчас должна решаться моя судьба, достал хрономаховик, который взял с тела генерала, убитого Наташей, и без сожаления выставив время на год будущего, запрещённый к посещению Хронопатрулём, открыл портал ближе к завязавшейся мясорубке. Почти мгновенно стали раскрываться новые временные переходы и оттуда стали выпрыгивать одетые в готическую броню полного доспеха люди, вооружённые мечами, только вместо металлических клинков у них гудели факелы ярко-жёлтой плазмы. Поверх белоснежной брони, сделанной точно не из металла, были красные сюрко с жёлтым солнцем посередине. Без всяческих слов, новые воины врубились в замешкавшиеся ряды штурмовиков, и стали весьма успешно их нарезать на красивые, аккуратные ломтики. Бывшие враги попытались даже объединиться против нового, серьёзного врага, ничего не могли им сделать. Снаряды винтовок не брали их доспехи. На меня, майя и моих солдат больше никто не обращал внимания, поэтому я быстренько избавился от обоих хрономаховиков, забросив их подальше в море. Вовремя! Захлопали новые порталы, прибыло подкрепление и заварушка развернулась такая, что я крикнул своим людям возвращаться ко мне, и грузиться в лодки. А отчалив от берега, и плывя обратно к «Повелителю морей» я ловил на себя ошеломлённые взгляды всех солдат, которые видели развернувшеюся на берегу бойню. — Похоже язычники на новом континенте так глубоко погрузились во тьму, — я сказал, поскольку от меня ждали слов, чтобы хоть как-то объяснить происходящее, явно выбивающееся из представления о мире у этих средневековых людей, — что демоны служат им, не позволяя истинным христианам даже близко подходить к этой земле. Глаза солдат стали проясняться, но всё ещё были полны страха. — Вы чего, испугались что ли? — изумился я, осматриваясь в лодке, — мы — Воины Христа! И как до этого отчистили острова от людоедов, так и сейчас, вернёмся обратно, но уже с подкреплением. Или вы хотите трусливо удрать, оставив людей во власти Сатаны? — Нет сеньор Витале, — рядом со мной набожно перекрестился один из офицеров, — конечно нет. Если вы не боитесь демонов, то мы пойдём за вами. Правда ребята?! Раздались не совсем уверенные выкрики поддержки. — Я не удивлюсь, если они приносят человеческие жертвы и поедают их ещё живые сердца, — спокойно сказал я, посматривая в сторону берега, — но ничего, мы вернёмся и принесём им свет истинной веры. Не будь я архиепископ Венецианский. Вот тут уже, проняло всех, когда они поняли, что во-первых, меня всё произошедшее не устрашило, а во-вторых, я всё ещё собираюсь вернуться и разобраться с демонами лично. Крики стали громче и сильнее, а особенно, когда мы поднялись на борт и отовсюду разнеслись пересказы того, что произошло на берегу. Вытаращенные глаза и удивлённые крики раздались повсюду, ко мне кучкой мгновенно подошли все офицеры, не занятые вахтами. — Сеньор Витале, что произошло на берегу? — сеньор Джакопо обратился ко мне, — солдаты несут какую-то околесицу про демонов, взявшихся ниоткуда. — Ну, сеньор Джакопо, у меня есть только одно предположение случившемуся. Новый континент, находится во власти Сатаны, — спокойно сказал я, вызвав потрясение у всех, этим заявлением, — поэтому я, как архиепископ и слуга господа нашего, положу свою жизнь, но избавлю простых людей от демонов, которые их захватили. — Если всё так серьёзно, — осторожно спросил Марко, — может будет разумнее вернуться и построив ещё кораблей, вернутся сюда уже с войском крестоносцев? — И сколько на это потребуется времени? — изумился я, — сеньор Марко, люди страдают под гнётом демонов! Сатана поработил их души! А вы предлагаете мне, священнику, отступить? Он смутился. — Конечно нет сеньор Витале, но если их будет очень много? — осторожно спросил у меня капитан, — я поддерживаю опасения нашего бомбардира. — Ого! — притворно изумился я, — ну если от вас не будет помощи, я пойду один, прикажите спустить лодку! — Погодите сеньор Витале, не стоит горячиться, — вмешался сеньор Бароцци, — вы наш единственный штурман, не говоря уже про остальное, так что понятное дело, мы вас не отпустим в одиночку. Только может стоит подстраховаться, пустить сначала разведку? Только потом отправимся мы с вами? — Хорошо, — притворно быстро согласился я, — раз теперь вы решили покомандовать, я посмотрю, чем это закончится. Офицеры переглянулись, и отошли посоветоваться. Я, продолжая делать возмущённый вид, посматривал, как вскоре спустили лодку с десятью солдатами и одним офицером, которая поплыла к берегу, где бой закончился и судя по тому, что я видел, все трупы были убраны победившими воинами в белых доспехах из сильно далёкого будущего. Видимо почистив после себя следы предметов которым в этом времени быть не положено, они ушли, оставив всё остальное, а именно трупы майя и моих солдат, на месте. Сделав вид, что оскорблён всеобщим нежеланием идти воевать за веру, я скрылся в своей каюте, думая, к чему же приведёт всё случившееся в Хронопатрулях всех времён. Сильно надеясь, что после подобной бойни, от меня уже наконец все отстанут, и займутся текущими проблемами, которых я уже убедился, была уйма. Если свои убивают своих, то время окончательно взбесилось и расхлёбывать это должны были кинуть все силы, забыв наконец об одной маленькой песчинке, давая ей спокойно жить. По крайней мере я сильно на это надеялся, ведь путешественники во времени, стали уж слишком часто докучать мне последнее время. Глава 22 — Сеньор Витале, беда! — ворвался ко мне спустя три часа сеньор Бароцци. Я отняв голову от подушки, заинтересованно на него посмотрел. — Да неужели? — Местные захватили наш разведывательный отряд. — Ну вы же сами всё теперь планируете, я-то вам зачем? — притворно удивился я. — Мы передумали, — смутился он, — мы были неправы, что не поддержали вас сразу. — А почему об этом говорите мне только вы? Остальные трусят? — Немного вас опасаются, — нехотя признался он. Я заломил бровь. — Ну хорошо, боятся, что вы всех в гневе повесите, — ещё более трагично признался он, — но сеньор Витале, мы ведь не подвергали сомнению ваш статус или право командования, просто выразили свои сомнения, что стоит небольшим отрядом нападать на целую страну. — Да? — я не стронулся с кровати ни на шаг, — а по мне дело пахло прямым таким неподчинением приказам. Так что идите, сеньор Бароцци, и не мешайте мне отдыхать. Я собираюсь спать. Вы все решили, что умнее меня, идите и разбирайтесь с проблемами. * * * Утром, я проснулся отдохнувшим, выспавшимся и в отличном настроении, его даже не смогло испортить появление всех офицеров, что вчера начали сомневаться в моём рвении спасти души местного населения. Лица у всех были крайне печальными. — Простите сеньор Витале, — вперёд вышел капитан, — мы правда просто пытались быть осторожными. Подвергать сомнению ваши слова никто из нас не собирался. — Хватит мне в уши заливать дурнопахнущую хрень, — скривился я, — думаю опять что-то произошло, говорите уже. Он смутился и покосился на остальных, но никто из них не шевельнулся. — Мы правда не хотели воевать с целой страной, хотели решить дело миром. Взяли товары на обмен и отправили ещё отряд к ним, туземцы забрали ножи и бусы, а потом снова напали, взяв всех в плен и отвели солдат в город. Там они увидели такое, отчего у самых смелых застыла кровь в жилах. — Интрига? — удивился я, повернувшись набок, чтобы лучше его видеть. — Тех солдат, что попали в плен первыми, местные раздели донага, обмазали какой-то синей краской и принесли в жертву на той пирамиде, что видна отсюда. Как рассказывают, им вырезали сердца и жрец бросил их статуе сатаны. Лишь двоим удалось сбежать, перерезав верёвки за сапожным ножом и вернуться на корабль, они всё и рассказали. — Всё, как вы и говорили сеньор Витале, — прошептал Марко, — в этой стране и правда правит дьявол, которому приносят человеческие жертвы. — Так, ну а я-то тут при чём? — деланно удивился я. — Сеньор Витале, просим вас, возглавьте нас! — попросил сеньор Джакопо, — мы ведь простые воины, и не знаем, как бороться с этой нечистью! Вы единственный среди нас священник. — То есть вчера, вас это смущало, а сегодня уже нет? — продолжал отыгрывать я, возмущённую невинность. — Мы слабы духом, — вперёд выступил и сеньор Бароцци, опустив голову, — у нас нет того же огня веры внутри, что есть у вас. Мы просто люди. В каюте наступило молчание, все ждали моего решения. — Помогите мне одеться, сеньор Бароцци, — проворчал я, спуская ноги на пол, — надеюсь я не пожалею потом о том, что доверился вам. Лица офицеров сразу окрасились радостными улыбками, я видел, их готовность идти за мной до конца. Разыгранный спектакль удался, пора было снимать сливки. — Чего радуетесь? — не понял я их радости на лицах, — людей загубили, так что за самоуправство, все офицеры будут оштрафованы на величину трёхмесячного жалования по прибытию домой. Хотели коллективной ответственности — получайте. От моих слов их настроение резко стало падать, а я поднялся с кровати и словно из пулемёта выдал пачку команд. — Все по местам, готовьте к высадке всех солдат. «Повелителя морей» на самое близкое расстояние к берегу, чтобы не сел на мель, будет поддерживать десант Все тут же забегали, бросаясь их выполнять, а военачальник принёс мне первую часть доспехов. Через час, на берег во главе со мной высадились первые два десятка солдат, которые укрепились и стали прикрывать высадку остальных. Майя, пытались нас тут же атаковать, но стоило мне в доспехе и шлеме выйти вперёд, и атаковать их, убивая сразу по два-три человека, как они в страхе откатились назад, позволяя нам получить подкрепления, которое привозили лодки, постоянно ходя от корабля к берегу. Когда наконец все боеспособные солдаты были на берегу, я повёл их в атаку на город. Стен или других укреплений не было, так что мы, разбивая заслоны из местных воинов вошли в центр города, и увидев своих товарищей подле пирамиды, их готовили к жертвоприношению, вырвались и освободили их, заодно зарезав почти всех жрецов, которые оказались поблизости. Самого главного, я повелел оставить в живых, и оставить мне для разговора. Солдаты, с которых сняли верёвки, бросались и обнимали тех, кто их освободил. В их глазах был ужас и радость оттого, что их не постигла судьба тех, кто лежал сейчас у подножья пирамиды с разрезанной грудной клеткой. — Разбиться на сотни, зачистить город. Убивать всех, кто оказывает сопротивление, но не трогать безоружных. Не насиловать и не грабить в домах! — приказал я. Благословляя меня и крестясь на ходу, солдаты рекой растеклись по городу. Очень скоро раздались крики и вопли умирающих, а то тут, то там стали подниматься дымки пожаров. Мои первоначальные планы, начать мирное общение с майя, из-за пришельцев из будущего пошли прахом. Майя сопоставили два факта появления чужаков в один и воспринимали нас теперь только как врагов. — Присмотрите сеньор Бароцци, чтобы не сожгли торговые ряды и склады, — спокойно повернулся я к сопровождавшему меня военачальнику, — это явно перевалочный путь для их торговцев, судя по тому количеству каноэ, что мы видели при прибытии, так что негоже будет потерять прибыль с захвата города. Он понятливо кивнул, отходя, чтобы дать распоряжения юнгам, которые вызвались быть посыльными на берегу, за премию к своему основному морскому окладу. * * * Через четыре часа, город был захвачен. Оказалось, что как такового постоянного войска тут и не было. Было два военных вождя со своими помощниками, которые собирали простых людей, на защиту города. Как я понял, это было тут нормальной практикой, поэтому даже простой работник умел владеть луком, стрелами и копьём. Но, зато, как только мы убили всех, кто мог руководить этим войском, все тут же побросали своё оружие, либо попрятавшись у себя дома, либо сдавшись в плен. Причём восприняли они это крайне спокойно. Мои изученные два языка на Багамских островах, тут совершенно мне не помогли, местные майя разговаривали на другом языке, которого я не понимал, так что пришлось оставить город как есть, только выставить везде патрули, и направиться к захваченному мной жрецу. — Сеньор Витале, — перехватил меня по пути к нему военачальник, — идёмте за мной, мы нашли их склады с товаром. Жрец моментально был забыт и я последовал за ним, радостно потирая руки. Складами оказались выдолбленными в известняке большие ямы, разделённые на секции, в которых на пальмовых листьях хранились товары. От обилия увиденного, у меня усилилось слюноотделение: сушёный перец чили, какао-бобы, фасоль, множество хлопковой ткани и одежды из неё, воск, какие-то жёлтые куски непонятно чего, оружие с наконечниками из обсидиана, сам обсидиан и хлопок — вот что основное, там было. К моему большому сожалению, какао-бобов было очень маленькое количество, видимо здесь его так же, как и на островах было крайне мало. — Грузите всё на корабль, сеньор Бароцци, — приказал я, — всё в трюм, кроме вон тех сморщенных крупных зёрен, их в мою каюту. — Снова те какашки, — поморщился он, — и что вы в них находите сеньор Витале. — Вы же не хотели спорить со мной, — хмыкнул я, — а то бы узнали. — Точно обойдусь без этого, — покачал головой он, — а что будем делать с городом и людьми? — Для начала мне нужно освоить их язык, — ответил я ему, — только после того как пойму, когда ими овладел сатана и как с ним можно будет бороться, смогу придумать, что нам делать дальше. — Тогда я усилю патрули, — склонил он голову. * * * 18 марта 1201 года от Р.Х., г. Экаб, полуостров Юкатан В первый день нашего знакомства, хмурый жрец, внешность которого нужно описать отдельно, был категорически против общения со мной, но после часа пыток, решил, что всё же сотрудничать — это не так плохо. Освоение мной языка сразу ускорилось, особенно когда оказалось, что у них есть книги! Я так был шокирован эти обстоятельством, что приказал обшарить все дома и принести мне все, что найдут солдаты. Книг оказалось немного, всего около десятка, но каждая сделана с такой тщательностью и вниманием, что я искренне удивлялся. В отличие от привычных мне книг, состоявших из нарезанных одинаково листов бумаги, сшитых или склеенных общим корешком, книги мая были сделаны по другому шаблону. В них длинное основание метра три в длину и высотой двадцать три сантиметра было сложено в гармошку, и каждый полученный таким образом лист был расписан или разрисован с двух сторон, а края этой весьма удивительной книги были оформлены склеенными между собой деревянными дощечками, видимо, чтобы не размочаливались кончики. Они были так подогнаны друг к другу, что полученную книгу-гармошку можно было легко читать, как с одной стороны, так и с другой. Получив в своё распоряжение эти сокровища, я с ещё большей скоростью стал изучать язык, поскольку перед глазами всегда было то, что можно было прочесть. Вот и сейчас, жрец хмуро показывал мне, что значили символы, которых было у них было в языке сотни, если не тысячи. От обилия информации мне даже по ночам казалось, что симбионт стал гудеть, словно трансформатор, но думаю, это уже были просто лёгкие галлюцинации, поскольку у майя было, что поучить. Я впервые столкнулся с такой древней цивилизацией, у которой велись весьма подробные исторические наблюдения и сохранения произошедших событий. Не говоря уже про обилие отличий от восточной цивилизации. — Ах-Кукум, — обратился я к жрецу, который своим необычным видом до сих пор шокировал видевших его солдат. Если простые майя, которые видя, что мы не причиняем им вреда, вернулись к своим привычным делам и работам, выглядели по большей части хоть экзотически, но не сильно необычно, то вот личность жреца привлекала к себе внимание всех. Первое, что бросалось в глаза — это плоский и высокий лоб, который был ещё принудительно обрит, так что казалось, что его голова словно удлинённое яйцо, а на затылке и по бокам длинные волосы собирались в одну косу, которая была украшена нефритовыми украшениями. Они же имелись в его верхней губе, нижней губе и носу, перегородка в котором была проколота. Дальше всё тело жреца сплошь покрывали татуировки, выполненные шрамированием с каким-то красным пигментом, из-за чего казалось, что его кожа красного цвета, а не светло-коричневая, как это было на самом деле. Я пока не понимал их смысла, но он обещал рассказать позже, когда я обучусь основным наукам, принятым к изучению у высшей аристократии. Его попытки изучить наш язык я сразу пресекал, как и предупредил всех солдат, под угрозой отлучения от церкви, запретив изучать язык тех, чьими сердцами завладел Сатана. Ещё не хватало, чтобы у меня в войске появились поклонники дьявола. Это крайне серьёзно было всеми воспринято и запрет я приказал держать до той поры, пока мы не крестим большинство местных. Это средневековым людям было привычно и понятно, так что все шарахались от туземцев, если те хотели с ними поговорить, они их всех сразу отправляли ко мне. — Да Ви-та-ле? — с трудом он выговорил моё имя. — Халач уиник Витале, — стукнул я ему по пальцам деревянной линейкой, которой местные отмеряли земельные наделы, — или минимум батабоб. — Ты непохож на настоящего мужчину, — презрительно скривился он, за что получил линейкой уже по лбу. — Что-то твои воины, так не думали, когда драпали от меня, — погрозил я ей ему снова. — Это не мои воины, а накома, — снова поджал он в презрении губы, — он был трусом, если умер, не победив всего лишь горстку пришлых. — Ах-Кукум, ты вот реально, начинаешь меня снова раздражать, — тяжело вздохнул я, — умерь свой гонор, иначе отправишься к тому своему богу, который отвечает за жречество и произойдёт это весьма болезненным способом. Он возмутился, но притих, возвращаясь к обучению. Глава 23 24 марта 1201 года от Р.Х., г. Экаб, полуостров Юкатан Привычка везде окапываться и строить укреплённый лагерь спасла нас и в этот раз, когда неожиданно город наполнили тысячи воинов, с луками, копьями и цветными щитами. Согласно жесточайшим инструкциям, вбиваемыми плетьми, все патрули тут же организованно отступили под защиту частокола лагеря, а по городу раздался тягучий рёв рога, предупреждающий об опасности. Поскольку мы ожидали нападения, то потерь не оказалось, все просто стали занимать свои места, кто в лагере, кто отступил к лодкам, чтобы предупредить капитана корабля о нападении. — Как-то их многовато, сеньор Витале, — покосился на меня Пьетро, когда мы смотрели, как наш лагерь окружают тысячи индейцев, как я их привычно называл про себя. — Не давайте подходить ближе, чтобы не подожгли чего ненароком, — распорядился я, и арбалетчики тут же стали снимать самых смелых, что оказывались неподалёку от нас. Мы поставили лагерь недалеко от берега, чтобы была возможность отступить, поэтому сейчас лишь смотрели, как воины втекают в город, заполоняя его целиком. Жители, которые встречали их приветственными криками, о чём-то стали рассказывать, показывая рукой на лагерь. А ещё через полчаса в руках мужчин показалось оружие, и они из пахарей, снова превратились в воинов. Это заметил и сеньор Бароцци, скрипнув зубами. Ведь именно он уговорил меня не убивать тех мужчин, которые были замечены ранее в отрядах против нас, поскольку кому-то нужно было работать на полях, чтобы местные потом не умерли от голода. — Молчите, сеньор Витале, — попросил он, почувствовав на себе мой весёлый взгляд, — умоляю вас, иначе моя самооценка упадёт ещё ниже земли. — Ладно, сеньор Джакопо уже предупреждён, я вижу поднятый флаг, — я показал рукой на корабль за нашими спинами, — осталось придумать, как нам их победить. — У вас есть мысли? — удивился он, — их тут не меньше десяти тысяч, а нас неполные пять сотен. — Это вы забываете всё время о пушках и двух карронадах, которые мы сняли с «Повелителя морей», — напомнил ему я, — как только попробуют напасть, умоются кровью. Он скептически нахмурился, поскольку ещё ни разу не видел их в действии, как прочем и шрапнельные снаряды, которые дожидались раньше своего часа в трюмах корабля. Часть из этих запасов я взял с собой на берег, вместе с карронадами. — Кстати, вот их шанс, сеньор Витале, — показал он на плотные построения врагов, которые показались с приставными лестницами в руках, и готовились к штурму. — Сеньор Марко, зарядите все орудия шрапнельными снарядами, — попросил я бомбардира. — Когда я скажу «пли», первыми пусть выстрелят пушки, запальную трубку установите на пять сантиметров, прикинул я расстояние до рядов индейцев, — а второй раз, путь бьют карронады, там в снаряды поставьте пороховые трубки двух сантиметров. — Всё сделаем, сеньор Витале, — ответил тот, громко крикнув, заставил канониров заряжать пушки и карронады Как я надеялся, переговоров не было. Мой белый флаг и крики о переговорах, были ими начисто проигнорированы, они в ответ лишь выстрелили в меня. Так что ещё раз поняв, что мира у меня с майя точно не будет, я приказал солдатам, не жалеть никого. Первым делом, индейцы вышли вперёд и прикрываясь щитами, поскольку опасались арбалетов, стали громко кричать, трясти оружием и всячески пытались нас запугать. Затем, видя безмолвствующую крепость, они двинулись в атаку, пропуская вперёд тех, у кого были лестницы. Дождавшись, когда первые ряды минуют самое опасное расстояние, я сказал «пли», только увидев движение основной массы войска. С небольшой задержкой после приказа, со стен громыхнули пушки, и оставляя за собой едва видимый дымный след горящих запальных трубок, во врагов улетели шрапнельные снаряды. Которые я не сильно-то видоизменил со времён, как их изобрёл Генри Шрэпнел, если только чуть улучшил и конечно же изменил форму, перейдя с шаровой формы снарядов на коническую, как и у простых болванок, но принцип действия остался всё тот же. Когда снаряды оказались рядом с основными силами, сработал пороховой заряд и по рядам полуголых майя словно прокатилась коса смерти, выкашивая сотни людей зараз. — Пли! Приказал я и уже коротко рявкнули карронады, сметая с пути тех, кто подошёл слишком близко к наклонённым в сторону врага брёвнам первой линии обороны. В этот раз было ещё хуже для туземцев. Короткие, но большого калибра орудия выпустили снаряды с тремя килограммами сантиметровых железных обрубков. Для такого количества снарядов делать железные шарики было слишком муторно и долго, поэтому я приказал кузнецам просто ковать пруты, а потом от них обрубать по сантиметру. Баллистика должна была выйти похуже, но я и не гнался за большим качеством, мне важно было количество. Всего два выстрела, выкосивший почти все первые ряды нападающих показали, что я не ошибался. Смешно было смотреть на военачальника, который выглядел, словно рыба, оказавшаяся на берегу. — Сеньор Марко, дальше по вашему усмотрению, — приказал я и пушки стали изрыгать снаряды, просто перемалывая войско майя на кусочки. К моему большому удивлению, они и не собирались отступать! Всё ещё пытаясь кучковаться и предпринимать попытки нападения и закономерно теряли ещё больше воинов. Они откатились только тогда, когда солнце стало опускаться всё ниже и тропический день стал клониться к концу, вот тогда все майя тут же стали отступать, уходя в город. — Похоже на сегодня всё, сеньор Витале, — ко мне обернулся военачальник, — да уж, эти ваши пушки, страшное оружие. Почему люди падали сотнями? Ведь прошлые разы ваши снаряды делали лишь просеки по два-три человека в ширину? — Другие снаряды сеньор Бароцци, — я пожал плечами, — думаете, я сидел всё время без дела, когда готовился к плаванию? — Теперь точно вижу, что нет сеньор Витале, — с уважением поклонился он, и продолжил, — простите, нужно распорядиться об отдыхе солдат и подвозу продовольствия. — Да конечно, заодно, когда солнце полностью сядет, пошлите со мной десяток парней, кто может тихо двигаться, хочу глянуть, чем они там занимаются в лагере. — Будет сделано. * * * Похоже мне ещё многому придётся здесь удивляться, поскольку индейцы тупо легли спать, разойдясь по домам в городе. Они даже караулов не выставили! Это было шоком для меня, потому вернувшись в лагерь, я приказал всех будить, готовить факелы, поскольку мы идём в атаку. Меня слушали без вопросов, так что вскоре город умылся кровью уже во второй раз, только в этот, солдаты больше не сдерживали себя, а убивали всех мужчин подряд. Под утро, от десятитысячного войска майя, значительно прореженного огнём наших пушек ещё днём, не осталось ничего. Раненых добивали сразу, чтобы с ними не возиться, тех, кто сдавался в этот раз не щадили тоже, солдаты видели, к чему это привело прошлый раз. Так что очень скоро, они выгнали оставшихся в городе женщин и детей, копать общие могилы и сбрасывать туда убитых. У нас потерь не было, лишь десяток легко раненных, что конечно же не могло не остаться незамеченным среди войска, и солдаты воспрянули духом, который слегка подрастеряли, когда впервые увидели огромную армию туземцев под стенами лагеря. Обходя полуразрушенный город, в котором целыми остались только капитальные каменные здания из известняка, типа пирамиды, жилища жреца и накома, все остальные простенькие дома жителей, представляющих из себя ивовые стены, обмазанные глиной, крытые сверху пальмовыми листьями, сгорели почти все дотла, я задумался над причиной такого странного поведения воинов. Попросив притащить ко мне жреца, я у него спросил, два волнующих меня вопроса: почему неся ужасные потери майя не отступили, ну и почему ночью все разбрелись по домам, не выставив даже простейшего дозора. Это ведь идиотизм, когда рядом лагерь врага! Сегодня, видя количество трупов, которые женщины с громкими рыданиями сбрасывали в общие ямы, он не был так самоуверен, как вчера. Его взгляд, который он бросал на меня становился всё более непонятным. Его чёрные, монголоидного строения глаза, лишь странно поблёскивали, когда он видел, как я распоряжаюсь людьми, и все молча это делают. — Халач уиник Витале, — склонился он передо мной, — позволит ли великий правитель, выслушать недостойного жреца. Такая быстрая трансформация меня слегка удивила, но пока были вопросы, требующие первоочерёдного расследования, так что я лишь махнул ему рукой. — Правила войны не позволили им уйти с поля сражения, — заторопился ответить он, — по правилам ведения войны, сражения заканчивается только со смертью одного из командиров. — Ага, — новость откровенно меня удивила, — ну а что, насчёт ночи? — Ночью никто не сражается, так не принято, — ответил он, — боги против таких сражений. — Хорошо, что у нас свой бог, — поразился я таким глупым правилам, — и что, все воины ведутся так? — Да, халач уиник Витале, — поклонился он мне. — Хм, — у меня в голове симбионт стал моментально перебирать планы, — а ещё какие-то правила есть? Которые не позволят вашим воинам воевать? Жрец стал загибать пальцы, перечисляя, а у меня от этого вытягивалось от изумления лицо. — Посевная маиса, уход за урожаем, праздники богов, уборка урожая. — Так погоди, — изумился я, — то есть, если я нападу на город, когда идёт уборка урожая, мне никто не будет препятствовать? — Нельзя нападать, когда идёт уборка урожая, — как на идиота посмотрел на меня жрец, — что все будут есть, если наступит голод? — А-а-а, — протянул я, понимая, что древняя цивилизация, книги — это конечно всё конечно хорошо, но нынешнее общество майя видимо находилось в каком-то каменном веке. Судя по их родовым общинам, отсутствию постоянных войск, ну и также железа как класса. Я не видел ни разу тут ни одного обработанного или литого предмета из металла. Только обсидиан, нефрит и ещё странные кинжалы жрецов, сделанные из хвостовых шипов скатов, с вклеенными в них пластинками обсидиана. — Идём, продолжим обучение, хочу больше услышать о правилах ведения войны, — я показал ему в сторону лагеря. * * * 30 марта 1201 года от Р.Х., г. Экаб, полуостров Юкатан Обучение шло хорошими темпами, но когда мы перешли к календарям и богам, я выбросил белый флаг, запросив немного отдыха. Жрец был реально кладезем информации, который я ещё не скоро готов буду исчерпать, он вообще первый в этом мире, кто заставил меня умственно страдать. Такие объёмы перевариваемой информации я ещё никогда здесь не видел, ну разве только что у китайцев, по чьей культуре я впрочем прошёлся лишь по верхам. Поэзию, музыку я конечно оставил за рамками обучения, на это просто не хватало времени. Впрочем и тут, когда жрец захотел показать мне все триста танцев, которые имелись у майя, каждый посвящённый какому-то событию, празднику или богу, я попросил его пропустить этот момент в моём обучении. Отправившись погулять, я изредка подзывал женщин к себе, прося объяснить, что они делают и зачем. Они страшно пугались оттого, что я разговариваю на их языке, и ещё более шарахались от двадцати солдат, которые неотступно следовали за мной. Правда, когда я пригрозил наказать, они тут же объясняли подробно, что я хотел и вот тут настала очередная пора культурных открытий. На моё удивление, женщины не знали вообще ничего, что не касалось простейшей работы, быта и ухаживанием за кукурузой! Они не умели читать, писать, не знали календаря, вообще ничего того, о чём знал жрец. Поинтересовавшись, тогда чему их обучают, я получил удивительный ответ, что жителей родовых общин, таких как они, никто ничему не обучает. Они рождаются, живут, умирают, не выходя из своего сословия или класса. Хотя изредка, тот, кто хорошо проявит себя на войне, может стать либо помощником местного военного предводителя, либо вообще занять его место. Ну ещё девушки или парни, могли хорошо жениться или выйти замуж, если свахи подыскивали им пару из более лучшего сословия. Такое тоже редко, но случалось. То есть мальчик из рода крестьян мог стать торговцем, если ему сильно повезёт и пять лет жить в доме тестя, работая на него, и только потом начать самостоятельную жизнь, полностью выплатив выкуп семье, откуда вышла его жена. С этими новостями я помчался к Ах-Кукуму, который это подтвердил, расставляя у меня в голове организацию местного строя и взаимоотношения городов между собой. — Так, поправь меня, если я ошибаюсь, — стал быстро обобщать полученную информацию со всех источников, — есть халач уиник, который живёт в городе Майяпан, он является главой союза трёх городов-государств: собственно Майяпана, Чичен-Ица и Ушмаль. Под ним есть шесть советников, которые заправляют жизнью города, а также жрецы, говорящие что и когда кому делать, в зависимости от дня в году, удачного гадания и милости богов. Та же ситуация, и в других двух главных городах, в которых властью, полученной от халач уиника правят батабобы. У них также имеются свои советники и жрецы. Общего войска нет ни у одного города, когда нужно воевать, военачальники накома с помощниками собирают воинов с каждой общины, которые выставляют женатых мужчин, владеющих оружием. Когда война заканчивается, всех распускают. Общины не имеют никаких прав, живут вне стен городов на землях, принадлежащих богатым и знатным людям, обрабатывая свою землю и их, платя с этого налоги. Всё так, или я что-то упустил? Жрец открыв рот, смотрел на меня, шевеля губами, стараясь уложить всё, в свой разум. Поняв, он изумился, бросившись на землю. — О, великий, халач уиник Витале, — бился он в истерике, ударяясь головой о землю, — прикажи принести меня в жертву, я недостоин находится даже рядом с тобой. — Это мы всегда успеем Ах-Кукум, — успокоил его я, — ты по делу скажи сначала. — Всё так, о великий, — он снова стал кланяться, — только батабобов обычно два, один, вместе со своими советниками постоянно живут в Майяпане, и правят своими городами издалека. Второй же, находится на месте, чтобы видеть лично, как выполняются эти приказы. — Хм, — задумался я, — а объясни тогда пожалуйста, какой смысл крестьянам, кормить всю правящую элиту в городе? Жрец с удивлением на меня посмотрел. — Так хотят боги. Эти люди созданы ими для того, чтобы служить высшим! — Ага, понятно, — в голове стал раскручиваться маховик вариантов, как я могу столь малым войском, повлиять на майя. Понимание их истории, религии, уклада жизни, давало мне многое к этому. Нужно было попробовать сменить вектор их верований, чтобы понять, насколько они способны воспринимать другую культуру. Приказав запереть жреца, я отправил солдат собирать оставшихся женщин и стариков на центральной площади, прямо у подножья пирамиды. Сам же, пошёл переодеться в простое монашеское одеяние и взять деревянный крест и Евангелие. Выходя и дома, я едва не хмыкнул, видя, как офицеры крестят меня вслед, шепча молитвы. Глава 24 Живых, оставшихся в самом городе и его окрестностях, осталось не так уж и много, всего несколько тысяч, которые покорно ждали своей участи. Взгляды женщин были испуганными, не понимающими и полные ожидания. Старики же по большей части сидели, склонив головы. Я пока не понимал почему майя, так чётко различаются между собой: одни были ухожены, хорошо одеты, имели татуировки и роспись краской на теле, а другие имели на теле лишь набедренные повязки, с этим тоже нужно было тоже разобраться. — Вы любите игры и состязания, так что давайте поиграем в одну игру. Правила простые: я буду задавать вопросы, на которые хотел бы получить ответы, — начал я, — если ответов не будет, никто отсюда не уйдёт? Это понятно? На лицах появился испуг, но все промолчали. — Это был первый вопрос, — я недоумённо покачал головой, — хорошо, посидите тут ещё два часа, подумайте, а я вернусь позже. — Стойте! Да, нам понятно! — из толпы поднялась одна женщина, — это засчитывается за ответ? — Да. Тогда следующий вопрос, — я спустился вниз со ступеней, и стал ходить вдоль сидящих на земле людей, а им приходилось сопровождать меня взглядами, — всё ли решают боги? — Да! — откуда-то раздался возглас, и я повернув голову, увидел симпатичное лицо, с татуировками на шее и руках. Хотя впрочем большинство женщин постарше были татуированы и вдобавок имели расписанное лицо и тело красками. Здесь это считалось модным, как впрочем и широкие лбы с косоглазием у мужчин, таких лиц было гораздо больше у мужской половины сидящих передо мной, чем у женской. Также стоило отметить что среди майя в принципе было много симпатичных девушек и женщин, что меня если честно очень удивляло. Ведь в Европе, даже без свирепствующей пока ещё инквизиции, нужно было ещё постараться их найти. — Ага, значит и наше прибытие на вашу землю, они тоже предопределили? Тут, перед ответом была большая пауза, но стоило мне сделать вид, что я ухожу, как его поспешили дать. — Да! — Отлично! — обрадовался я, — мы все, пришельцы, представляем нашего бога, который един и властвует над всем сущим. Мы молимся ему, задабриваем только его, а следовательно, если все люди неважно каких профессий и занятий просят его о помощи в делах, он отвечает всем сразу, поскольку он великий Бог. Некоторые после таких моих заявлений стали ёрзать, стараясь не встречаться со мной взглядом. — Поэтому мне интересно, если ваши боги, в том огромном количестве, что у вас есть, знали о нашем появлении, но всё равно проиграли нашему, говорит ли это о том, что один наш бог сильнее и могущественнее всех ваших? — Это слишком сложно для простых людей чужак, — раздался дребезжащий голос старика, — нам нужен жрец, чтобы разобраться. — Жреца мы позовём позже, — покачал я головой, — я хочу сначала понять вашу точку зрения. Если вы уверяете меня, что за всё на свете отвечают боги, которые проигрывают новому, то значит ли это, что они слабы? И нужны ли такие боги вообще? Никто не посмел ответить мне на эти вопросы, поскольку на их лицах появилось непонимание и паника. — Хорошо, давайте позовём жреца, — решил я усложнить себе задачу. Когда привели Ах-Кукума, тот конечно же сказал, что это ничего не значит и как это бывает в сражениях, боги просто отступили, чтобы понять силу нового врага, но это нисколько не значит, что они слабее нового бога. Лица народа мгновенно посветлели, от его ответов. — А где та черта? — спросил я его, — до которой они будут всё время отступать, чтобы это не превратилось в бегство? Если ты привёл пример сражения, то да, я признаю, армия может отступить, перед превосходящими силами врага, но всегда есть переломный момент, после чего отступление, превращается в бегство. Как увидеть это в нашем примере, с богами? Жрец, открыл рот, собираясь мыслями, затем, чтобы не молчать, просто ответил. — Они просто отступают, чтобы затем собраться и наброситься на вашего всеми силами. — Странно, — я задумчиво погладил себя по подбородку, — то есть, если они сбегут и бросят свой народ, то об этом вы узнаете, только когда вам на молитвы и жертвоприношения никто не будет отвечать? Лица обеспокоенных майя, повернулись к жрецу, поскольку этот вопрос их действительно взволновал. Остаться без богов, на основе чего была построена вся их жизнь — это было бы катастрофой. Он замялся и это заметили все. — Я лишь младший жрец в небольшом городе, — наконец, нехотя ответил он, — я не могу отвечать на такие вопросы — это не мой уровень. Ответ можно узнать у верховного жреца в Майяпане. — Странно, — я демонстративно развёл руками, — я тоже небольшого сана для своего бога, но могу спрашивать и отвечать на любые вопросы, его касающиеся. Может, если вам так будет проще, вы спросите у меня про Иисуса? Жрец, думая, что поймал удачу за хвост, и сейчас сам потопит меня в вопросах веры, первым бросился задавать вопросы, не понимая, что на самом деле попал в простейшую расставленную ловушку. Тягаться ему с человеком, всю жизнь прожившему в цифровом веке лжи, обмана и манипулированием созданием людей, точно не стоило и уже через три вопроса, он почему-то сдулся, и больше не отсвечивал, зато у майя, заинтересовавшимися моими словами, они возникли и я чётко и подробно всё рассказывал, чтобы они видели, что я нисколько не сомневаюсь в своих ответах. Их это впечатлило. — Думаю на сегодня достаточно, — закончил я речь тем, что бог одинаково относится ко всем людям, и поэтому я, как его священник, не понимаю, почему одни работают всю жизнь на поле, чтобы прокормить тех, кто живёт где-то далеко в городе. Майя, весьма озадаченные, стали расходиться. Я был уверен, что в одночасье такие дела не делаются, но посеять сомнения в их души, я пожалуй смог. * * * 16 апреля 1201 года от Р.Х., г. Экаб, полуостров Юкатан Первыми, о приближении большого войска нас предупредили разведчики, дежурившие на обеих дорогах, уходивших вглубь джунглей, откуда мы могли ждать появление врага, поскольку заросли кругом были мало приспособлены, чтобы по ним перемещались большие толпы людей. Так что в этом плане было легко отследить, когда появились передовые отряды майя. Тут же зазвучали тягучие звуки рога, и в лагерь стали стекаться наши патрули, чтобы приготовиться к новой битве. С западной дороги стали выходить многочисленные воины, снова рекой растекаясь по городу, но к моему удивлению, они не готовились к битве, не строили лестниц, а лишь держались от лагеря на почтительном расстоянии. Когда их количество приблизилось по примерным моим прикидкам к пяти тысячам, послышался бой барабанов, засвистели флейты и около сотни носильщиков вынесли из рядов воинов огромный паланкин. Настолько огромный, что в нём легко вместилось бы десять человек, именно поэтому количество людей несущих огромные шесты, на которых он держался, было больше двадцати с каждой из сторон. Также по разным сторонам паланкина дежурило ещё с десяток майя, которые непрерывно махали огромными опахалами, отгоняя от сидящих внутри летающих насекомых и нагоняя прохладу, ещё с десяток ходили взад-вперёд, окуривая носилки каким-то дымом. — Кто бы это ни был, но он явно большая шишка, — заметил стоящий рядом со мной Марко. — Да уж, чтоб я так жил, — присвистнул я от размаха почестей, которые достаются сидящему внутри. От носилок, постоянно кланяясь, отделился человек, который направился в нашу сторону. Невысокий, как и все майя, зато очень богато украшенный висящими на нём нефритовыми украшениями, а также в набедренной повязке со спущенными полосами ткани спереди и сзади, тоже весьма искусно вышитыми и украшенными. Он показывая пустые руки, подошёл ближе к крепости. — Мы знаем, что среди вас есть тот, кто говорит на языке майя. Великий правитель халач уиник Хуанк Силь из правящей династии Кокомов, хочет говорить с халач уиником вашего народа, — прокричал он. — Хорошо, — я, не показываясь, крикнул ему в ответ, — посередине между городом и нашим лагерем, когда солнце сдвинется на треть. С собой можно брать не больше десяти человек. — У правителя только носильщиков больше двух сотен! — возмутился он, — это невозможно! — Ладно, пусть берёт столько, сколько считает нужным для демонстрации собственной силы и величия, — неожиданно мне в голову пришла хорошая мысль. Когда переговорщик повернулся, чтобы вернуться и передать мои условия, я обратился к стоящему рядом сеньору Бароцци. — Срочно отправьте людей, отполировать мой доспех, чтобы он сверкал на солнце. Только приставьте офицера, чтобы эти ироды золотую насечку не стёрли случайно. А также найдите десяток здоровяков, которым помогите начистить их кольчужные доспехи и шлемы. Военачальник сначала распорядился, только потом спросил. — Скольких вы возьмёте с собой сеньор Витале? Вы ведь о встрече договорились? — Вы будете опять на меня ругаться, но я пойду с этими десятью, — улыбнулся я. Он, как и другие офицеры немедленно возмутились, но я поднял руку успокаивая их. — Солдаты возьмут в одну руку ростовой щит, в другую укороченное копьё, но прикиньте сами вес, чтобы они просто могли это на себе унести. — Вы хотите их испугать? — правильно понял военачальник. — Ну, если их не испугает мой доспех и десяток гигантов, то я тогда уж и не знаю, как ещё можно их удивить, — хмыкнул я и офицеры бросились выполнять приказ. Увидев, как с той стороны около тысячи воинов стали занимать места, опускаясь на землю, а следом понесли тот огромный паланкин, я проверив, что всё на мне крепко держится, вытащил меч из ножен и положив лезвие на плечо, возглавил нашу группу, которая выглядела пусть и не так пышно, как у майя, но зато точно устрашающе. Когда я подошёл ближе, то увидел сидящих в паланкине четырёх человек и ехидно подметил, как они обеспокоенно тихо переговариваются, смотря на меня. — Великий воин-жрец халач уиник Витале, младший сын правителя династии Дандоло, приветствует правителя этой страны, — с этими словами я остановился рядом с паланкином, воины позади меня выстроились треугольником, чтобы в любой момент можно было сомкнуть щиты и закрыть меня от опасности, выставив вперёд копья. Это сидящие внутри паланкина, тоже оценили. Один из сидевших, имеющий самый большой головной убор из торчащих во все стороны длинных, цветных перьев, спросил меня. — Всего десять человек? Такова твоя сила? Я пожал плечами и ответил также нагло, без высказывания уважения. Жрец всегда меня учил, как правильно обращаться к правителям, я же сделал всё наоборот. «Если мы говорим на равных, то буду вести себя именно так, — решил я про себя». — Выстави против меня десяток своих лучших воинов, я покажу чего стоит вся твоя многочисленная свита. Он удивился, и что-то спросил у одного из тех, кто сидел у него в носилках, на непонятном мне языке. Все четверо стали улыбаться и он крикнул что-то, а через десяток минут появились воины, увидев которых, я что-то засомневался в своих силах. Это были мало того, что из тех профессионалов, что управляли простыми воинами, так ещё и не майя, поскольку одеты были по-другому. — Хорошо, сразись с ними, — ехидно ответил правитель, показывая на десяток вышедших вперёд воинов, вооружённых кроме луков, ещё и копьеметалками для пяти коротких дротиков, которые держали у них в левой руке вместе со щитом. Молча показав своим солдатам отойти назад, чтобы дать мне пространство, я опустил меч, и чуть голову, чтобы периферическим зрением видеть, как меня окружает десяток бойцов. Когда первый дротик ударил мне в спину, я лишь почувствовал небольшой толчок, зато симбионт, мгновенно оценив ситуацию, стал впрыскивать в кровь тот коктейль гормонов и кислот, который обычно вливал, когда мне грозила смертельная опасность. Два шага вперёд, и я метаю выхваченный из поясных ножен кинжал, который пронзает глаз одного из воинов, пробивая брешь в их общем круге. Моментально влетев в свободное место, я подхватил дротики, выпавшие из руки павшего и почти без замаха, отправил в стоявшего рядом воина. Он смог отбить один, уклониться от второго, но третий попал ему в бедро, пришпилив к земле, поскольку остриё вышло с другой стороны. Заорав от боли, он не смог вовремя отступить, когда я бросился к нему и перерезал шею с такой силой, что голова, брызгая кровью, покатилась в сторону. Подхватив два дротика у него, я отправился к следующему, всё время кружа так, чтобы закручивать оставшихся воинов против часовой стрелки. Не стоя на месте, я двигался по кругу, чтобы они мешали друг другу нападать на меня одновременно. Новый быстрый бросок и третий схватился на пробитый бок. Гортанный крик из носилок остановил бой, и воины, с ненавистью смотря в мою сторону отошли, прихватив с собой раненых. Мои же солдаты, снова вернулись, составив защитное построение, даже без команд от меня, что тоже не осталось незамеченным. — У тебя хорошая защита и отличное оружие, — заметил правитель, — у тебя есть ещё такое же на продажу? — Среди нас есть торговцы, — ответил я, незаметно успокаивая дыхание, — и есть товары. — Я предлагаю прекратить войну и забыть прошлые обиды. Приглашаю тебя быть моим гостем, — через минуту раздумий, сказал он. — Где гарантии того, что ты не заманишь меня в ловушку? — разумно поинтересовался я. Он удивился. — Неужели моего слова тебе недостаточно? Я правитель этой земли и даю тебе слово, что вас не тронут, пока я не скажу этого. — Тогда мы предпочтём остаться, — спокойно ответил я, — нет гарантий, нет доверия. Он задумался и о чём-то посовещался с сидящими в паланкине. — Хорошо, что бы тебя удовлетворило? — Кем тебе приходятся те трое, что сидят рядом? — Моя жена, сын и великий батабоб Чичен-Ица, который отвечает за эти земли. — Тогда они меня и устроят, в качестве заложников, — показал я мечом на всех троих. Женщина и молодой парень мгновенно возмутились, но правитель одним движением руки их заткнул. Батабоб же лишь побледнел, но не раскрыл рта. — Хорошо, халач уиник Витале, — после долгого колебания согласился тот, — если будет позволено оставить им слуг. — Конечно, это я воин-жрец, могу обходиться в пути без слуг, но правителям подобает иметь свиту, — согласился я. Вскоре началась ротация, откуда-то появился паланкин поменьше, куда пересели трое, к ним тут же перетекло около трёх сотен безоружных слуг. Я вернулся в лагерь, снял доспех, полностью вымылся, так как сильно пропах потом после короткого, но изматывающего для организма боя, только затем, переодевшись в свой лучший костюм, с золотым поясом, гигантским рубином на подвеске и вышел обратно. Для заложников, слуги уже начали строить большой дом, мои солдаты занимали места рядом с ними для охраны, а я отобрав для себя пятьдесят солдат с двумя офицерами, попросил сеньора Бароцци, следить за пленниками лучше, чем за собой самим, поскольку от этого будет зависеть моя жизнь. Он очень серьёзно это воспринял, заверив, что как только армия уберётся отсюда, он окружит строящийся дом частоколом и выставит охрану, чтобы и муха не пролетела. Ещё и поговорит с капитаном, чтобы привести больше пушек и шрапнельных снарядов с корабля в лагерь, на всякий случай. — Вашей смелости сеньор Витале, — перекрестил он меня напоследок, — хватит на небольшую страну. Лезть в самое логово сатанистов, не каждый бы смог. Хмыкнув, я попрощался с ним и остальными, попросив передать сеньору Джакопо, чтобы не волновался и ждал моего возвращения минимум три недели. Если до этого времени я не вернусь, пусть убивает заложников и идёт вместе с сеньором Бароцци, меня выручать. Пьетро заверил, что так они и сделают. Когда я вышел из крепости, то был единственным, кто из моего отряда, не имел доспехов и защиты, поэтому когда я подошёл ближе к носилкам, глаза правителя слегка расширились, когда он увидел меня вживую, без брони и шлема. — Ты так юн?! — удивился он. — Младший сын правителя, — я пожал плечами. — Тогда прошу присоединиться ко мне, — он показал на пустующее место в паланкине, — думаю нам есть о чём поговорить по пути в столицу. Я, сел напротив, поймав на себе взгляд, а особенно на своей одежде и драгоценностях. — Что в тех корзинах? — поинтересовался он, показывая на четыре больших сундука, которые несли мои воины. — Моя одежда и подарки вам, правитель, — ответил я, вызвав у него искреннее удивление. — У вас тоже есть традиция дарить подарки? — Только тем, кто этого достоин. — Думаю, что пойду против устоявшихся традиций, — я видел, что ему было крайне интересно, что я могу подарить, — но мне интересны предметы из других краёв. Я шевельнул рукой и один из офицеров моментально оказался рядом, пара слов и у меня на коленях лежит шкатулка, а также продолговатый предмет, укутанный в шёлковую ткань. Тёмные глаза правителя майя влажно блеснули. Глава 25 По его приказу, паланкин подняли и развернув, понесли в обратный путь, рядом с нами побежали слуги, окуривающие чем-то похожим на запах ладана, а также махающие опахалами. — Первый, больше для эстетического созерцания, — произнёс я, когда колебание паланкина уменьшилось и носильщики зашагали в ногу. Он принял у меня шкатулку и открыл крышку. Там лежало богато украшенное зеркало, среднего размера. Правитель смог совладать со своими эмоциями, но было видно, что подарок его сильно впечатлил, он десяток минут разглядывал себя то так, то эдак, даже осторожно вынул его из шкатулки, и заглянул на обратную сторону. — Истинное чудо, — он покачивая головой, перевёл взгляд на меня. — Второй, подойдёт для любого настоящего мужчины, — я медленно распутал меч, который был больше декоративным, чем боевым, поскольку ножны, яблоко навершия и гарда были усыпаны золотом и драгоценными камнями. Я передал его халач уинике, который в этот раз не смог сдержать вскрика, когда выдвинул лезвие и увидел длинный, металлический клинок. — Это тот же предмет, что был у тебя в бою? — поинтересовался он. — Да, называется меч, сделан из железа, — я лишь кивнул головой. Он свистнул, кортеж немедленно остановился, а он подозвал ближайшего человека, окуривающего носилки и просто зарезал его, проткнув ему мечом живот. Тот захрипел, упал на землю выронив жаровню, а халач уиник, дал сигнал двигаться дальше, с восхищением смотря на кровь, оставшуюся на клинке. — Кровь после боя, обязательно стирать с лезвия, — подсказал ему я, — если этого не делать, она старит клинок. Он испугался и тут же приказал его вытереть, так же попросив рассказать все правила, как правильно ухаживать за мечом. Их было немного, поэтому я быстро ему всё объяснил. С оружием, правитель не расставался всю дорогу, мимоходом прирезав ещё пару человек, поскольку ему понравилось смотреть, как легко металл входит в человеческую плоть. Кстати оказалось, что это не слуги, а рабы, которые не сильно отличались по правам от простых предметов окружения или имущества, поэтому обращение с ними было весьма вольным, по крайней мере со стороны владыки майя. * * * 27 апреля 1201 года от Р.Х., г. Яшуна, полуостров Юкатан — Витале, ты не будешь против, если мы сначала недолго остановимся в другом городе? Последний раз я был в нём семь лет назад, и хотел бы посмотреть, как он изменился, — поинтересовался у меня Хуанк Силь, с которым мы общались почти на равных. Причём я, был единственным, кому это дозволялось. Все остальные, кто нас сопровождал, подползали на коленях, чтобы к нему обратиться. Моя одежда, поведение и главное видимо подарки поставили в его мировоззрении меня, чуть ближе к нему, чем остальных. Но я, когда мы познакомились ближе, убавил гордыню и якобы признавая его власть и заслуги, стал подчёркнуто уважительно к нему относиться, применяя в оборотах подчинённое произношение младшего к старшему. Его это чрезвычайно впечатлило и он возгордился. Отношение ко мне стало покровительственным, в речи появился гонор, который присутствовал в общении с теми, кто нас сопровождал, но зато его язык развязался и я узнавал такое, что раньше он бы ни за что не стал при мне рассказывать. «Всё же гордыня, действительно страшный грех, — признавался я сам себе, видя, как человек пыжится изо всех сил, чтобы показать свою власть и величие». — Как будет угодно великому правителю, — чуть наклонил я голову, — что за город? Вы же знаете, мне интересны все истории, которые вы рассказываете. Он тут же снова надулся. — Тогда слушай. Чичен-Ица был сильным, большим городом, лидером нашего тройного союза, в нём жили и до сих пор живут, мои соперники из династии Тутуль шиус. Семь лет назад, один из них силой захватил и увёз женщину нашего рода, что дало мне предлог напасть на них и подчинить. Так что теперь уже Майяпан — столица лиги, а те представители Тутуль шиус, которые остались в живых, служат мне. — Вы не боитесь, что они предадут? — удивился я. — Ничто не может поколебать власть династии Кокомов, — весьма громко заявил он. Я конечно же не стал уточнять — это было не моё дело. За время пути я очень многое узнал о правящем классе, строе и политической ситуации в стране целом. Под властью Хуанк Силья было больше сотни больших и малых городов. Сколько точно их было, он и сам затруднялся назвать, такая информация была у советников, но зато он точно знал, сколько людей ему подчиняются — около трёх миллионов. Правда меня всё время сбивала с толку их система счисления, которая была не десятичная к которой я привык, а двадцатеричная, по количеству пальцев на руках и ногах. Так что пока приходилось подключать ко всем переводам симбионта, я не готов был на лету в голове вычислять количество, а также меры длин и весов майя. — Повелитель, а что за язык, на котором вы говорили со своим семейством? — поинтересовался я, когда носильщики свернули на перекрёстке на север, как раз к Чичен-Ице, про которую мы говорили с ним ранее. — Язык знати, доставшийся нам от предков, — понизив голос, сообщил он мне, — на нём говорят только высшие жрецы и родовое сословие ах мехеноб, всем остальным ялба уиникоб он недоступен. Мне пришлось уточнять, что означают его слова, поскольку о таких понятиях, жрец мне ничего не говорил. Оказалось всё просто, как и у нас, аристократы и простолюдины. — У нас точно так же, только названия разные, — ответил я на его вопрос о своём интересе, — я принадлежу к одному из двенадцати патриарших родов, которые основали нашу империю. Сейчас правит мой отец, так что в плане существования классов мы не сильно отличаемся друг от друга. — Но почему же, ты тогда воин-жрец? — поинтересовался он, — у нас жрецы не воюют, лишь разговаривают с богами, донося их волю остальным. — У нас тоже такие есть, — признал я, — но я из правящей касты, мы сами устанавливаем себе законы. Он с большим уважением посмотрел на меня, после этого ответа. — А как же ваш Бог? Разве он не против этого? Я остро на него посмотрел, понизив голос. — А у вас повелитель, все ли ваши приказы, приветствуют жрецы богов, но не сами боги? Он было собрался ответить, но поморщился. — Думаю Витале, мы не так уж сильно с вами отличаемся, — пробормотал он в ответ. * * * 4 майя 1201 года от Р.Х., г. Чичен-Ица, полуостров Юкатан Что меня удивляло в дорогах, по которым мы передвигались, так это их качество. Я даже просил рассказать мне, как их строят и тут же нашли архитектора, который был в свите у правителя, он и поведал мне, что дороги строят по одному и тому же плану городские общины, рядом с которыми их прокладывают архитекторы, и поскольку идут они через джунгли, которые чаще всего непроходимые, то и обслуживание, а также поддержание их в порядке ложиться на те общины майя, которые проживают в этой местности. А строили их на широких, расчищенных от деревьев и кустарников тропах, сначала укладывая глыбы известняка, затем поверх них помещали камни поменьше, после насыпали грунт, а потом утрамбовывали всё это, кладя поверх высокой насыпи каменные плиты, скрепляющиеся между собой цементным раствором на основе гашённой извести. Нечто подобное я видел в Риме, старые дороги эпохи сената и империи были такого качества, что служили потомкам до сих пор, но видеть нечто, схожее по качеству и вложенных в строительство усилий, да ещё и в самом центре джунглей, было просто удивительно. Беседуя с Хуанк Силем, мы и добрались до первого поста, который перегораживал дорогу. Нас конечно моментально пропустили, но я прикинул по мгновенно покинувшим тропу людям, которые упали на колени и ждали когда мы проедем, что это видимо какой-то пост, собирающий деньги за вход, недалеко от города. Я не ошибся, вскоре действительно показался и сам город. Сначала я увидел высокую, шестиметровую стену, сложенную из привычного уже известняка, а затем и верхушки пирамид и зданий, которые целыми островками возвышались над городом и стеной. — Чичен-Ица, — гордо проговорил Хуанк Силь, — посмотрим, как они будут встречать своего правителя. Я понятливо промолчал, наблюдая, как ворота открылись и из них стали выходить тысячи и тысячи хорошо одетых майя, направившиеся навстречу нашей процессии. Они занимали места по бокам дороги, падая на колени и когда мы проезжали мимо, все славили правителя, который был доволен встречей и благожелательно кивал по сторонам. Кортеж проследовал по огромному городу, я даже затруднялся подсчитать сколько домов в нём было и остановился на центральной площади, рядом с высокой пирамидой, метров двадцать не меньше, слева от неё была похожая, но поменьше, зато с большим домом наверху, справа же виднелось какое-то странное строение с большим количеством столбов, перекрытых пальмовыми листьями, непонятного мне предназначения, за которыми виднелось другое высокое строение. — Храм нашего главного бога Кукулькана, — торжественно показал рукой на большую пирамиду халач уиник, — у вас есть что-то подобное? — Такого конечно нет, — не стал я травмировать его нежную душу, вспоминая египетские пирамиды и мой собственный собор, который я строил, — может немного меньше. От этих слов, он вновь раздулся от важности. Так что когда на коленях приползла знать города, а также жрецы, он весьма спокойно с ними разговаривал, на том незнакомом мне языке, который я не понимал. Пару раз он показывал на меня, хотя моя фигура и так привлекала множество удивлённых взглядов. — Где бы ты хотел остановиться Витале? — перешёл он на привычный общий язык, — есть несколько домов рядом с домом правителя, можешь выбрать любой. Хозяева тебе его уступят, вместе с рабами. Я огляделся и правда дома кругами расходились от центральной площади, и чем были ближе к пирамиде, тем больше, основательнее и наряднее они выглядели. — Меня устоит этот, — я показал на тот, что стоял позади первого ряда, примыкая задней стеной к другому строение. — Почему? — удивился правитель, — ты ведь можешь выбрать себе лучше? — Его легче оборонять, — честно сказал я, и на это у него не оказалось, что ответить. — Устраивайся, отдыхай, вечером будет пир, — попрощался он со мной и его паланкин понесли в сторону пирамиды, которая была слева от храмовой. Едва он отъехал дальше, вокруг стали подниматься с колен люди, и четверо, богато украшенных нефритовыми украшениями, которые были у них везде, где только можно: начиная от больших серёг, оттягивающих уши на десять сантиметров вниз, затем уже привычно проколотые носы и губы, а вот вставленные топазы в дырку в носу я видел впервые. И все они при этом были покрыты множеством замысловатых татуировок и краской. Причём я заметил, что воины и знать предпочитали красную и жёлтую, а жрецы только синюю. — Халач уиник Витале, — они поклонились мне, я лишь гордо выпрямился, — повелитель сказал, что вы говорите на общем языке. — Всё верно, халач уиник был добр и пригласил меня в качестве гостя, — ответил я. Они видимо получили немного другую информацию, связанную скорее всего с заложниками, так что лишь переглянулись и пригласили меня пройти за ними в выбранный мною дом. Глава этого рода, так как его все слушали беспрекословно, показывал, что у них где находится, а также что он оставит ещё двух рабов, только для связи с ним. Если мне что-то понадобится ещё, я могу сказать им свою просьбу. — А где размесятся ваши воины халач уиники? — спросил меня он в конце экскурсии по дому. — Вместе со мной, мы ведь в походе, — спокойно ответил я, — нам будет достаточно десятка рабов, чтобы обеспечить нас свежей едой, питьём и фруктами, какие я укажу. Он тут же закивал головой, это ему было понятно. — И да, у нас принято благодарить за проявленную щедрость, — сказал я, подзывая к себе офицера и прося его достать из моего сундука два свёртка во втором отделении. Тот принёс, немного не то, что я просил, но я решил, что ладно, хозяин по факту отдал мне своё жилище, нечего жадничать. — Вот, — отдал я шкатулку, открыв которую майя ахнул, увидев золотые серьги, диадему, два кольца и ожерелье из жемчуга. — Это очень щедро, халач уиники! Я не достоин такого дара! — он ошарашенно посмотрел на меня. — А это и не вам, а вашей супруге, — улыбнулся я ему, покровительственно, как это делал местный правитель, — а вот ваш подарок. Я протянул ему кинжал в ножнах, также усыпанный драгоценными камнями и золотыми вставками. Показав, что может делать железное лезвие, я вызвал у него сначала шок, а затем он опустился на колени, благодаря за огромной ценности подарки. — Пришлю своих дочерей, чтобы сделали вам правильную ванну, халач уиники, — низко кланяясь, он попятился задом из собственного дома. — Карло, — позвал я, и офицер тут же оказался рядом. — Солдат не выпускать из жилища, с местными не общаться, железо не дарить, — сказал я ему, — свести все контакты к минимуму. Если кто прельститься их жизнью и религией, отлучу от церкви и оставлю здесь, так и объясни это людям. Мы в самом центре сатанистов, наша цель узнать их слабые стороны и нанести удар в самое сердце. Ясно? — Яснее некуда сеньор Витале, — он твёрдо посмотрел на меня, — сеньор Бароцци только потому и отобрал нас, что мы все истинные христиане и не будем слушать льстивых посулов слуг дьявола. — Отлично, рассчитываю на тебя Карло, — поблагодарил его я и довольный офицер умчался передавать мои слова солдатам. Внезапно со стороны дверного проёма, в котором вместо двери висела богато украшенная циновка, а также натянута верёвка с медными колокольчиками на уровне головы, раздался тихий перезвон. Два раба, молчаливо сидящие до этого по углам комнаты, кинулись туда, и вернувшись, снова сели на прежние места. В комнату на коленях и кланяясь лицом в пол, вползли две девушки. Одетые по местной моде, с большим количеством нефритовых украшений на руках, ногах, но ввиду возраста, уши не были изуродованы, как впрочем и тело. Небольшие татуировки виднелись только на шее и руках, составляя переплетённый сложный рисунок. — Великий халач уиники Витале, — они подняли головы от пола, и я едва не ахнул от того, какие они обе были красавицы. Почему обе, потому что были близняшками, ничем не отличимые друг от дружки. Округлые лица, с пусть и чуть приплюснутым лбом, по местной моде, который их не сильно портил, но зато живые, полные любопытства взгляды красивых тёмных глаз и приятным цветом кожи, лишь слегка украшенной цветными рисунками. Им было от силы шестнадцать лет. — Отец прислал нас, чтобы мы служили вам всё время, пока вы гостите у нас в доме, — продолжила одна из них. — Когда мы одни, можете не ползать на коленях и называть меня сокращённо — господин Витале, — приказал я, стараясь унять стук сердца. Красота девушек была такова, что я не мог отвести от них взгляда, и старался унять всё более растущее возбуждение. — Как прикажете господин Витале, — ни споров, ни размышлений. — Как мне вас называть? — Я Иш-Чан, а это моя сестра Иш — Канн, — ответила вторая, — не хотели бы вы ополоснуться, после долгого пути, господин Витале? — Это можно, — согласился я, — заодно покажите, как вы это делаете. Они поднялись на ноги, и кланяясь, повели меня по дому, который был весьма велик, и состоял наверно из десяти или даже больше, однотипно размеченных перегородками площадей. Просто каждая отдавалась под какие-то хозяйственные или жилые нужды. Стараясь не смотреть в сторону упругих грудей, которые задорно подпрыгивали, показывая острые соски каждый раз когда они мне кланялись, я прошёл за девушками в одну из угловых комнат, выложенную отполированным известняком, на котором стояла ванная. Да, обычная такая ванная, просто прямоугольная, вырезанная из цельного куска камня. — У вас есть «ванная»? — изумился я, назвав последнее слово на винето, поскольку не знал правильного слова. — Мы называем её «wichk'iil», — ответила одна из девушек. Дальше они начали гонять слуг, чтобы те грели воду, носили какие-то сушёные листья, порошки, а они это всё опускали в ванную строго в определённой очерёдности, ещё молясь и благодаря богов, за каждый брошенный в неё предмет. Мне принесли табурет, так что я лишь смотрел за тем, как они это делают. Через час всё было готово, девушки попытались помочь мне раздеться, но когда запутались в завязках и пуговицах, я отогнал их и разделся сам, аккуратно сложив одежду, подальше от воды. Они тут же подошли, сняли с себя набедренные повязки, показав мне свои холмики Венеры без малейшего следа растительности на них. Гормоны мгновенно шибанули мне в мозг, поэтому делая вид, что ничего особенного не происходит, я прошёл и лёг в ванную, старательно не замечая заинтересованные взгляды сестёр на мой моментально восставший мужской орган. Когда я удобно устроился в воде, одна из сестёр села у меня в ногах, вторая у головы, затем они достали какие-то тёмные шарики, на поверку оказавшиеся плодами мыльного дерева, которые прекрасно мылили! Они прошлись по мне сначала ими, затем сполоснули, потом достали какие-то губчатые камни, которыми аккуратно стали удалять старую кожу с тела. Процедура была чрезвычайно приятна, особенно когда её делали две молодые, красивые девушки. Впервые за время нахождения в Средневековье я забыл, что нахожусь здесь, а не в каком-нибудь элитном спа-салоне в центре Москвы. К сожалению, наваждение быстро закончилось, когда они закончили мытьё и сполоснув меня чистой водой, встали рядом, опустив головы. Грязную одежду, я, понятное дело, после такого не стал надевать, а подхватив её, прошёл голым до одного из сундуков, стоявших в моей комнате и сложив старую одежду в специальный холщовый мешочек, достал новую, став одеваться прямо при них. Обе хоть и пытались стоять опустив взгляды в пол, но любопытство было сильнее и вскоре я, видя, как они мучаются, разрешил смотреть. На меня мигом обрушился вал вопросов, для чего нужна эта штучка, или эта, ткань же, особенно шёлк нижнего белья вызвала вообще нескончаемую бурю эмоций. Они не веря, трогали чистые трусы, прикладывали их к щеке, говоря, что такую тонкую и гладкую ткань, они видят впервые в жизни. Хмыкнув, я достал из сундука два красивых китайских платка и подозвав их к себе, повязал им их на шеи. Восторженных визгов, писков было столько, что они не сразу пришли в себя, позабыв все нормы поведения, а позже, краснея и смущаясь своих эмоций, кланялись и благодарили за такие удивительные подарки. Затем узнав, что мне они пока не нужны, обе стремглав умчались хвастаться подарками к родным. — «Да, как бывает некоторым, нужно мало для счастья, — покачал я головой, сопровождая взглядом их стремительное исчезновение». Глава 26 Девушки вернулись через час, без платков, но страшно довольные. Ловили каждое моё слово и бросались выполнять любое желание. Мне вскоре стало скучно и я решил пройтись, сообщив об этом девушкам. — Вам тогда нужен паланкин, господин Витале, — убеждённо сказали они, — такой важный человек не может передвигаться пешком. — И где я его возьму? — поинтересовался я. — Мы сейчас отправим раба, он приведёт носильщиков отца с его паланкином. — Хм, ну давайте, — в чужой монастырь со своим уставом было не очень правильно лезть, так что я дождался, когда принесут средство передвижения и погрузившись в него, спросил у девушек. — Покажите мне город? Они закивали и разойдясь, встали одна с одной стороны от меня, другая с другой, скомандовав рабам идти. Начали мы с ближайшей пирамиды верховного бога майя, которого звали, как я уже знал Кукулькан, здесь проводились все праздники, а так же приносились основные массовые жертвоприношения. Дальше мы повернули на север и идя вдоль широких улиц, на которых было довольно оживлённо и множество людей перемещалось также как и я, внутри переносных паланкинов, но уступая дорогу моему. Некоторым людям девушки низко кланялись, но тех у кого средства передвижения были похуже, тех они просто игнорировали. — Здесь господин, любой желающий может принести жертву богу, если хочет задобрить его, — мы остановились возле каменной площадки, на которой лежало множество человеческих статуй с головами, обращёнными в сторону основного храма, причём они лежали с поджатыми ногами и у каждого, было каменное блюдо на животе. — Как-то тут многовато богов, — удивился я, поскольку десятки статуй для меня лично выглядели как свора попрошаек. — Господин Витале, каждый отвечает за свою часть мироздания, — поучили меня, словно я несмышлёный младенец, — а вот эта, самая большая статуя, бога дождя Чаака, самая почитаемая у нас в городе. — Кстати, а где вы берёте воду? — поинтересовался я, — не заметил ни колодцев, ни рек поблизости. — В основном, либо из городских подземных хранилищ, которые наполняются после дождя, либо из сенота, который расположен недалеко от города, — показала рукой Иш-Чан в сторону того, что она говорила. — А сенот — это что? — Ну такая глубокая воронка, где очень много воды, — девушка пыталась руками показать мне то, о чём рассказывала, — если высыхают городские хранилища, приходится ходить туда за водой. — Угу, ясно. Едем дальше? Они показали рабам идти вправо, и вскоре мы подошли к месту, рядом с которым у меня разгорелись глаза. В несколько рядов стояли сотни каменных столбов, накрытые сверху пальмовыми листьями, которые образовывали огромный рынок с десятками, если не сотнями торговых мест. Тысячи людей сновали туда-сюда, покупая, продавая, меняя и просто гуляя среди рынка. Гвалт и шум стоял такой, что меня мало кто замечал, пока не оказывался поблизости. Только тогда майя отшатывались в сторону, удивлённо смотря на мою кожу, одежду и меч на поясе. — Так, здесь мы задержимся, — я выбрался из паланкина, чтобы удобнее было ходить и смотреть товары. Людей кругом было реально много, так что мы с девушками вызывали лишь краткие удивлённые вздохи, когда проходили мимо. Мой взгляд разбегался по товарам, собирая и аккумулируя то, что было тут представлено. Условно говоря можно было всё как и на обычном рынке поделить на несколько основных типов товаров: продовольственные, бытовые, одежду, военного назначения, украшения и ремесленные. Идя мимо каждого из них, я спрашивал цену, с удивлением узнав, что поскольку единых денег у майя не имелось, можно было заплатить нефритом, золотом, товарами, но больше всего продавцов интересовали какао-бобы, они здесь были основной торговой единицей. Что лично меня сильно удивило, ведь что им мешало посадить больше деревьев и вырастить столько, чтобы покрыть больше потребностей людей? Эта тайна осталась нераскрытой, поскольку никто толком не мог мне объяснить этого, говорили лишь, что выращиванием этих деревьев занимаются только на западе и юге, где идёт больше дождей и эти племена ничего кроме какао не выращивают, потом меняя его на то, что им нужно. Внезапно взгляд мой приковала лавка, на которой были представлены изумруды такого насыщенного зелёного цвета, что ноги сами привели меня туда. Камни были разделены на три кучки: самая маленькая, где лежали пять огромных, с голубиное яйцо, камней, средняя, побольше размером, с изумрудами в половину фаланги большого пальца, ну и последняя просто большая горка мелких камешков россыпью. Продавец, явно неместный, так как был много темнее кожей и одет по-другому, при виде меня, а главное моего рубина на шее, вытаращил на него глаза. Я подошёл ближе и наклонившись, взял самый большой камень, посмотрев его на солнце. Симбионт выдал примерное количество карат и чистоту. — Откуда такая красота? — я вернул камень обратно, обратившись к продавцу. Тот пожал плечами. — С гор. Было видно, что он не сильно хочет распространяться о месте добычи. — И сколько ты за него хочешь? Продавец облизнул губы, покосившись на рубин. — Обменяю его на ваш камень. Я удивлённо посмотрел на идиота, рассмеявшись. — Ты хоть знаешь ничтожный, сколько он стоит? — проговорил я, отсмеявшись, — за его стоимость, можно купить половину этого города, а изумруд, который у тебя, не стоит и тысячной его части. К нашему разговору прислушивались, и вокруг стал собираться заинтересовавшийся народ. — Как? Откуда такая цена господин? — изумился он. Я провёл рукой вокруг. — Сколько драгоценных камней красного цвета, ты видишь на рынке идиот? — презрительно скривился я. — Не одного господин, — он снова облизнул губы, видя, как над ним начинают посмеиваться. — Вот именно, а торговцев изумрудами, я только в этом ряду вижу две лавки, — я покачал головой, отходя от жадного индейца. Мы пошли дальше, слыша, как за спиной над ним продолжают смеяться. — Господин Витале, — из-за правого плеча высунулась любопытная мордашка, — а правда, что ваш камень так много стоит? Мы никогда не видели таких драгоценностей. — Даже в моём мире, такие размеры крайне редки, — я не удержался и легонько щёлкнул её по носу, после чего девушка фыркнула и чихнув, смущённо отступила назад. Идя дальше, я узнавал, запоминая цены, а симбионт каталогизировал товары и их стоимость, разлёт цен на рынке был небольшой в пределах двадцати процентов, то есть сильной конкуренции тут не было, я не видел, чтобы к какому-то торговцу была большая очередь, чем к его собрату по ремеслу. Из-за угла, мне навстречу, внезапно вынырнул майя, который упав на колени, стал низко кланяться. Пришлось остановиться и спросить, чего ему нужно. Он поднялся с земли и его глаза влажно блеснули. — Простите, халач уиники Витале, за мою дерзость, — он снова поклонился, а люди кругом, услышав титул, моментально расчистили место, также начав кланяться. Очарование похода по рынку инкогнито было нарушено, поскольку новость о моём титуле со скоростью молнии разлетелась вокруг. — Говори уже. — Я представляю одну из общин, торговцев города Шикаланго, — представился он, — он находился отсюда на юго-западе и по праву является торговой столицей всей империи. Мои глаза моментально загорелись от таких новостей, наконец-то мне встретился хоть один человек здесь, который хочет заработать. — Как тебя зовут? — поинтересовался я. — Ах-Боб, великий халач уиники Витале, — представился он. — В принципе я уже посмотрел, что меня интересовало, — задумчиво сказал я, — и не против перекусить, в каком-то уединённом месте. Девушки хотели что-то сказать, но торговец моментально понял к чему я клоню. — Такое место есть халач уиники Витале, и недалеко, — с улыбкой поклонился он, — вы составите мне честь отобедать со мной? Я улыбнулся, попросив девушек подогнать сюда мой транспорт. Паланкин был немедленно доставлен и я погрузился в него. Торговец сел в свой и нас понесли рядом, изредка пропуская такие же, только более богато украшенные. Место и правда оказалось неподалёку: большое, просторное каменное помещение, где за столами сидели люди, насыщаясь и ведя неспешные разговоры, также я отметил почти на всех столах бутыли, к которым они часто прикладывались. Едва появились мы, как выскочил седой майя, который кланяясь, приветствовал моего спутника, но тот, шикнув на него, показал приветствовать меня, назвав мой титул. Спина, как оказалось хозяина заведения, превратилась в качели, и в таком состоянии он повёл нас в сторону каменных комнат с окнами, которые были отгорожены от основного общего пространства деревянными перегородками. Кинув взгляд на идущих за спиной девушек, я приказал хозяину покормить их в комнате напротив, достав из кошелька золотую монету. Я не знал цены на готовую еду, поэтому обратился к своим спутницам. — Берите всё что хотите, если денег не хватит, хозяин спишет это потом с меня. При виде монеты, все вытаращились на неё, особенно впечатлили майя чёткие рисунки и зигзагообразный гурт по ребру. А когда хозяин, осторожно надкусив монету, понял, что она из золота высокой пробы, он стал кланялся ещё быстрее. — Вы дали слишком много, халач уиники, — осторожно заметил торговец, — этого хватит оплатить не только любой обед девушек, но даже наш. Мы зашли внутрь и следом зашли четыре раба, чтобы подавать нам еду, и проветривать помещение огромными опахалами. — Предлагаю, сначала поговорить о деле, а уже потом вкусить еды, — я показал ему глазами на рабов, усаживаясь на циновки, без малейшего намёка на мягкость. Просто три тканевых плотных коврика, вот и всё место для сиденья на каменном полу. Он сначала удивился, чем мне помешали рабы, но выполнил моё желание. Когда мы остались только вдвоём, он поклонился, прежде чем начать говорить. — Говорят, у вас есть товары, который нет у нас, халач уиники Витале. — Господин Витале, когда мы наедине, будет достаточно, — прервал его я, — и да, у меня есть ножи, которые легко перерубают почти всё, что у вас есть, есть ткани, которых здесь нет, есть украшения, которые я не видел на рынке. Если дадите на чём написать письмо, я отправлю за образцами к своим людям. Его глаза блеснули и он распорядился. Мне принесли белую, удивительного качества бумагу, такую гладкую, что палочка с чернилами просто летала по ней. Я накидал записку, с которой отправили раба. — А какие товары интересуют вас господин Витале? — поинтересовался он, когда всё унесли и мы снова остались одни, — я видел вашу заинтересованность изумрудами. — Меня по большей части интересует вот это, — я достал из кошелька золотой и серебряный самородок, — ну и не отказался бы от какао-бобов, но не по той цене, какую они здесь стоят. Это какое-то безумие, что за сто зёрен можно купить раба. Может вы развеете моё непонимание? Он взял у меня кусочки металла, но почти сразу вернул, сказав, что понял, о чём я говорю. — Попробую. Что вас удивило господин? — заинтересовался он. — Что мешает вырубить огромный кусок джунглей и засадить эти места какао-деревьями? Если уж они такие дорогие и пользуются спросом. Мой простой вопрос вызвал у него ступор, он несколько раз открывал рот, чтобы ответить, но всё время останавливался. Наконец он сдался. — У меня нет ответа на ваш вопрос господин Витале, я не знаю. Всегда считалось, что выращивать их должны только определённые люди, в определённом месте. Так давно распорядились боги и так заведено. Я покачал головой. — Ну тогда, при такой стоимости какао-бобов, меня интересуют только эти два металла. — Может быть что-то ещё? — поинтересовался он, — я тоже захватил с собой основные товары, что мы можем предложить вам, если хотите, то можем их посмотреть. — Это отличная идея Ах-Боб, — изумился я его прозорливости, — несите. Он поклонился и позвал своих рабов, которые сопровождали его паланкин, через пять минут, запыхавшийся майя принёс деревянную коробку небольших размеров. Отдав её господину, он вышел наружу. — Всякую ерунду я не буду предлагать, ясно представляя цену на ваш товар, которого нет ни у кого, — признался он, — поэтому начну с того, что пользуется спросом и имеет хорошую цену у нас в империи. Первым он достал браслет из нефрита, который я взял, покрутил в руке, и отложил, такое в Европе не продать. Следом он достал те жёлтые кусочки, что я уже видел раньше, как я узнал, это был копал — смола тропических деревьев, которая при сжигании выделяла сладковатый белый дым, наподобие ладана. Которым и окуривали правителя, с которым я прибыл сюда. Он также, мало меня заинтересовал, поэтому торговец следом достал длинные, приятно пахнущие стручки, в которых я безошибочно узнал ваниль. Достав кинжал, который привлёк своим видом торговца, я раскрыл один из стручков и лизнул чёрную, мелкую ванильную икру, зажмурившись. — Это интересно, — отложил я остальные стручки, — цена в золоте? Он назвал и была она мягко говоря смехотворной по сравнению с какао-бобами, поразив меня такой огромной разностью цены между двумя по сути дикорастущими культурами. Следом появились свежие и сушеные стручки чили, которые я положил также к ванили, затем туда же последовали грушевидные большие жемчужины, явно морского происхождения, и больше, меня ничего не заинтересовало из предложенного им. — Хм, но это уже лучше, чем просто металл, — он склонил голову, — меня интересуют цены на ваш товар господин Витале, ведь стоимость того, что продаём мы, вы сегодня видели на рынке. — Что весьма вас огорчило? — улыбнулся я. Глава 27 Он смутился, но поднял взгляд. — Меня и моих друзей, смутило великий халач уиники то, с какой скоростью вы изучили наш язык и теперь свободно на нём разговариваете. Ваш же остался для всех загадкой. Люди, сопровождающие вас отказываются с нами разговаривать. — На то есть причины, — я пожал плечами, — не стану скрывать, раз уж мы одни. Ваша религия нам отвратительна, как и человеческие жертвоприношения, что её сопровождают. Будучи сыном правителя, я могу сдерживать эмоции, не произнося это вслух, они же, просто воины. Вы не можете требовать от них более того, что они уже делают. Такие новости его шокировали, он задумался. — Простите, что спрашиваю, но тогда почему вы, так спокойно к этому относитесь господин? Я молча снял кошелёк с пояса, запустил туда руку и подняв монеты, отпустил их обратно. С приятным звоном для ушей, они снова оказались вместе. Тёмные, миндалевидные глаза торговца увлажнились, на губах появилась лёгкая улыбка. — Я вас понял господин Витале, — склонил он голову. — Ещё, меня интересует, насколько сильно власть халач уиники простирается на ваш город? Он замер, сильно задумавшись, затем, подняв взгляд, осторожно ответил. — Он наш господин и повелитель, — тут он сделал паузу, — но ночью, кое-какие послабления мы можем себе позволить. А что, есть вероятность того, что вы можете поссориться с нашим правителем? — Не будем сбрасывать со счётов никакие варианты, — пожал я плечами. Он снова задумался. — Мне нужно будет посоветоваться со старейшинами общины, — наконец признался он, — это слишком ответственное решение, я не могу принять его один. Нас прервали сообщением, что прибыли мои воины. Выйдя, я забрал корзину, куда Карло всё побросал и вернулся обратно, отпустив солдат обратно домой. — Вот, — я поставил корзинку перед торговцем и он с моего разрешения стал сам вытаскивать из неё разноцветные стеклянные бусы, ножи, наконечники для копий, топорища, а также бутылку вина обёрнутую соломой. Причём первое, что его изумило, эта сама стеклянная тара, а вовсе не её содержимое, но когда я, откупорив бутылку, налил ему попробовать, глаза его едва не выпали от крепости и вкуса вина. — О-о-о, что за напиток богов сеньор Витале?! — изумился он, пробуя ещё и ещё. — Вино, — я пожал плечами, — из чего его делают, у вас в стране не растёт. — Изумительный, крепкий и насыщенный вкус!! — продолжал он напиваться, так что его ощутимо развезло от градусов напитка. Поэтому я предложил ему посмотреть и другие предметы. Он, только допив в одного целую бутылку, стал осматривать остальное, вскоре подняв на меня пьяный, замутнённый взгляд. — Меня интересует всё, но прежде чем давать вам ответ, в свете озвученных возможных сложностей, могу я купить у вас эти вещи, чтобы показать их своим компаньонам? — Вы меня обижаете Ах-Боб, — я удивлённо покачал головой, — если мы придём к соглашению, сумма сделки будет такой, что затмит все ваши прошлые прибыли, так что просто берите и принесите мне ответ. — М-м-м, — замычал он, смутившись, — господин Витале, а можно будет получить ещё одну бутылку, того напитка, чтобы дать попробовать его другим? — Думаю после обеда, если вы составите мне компанию, я сразу дам вам ещё три, чтобы можно было угостить больше заинтересованных, — с каменным лицом ответил я, что его весьма воодушевило. — Отлично, тогда если мы закончили, может быть попробуем еду? — поинтересовался он, — интересно знать ваше мнение. — Конечно. Он позвал хозяина и нам стали заносить блюда из керамики, на которых было много однотипной еды: мясо животных, птица, фрукты, вареные бобы, кукурузная каша и лепёшки. Также принесли печёную тыкву, которую я ненавидел с детства, своего прошлого детства из будущего, естественно. Торговец набросился на еду, а я лишь отовсюду отщипнул понемногу, удивляясь её пресности и однообразности. Даже принесённая солонка и порезанный туда перец, мало смогли мне помочь прельститься кухней майя. Но об этом, я конечно же тактично промолчал, лишь сухо похвалив приготовленное и постарался быстрее свернуть обед. Такое, я мог поесть и дома. Закончив с едой, я забрав довольных девушек, животы которых даже на первый взгляд округлились, я отправился обратно, поскольку становилось темно, а зная коварство тропического солнца исчезать внезапно, погружая всё во тьму, я хотел оказаться дома в тот момент, когда правитель пригласит меня на обещанный пир. Вручив торговцу обещанные три бутылки, я вернулся в свою комнату, застав там двух голых девушек, сидящих на коленях. — Брысь отсюда, — скомандовал я, а когда на их глазах появились слёзы, ворчливо уточнил, — мне скоро идти на пир к халач уиники, не до вас. Они подскочив, стали извиняться, кланяться и одевшись, ушли к родным, поскольку я сказал, что до завтра точно, они мне не понадобятся. * * * Приглашение прибыть на пир прислали вместе с рабами и паланкином, так что мне оставалось лишь забраться в него и дождаться, когда доставят до места назначения. Прибыл я в тот дом, на вершине плоской пирамиды, куда правителя уносили утром, когда мы только прибыли. Количество паланкинов, которые уже были на месте, невозможно было подсчитать, так их было много. Соответственно людей тоже, когда я поднялся по белой лестнице наверх и ко мне приставили двух рабов, которые сказали будут сопровождать меня весь вечер, принося всё, чего я хочу, а также унесут потом в паланкин. Последнего я не понял, но подумал, что разберусь позже. Меня сперва усадили недалеко от правителя, находящегося в большом алкогольном угаре, так что у меня сложилось впечатление, что он не просыхал весь этот день, как впрочем и десяток ближайших к нему важных майя, которые отличались от других, большим количеством украшений и татуировок. На столе, заваленным той же простой едой, как и та, что я ел в заведении с торговцем, зато были представлены в большом количестве керамические кувшины с медовухой. Я всё-таки узнал, что пьют местные, поскольку сильно пахло сладким мёдом и бражкой. Сам же пир оказался скучнейшим мероприятием, поскольку все только что и делали, как пили, танцевали и пели песни, под звуки, издаваемые музыкантами на барабанах и флейтах. Внимание халач уиники было постоянно занято другими людьми, так что посидев там два часа, я поднялся и просто ушёл, поскольку не пил, а тратить время на пьяных майя, опасающихся ко мне приставать даже с разговорами, я больше не собирался. «Лучше пораньше лягу спать», — решил я. * * * Утром я проснулся оттого, что ощутил на себе внимательный взгляд. Подхватив меч, лежавший обнажённым рядом, я перекатом скатился с циновки, подскочив на ноги, прижался спиной к каменной стене. Иш-Чан и Иш — Канн, сидящие на коленях в дверном проёме, в полном обалдении смотрели на мои кульбиты. — Выдрать бы вас розгами, — сплюнул я от злости, возвращаясь на место. — Что такое розги господин Витале? — мило улыбнулась мне любопытная Иш-Чан, получившая вчера по носу за то же самое. — Ещё раз так меня разбудите, я вам точно их покажу, — пробурчал я, — хочу помыться. — С утра?! — изумились они. — Просто наберите ванную горячей водой, без вашего ритуала, — приказал я, — и можете оставить мне те мыльные плоды, справлюсь без вас. Пытаясь избавиться от самых разных мыслей в голове, которые крутились в ней только вокруг грудей девушек, которые словно нарочно делали так, чтобы они всё время прыгали у меня перед глазами, я сделал только хуже. Они разделись, и стояли у входа, показывая полностью нагие тела. Пытаясь отвлечься, я стал их расспрашивать интересующие меня вещи о быте и жизни майя, одновременно с этим борясь с бушующими гормонами и только что не льющейся через нос и уши кровь, от охватившего меня возбуждения. — Во сколько выходят у вас замуж? — я намыливался, старательно не смотря в сторону двери. — Обычно в двенадцать, когда снимают ракушку с низа живота, — ответила одна из сестёр, — но свахи могут и до четырнадцати, искать хорошую партию. Узнав, что это за ракушки такие, я продолжил соцопрос. — А вам сколько? — Нам по шестнадцать, — переглянувшись ответили они. — И почему же вы тогда ещё не замужем? — удивился я, покосившись на красавиц. — Два года назад в доме был пожар, много имущества сгорело. Так что жрец сказал родителям, чтобы такого больше не было, нас нужно отдать богу Кукулькану, — как само собой разумеющееся ответили они, — отец хотел сразу это сделать, но жрец добавил, чтобы мы сначала два года отработали у него в доме, чтобы он убедился, что мы достойны этого. Так что уже скоро, в праздник великого бога, нас наконец отдадут Кукулькану. Я замер. — В качестве кого? — осторожно спросил я, поскольку жрецами тут были одни мужчины. — Нас принесут в жертву, — ответили они. Перестав натирать себя мыльным плодом, я поднял на них взгляд. — Вы так спокойно об этом говорите, словно вам безразлична ваша жизнь. — Так хотят боги, — они пожали плечами, переглянувшись, — мы можем лишь следовать их приказам, чтобы не разгневать и не навлечь на семью или город большие бедствия. — Это вам сами боги сказали? — моё настроение стремительно стало падать, я смыл с себя пену, и ополоснувшись, вылез из ванны. Ко мне бросились обе девушки, укутывая в ткань полотенец. — Отец, а ему жрец, — покачали они головой. — И вам совершенно не хочется дальше жить? Выйти замуж, родить детей? Они смутились. — Ну почему же, — со вздохом тихо сказала Иш — Канн, — хотелось, но зачем нужна будет такая жизнь, если её не одобряют боги? Они повели меня обратно в комнату, и пока я возился в сундуке, девушки зашуршали одеждами, так что когда я повернулся с новой одеждой в руках, обе лежали на спине, раздвинув и согнув ноги. Никогда ещё моя девственность, не была так близка к провалу. — Что вы делаете? — я, с трудом взяв себя в руки, от приливающей крови к голове и не только, стал одеваться. — Хотим принять вас в себя господин Витале, — заявили обе, — отец разрешил, сказав, чтобы мы удовлетворяли вас всем, чем женщина может удовлетворить мужчину. — А у вас уже были мужчины? — я натянул штаны и стал одевать кафтан. — Жрец, несколько раз входил в нас, говоря, что так проходит проверка на соответствие богам, — признались они, — только он запретил нам об этом рассказывать родным. Я уронил голову на ладонь. «Господи, помоги мне. Страна непуганых идиотов». — Вот что, — со вздохом, я вернулся к застёгиванию пуговиц, — одевайтесь, хочу прогуляться загород. На пиру слышал пару интересных историй, хочу в них убедиться. Они, обиженно на меня смотря, поднялись и стали одеваться, их губы дрожали от обиды, а на глазах показались слёзы, поэтому пришлось ножнами меча, придать им должное ускорение. Стало лучше, поскольку потирая попы, получившие по хорошему удару, они бросились искать паланкин и вскоре мы подходили в городским воротам. Где случилась заминка. Оказалось, был приказ не выпускать меня из города, который мне понятное дело не понравился. Воин, который дежурил сегодня на посту, видя моё недовольное лицо, неожиданно принял Соломоново решение, узнав, что я просто хочу посмотреть на общины крестьян за городом. Он выделил мне сопровождение из двадцати воинов и сам возглавил их, сказав, что мы должны вернуться до заката солнца. Это я ему конечно же пообещал, сказав, что в другом случае, взял с собой всех своих людей, а не двадцать, которые меня охраняли. Его это успокоило и он с поклоном открыл ворота, присоединившись к моей охране. Глава 28 Крестьяне майя, жившие родовыми общинами, действительно обрабатывали землю, которая им не принадлежала. Она была закреплена за ними тем владельцем, который имел на неё право, а за это они сеяли кукурузу и обрабатывали её не только на этих полях, доход с которых уходил им за вычетом налога, но ещё и на тех, с которых они не получали ровным счётом ничего. Проехав за полдня три общины, я видел одно и то же. Крестьяне, сначала пугавшиеся большого количества охраны, затем, получив мелкую серебряную монету, охотно со мной разговаривали, показывая, как живут и что делают. Я задавал им вопросы, интересовался величиной налогов и как они высчитываются, что вводило их в полнейший ступор, они отвечали, что просто приходит сборщик налогов и говорит величину, которую они обязаны сдать, когда соберут урожай. Тогда я интересовался как на налоги влияет урожайность, засуха, ведение военных действий, а также то, что помимо собственно говоря прокорма своих лендлордов они ещё вынуждены отрабатывать трудовые повинности на строительстве пирамид, дорог и прочего. Мои вопросы ставили крестьян в тупик, и когда я уходил из общин, чаще всего они потом собирались обсудить этот разговор между собой. Как я и обещал воину, весь день молчаливо ходящему за мной словно тень, в город мы вернулись засветло, тут же получив сообщение, что халач уиники хочет видеть меня. Простившись с воинами, мы поспешили в центр города. Я только сейчас, побывав в крестьянских общинах понял, какая пропасть разделяет знать и простых людей. Она была если не такой же, как в Европе, то очень похожей. Блеск и лоск города, сильно бросался в глаза с общинной нищетой, где в день крестьянин мог позволить себе съесть пять лепёшек, ну и ещё смешанную с водой маисовую муку, вот и всё, что было у крестьян из еды, если не считать редкого добытого мяса и фруктов. Кукуруза составляла у них почти семьдесят процентов всего рациона еды. С такими мыслями я и оказался перед халач уиники, который хватался за голову, видимо давало знать, выпитое вчера. — Халач уиники Витале, — обратился он ко мне, — всё ли тебе нравится в Чичен-Ице? Всем ли доволен? — Да повелитель, ваш народ очень трудолюбивый и предан вам, так что везде я встречаю только уважение, как ваш гость, — витиевато ответил я, но ему понравилось. — Жрецы предлагают мне остаться на ещё два праздника, которые будут в конце этой и следующей недели, — продолжил он, — будут множественные жертвоприношения богам, танцы и игра в мяч. Думаю тебе было бы интересно на всё это посмотреть. — Я не могу отказаться от такого щедрого предложения, — не понял я его нежелания двигаться дальше в столицу, но спорить не стал, — но тогда мне нужно предупредить своих людей, чтобы не пострадали ваши заложники. — Что для этого нужно? — поинтересовался он. — Думаю двадцать моих воинов с письмом от меня, справятся с этим заданием, — задумчиво сообщил я, — только вот странность, меня не хотят выпускать из города. — Это просто предосторожность, чтобы вашей жизни не угрожала опасность, — отмахнулся он, — я распоряжусь, чтобы воинов выпустили. — Тогда сегодня же, я отправлю их обратно. Вы ведь дадите рабов, чтобы им показали дорогу? — Это даже не обсуждается, — кивнул он, и его огромный головной убор из перьев затрясся. — Да и ещё, с тобой хотят поговорить наши торговцы, — заметил он, — окажи мне услугу, принять их, говорят у тебя много разного товара, который их интересует. — Обязательно, — чуть наклонил я голову, — могу я взамен попросить у вас разрешение покидать город, поскольку мне интересна жизнь не только внутри него, но и за этими стенами. — Странно, что может быть там интересного? — искренне удивился он, — но изволь, я распоряжусь, чтобы при выходе, тебя охраняли наши наёмники. Только постарайся не уходить далеко — джунгли опасное место, для непосвящённого путника. В голосе я услышал то ли упрёк, то ли угрозу. — Безусловно халач уиники, я последую вашему совету, — в душе слабенько тренькнул колокольчик опасности. — Тогда, если у тебя нет других просьб, то можешь идти развлекаться, очень много людей из знатных родов хотят с тобой поговорить, — отпустил меня он. Склонив голову, я повернулся и вышел, попав и правда, в руки двадцати разукрашенных и богато одетых майя. Нефрита и золота на них было одето столько, что хватило бы украсить небольшую комнату. Они с поклонами бросились интересоваться какие товары у меня есть, не мог бы я их показать и прочее, так что пришлось провести всю эту толпу домой, и раздать образцы, получив взамен двадцать приглашений посетить их дом. Решив не откладывать дела в долгий ящик, я отправился к самому знатному из них, знакомиться с его семьёй. Правда майя весьма непрозрачно намекнул, что у них принято дарить подарки, при посещении гостей, так что я скрипнув зубами, вернулся обратно, захватив какую-то мелочь из сундука. Проведя в его доме пару часов, я отправился к следующему, где картина повторилась с точностью до деталей, так что я быстро понял, что им на самом деле от меня нужны только подарки, ну и товары, желательно даром. В отличие от того торговца из Шикаланго, который и правда хотел заработать на честной торговле, эти хотели лишь поиметь с меня всё бесплатно. Решив проверить догадку, я сходил в ещё один дом, теперь уже точно поняв, что они все приняли меня за заграничного лоха, который раздаривает налево и направо дорогие подарки, они все хотели того же, что я подарил родителям девушек, приставленных ко мне, а ещё, конечно же лестью и обещаниями пытались заставить получить у меня товар под реализацию, который хранился на корабле в Экабе. Обещая, что когда они всё продадут, честно со мной всё поделят. Для этого они были даже готовы хоть сейчас отправить за товаром караван с рабами-носильщиками, лишь бы я согласился. Я же, отмазывался, что пока раздумываю, столько много интересных предложений кругом, и дам ответ им ближайшее время. Взбешённый таким отношением к себе, я вернулся домой, застав там две грустные мордашки, поджидающие меня, скромно сидя на циновке. Девушки смотрели в пол и даже не разговаривали друг с другом, как это обычно бывало, когда рядом никого не было. — Что случилось? — я стал переодеваться, когда они сообщили, что готовы меня помыть. — Отец сказал, что ради приезда халач уиники, нас отдадут богу уже в конце этой недели, — шмыгнув носом, сказала более разговорчивая, чем её сестра Иш — Канн. Моё лицо вытянулось, я перестал раздеваться. — Так и сказал? — Да, уже завтра нас заменят у вас на других девушек, поскольку мы будем голодать, не видеть мужчин и готовиться лечь на жертвенное ложе. — Завтра? — я стиснул зубы. Две молодые, полные энергией жизни, не должны были пропасть просто так. В глубине души у меня появилась твёрдая убеждённость в этом. — Ладно, тогда сегодня я наконец стану вашим мужчиной, — я стал одевать на себя то, что снял ранее. Они засияли, мгновенно разделись и легли в те же позы, которые я видел недавно. — Да, только в нашей стране это принято делать по-другому, — сказал я им, — давайте перевернитесь и встаньте на колени и локти. Они без сомнений и споров тут же приняли позы, от вида которых, у меня едва не закипела голова. Вот только, вместо того, чтобы как нормальный подросток на них набросится, я снял с пояса кошель, полный монет, опустил его в шёлковую сорочку и закрутив, сделал импровизированный кистень, затем подошёл к ним сзади. Два точных удара по затылкам и два тела улеглись на циновки. Наклонившись, я убедился, что они живы, только после этого разобрал своё самодельное оружие и сходил за двумя комплектами своих трусов, натянул их на девушек, чтобы прикрыть им пах. Затем сев за стол, набросал два письма на местной бумаге, которая мне так нравилась. — Карло! — Да сеньор Витале! — офицер вошёл в комнату, едва не споткнувшись об ноги лежавших без сознания девушек. Его глаза округлились. — Планы меняются, — тихо сказал я, подманив к себе. Он кивнул, приблизил голову. — Возьмёшь два пустых сундука, в них засунешь два этих тела, поверх положишь все мои костюмы и драгоценности, затем, как выйдете из города, убедишься, что никого рядом нет, убьёшь и закопаешь рабов, которые будут вас сопровождать. Потом вытащишь этих двух, они уже наверно придут к тому времени в сознание, переоденешь их в одежду убитых рабов, обрежешь волосы, чтобы казались мальчиками, и доведёшь до нашего лагеря, сдав с рук в руки, сеньору Бароцци. — Вот моё письмо ему, — я протянул ему первый свиток, — ясно? Он закивал головой, затем смутился. — А как мы тогда дорогу найдём, сеньор Витале? — Вот карта дороги, по которой мы шли, — я протянул следующий документ, — я сделал пометки, какие ориентиры были и на каких поворотах сворачивать, не переживай, через каждые три километра стоят каменные столбы, отсчитывающие расстояние. Я всё записал для тебя, не потеряешься. Или тебя волнует что-то ещё? Он кивнул. — Я понимаю, что это не моё дело сеньор Витале, но зачем? Если узнают местные, у вас будут проблемы. Поймите правильно я не за этих девушек переживаю, они мне никто, а вот подвергать опасности вашу жизнь…, - он смущённо умолк. — Карло, ты хороший человек, — я покачал головой, и похлопал его по плечу, — если ты доставишь их невредимыми в лагерь и после этого мы оба умудримся вернуться обратно домой, то быть тебе сеньором. Он вскинулся, стал чаще дышать и с трудом сдержался, чтобы не закричать от радости. — Тихо! — я приложил палец к губам, — для этого нужно вернуться, так что просто выполняй мои приказы. Что же до девушек, я как христианин, не могу допустить, чтобы их через семь дней принесли в жертву Сатане. А ты Карло? Готов пожертвовать двумя невинными душами, чтобы спасти свою? Его глаза округлились, и он замотал головой. — Вот и я также, — тяжело вздохнул я, — пакуй этих спящих красавиц и береги, ты за них в ответе, пока не передашь сеньору Бароцци. — Присмотрю, как за своими сёстрами, — он приложил руку к сердцу. — Давай, действуй, я обещал, что вы покинете город до темноты, — поторопил я его. Он кивнул и засуетился, осторожно прикасаясь к обнажённым девушкам. * * * Глубокой ночью, когда часть солдат ушла вместе с Карло, а город погрузился в сон, даже затихли пьянки и гулянки, мне пришлось прокрасться до Священного сенота, второй карстовой воронки города, только в отличие от той, где брали воду, в эту сбрасывали жертв, во время праздников. Уже там, я аккуратно сложил одежду девушек, все их драгоценности и громко прокричав, что хочу посвятить себя богу, столкнул при этом в воду два больших камня, затем вернулся обратно домой. Ожидаемо, утром обоих девушек хватились, и очень скоро нашли то, что я подложил в качестве улик. Воровства среди майя практически не было, поскольку законы у них были крайне просты ввиду большой численности населения. Практически за все виды преступлений против общества, а кража считалась одним из таких, подозреваемый в ней, даже без доказательства вины, отправился сразу на жертвенник к богам. Поэтому-то, что вещи, что драгоценности спокойно долежали до утра и были найдены родителями. Вскоре нашлись и свидетели, которые слышали, как ночью у Священного сенота кто-то кричал и даже вроде бы, был слышен всплеск воды. Я думал придут ко мне, расспрашивать, но оказалось, все полностью удовлетворились версией, самостоятельного принесения себя в жертву девушками, не задаваясь особо вопросами, почему именно ночью и зачем им было это нужно. Решили и решили. Моя же совесть была чиста, так что я выспался как младенец и с помощью рабов принял ванну, честно признавшись сам себе в конце, что двух симпатичных девушек, с нежными руками, мне тут явно будет не хватать. Сегодня же, как и обычно, я хотел продолжить ездить по крестьянским общинам майя, которые обеспечивали город едой и задавать вопросы, которые вводили их в глубокие размышления, вечером же пойти снова по гостям, знакомясь с отпрысками богатых семейств, на которых у меня также имелись свои планы. Глава 29 25 мая 1201 года от Р.Х., г. Чичен-Ица, полуостров Юкатан — Великий халач уиники — это наше общее решение, — перед Хуанк Силем, находившимся в отвратительном настроении, сидели на полу жрецы, в том числе и те, что приехали из Майяпан, побывав вначале в Экабе. — Вы гадали? — грозно спросил он. — Трижды, о повелитель, — жрецы ещё раз стали бить лбами пол, показывая, насколько они серьёзны. — Шу Кон, ты верховный жрец, всегда соперничал со жрецами из Чичен-Ицы. Почему сейчас встал на их сторону? Жрец, чей пышный головной убор мог сравниться по красоте и богатству с убором халач уиники, с трудом выпрямился из-за его веса. — Мы все ошиблись в пришельце, о великий правитель, — начал тот, пождав губы, — он сам говорил, что он воин-жрец, но мы, видя его воинский талант, не стали акцентировать внимание на втором титуле. — Я не видел ничего, чтобы он делал на этой стези, — Хуанк Силем зло прищурил глаза, — он не отправляет обрядов, не приносит жертвоприношений. Откуда вы вообще взяли ту опасность для богов, ради которой я должен пожертвовать женой и сыном? Что неминуемо произойдёт, если пришельцы узнают о том, что мы принесли в жертву их правителя. — Вы ведь мудро попросили его отправить письмо в свой лагерь, — жрец поклонился, — это даст время нашим воинам собраться и отбить ваших родных, а владыки чикин-чил выйдут в море, чтобы захватить то огромное каноэ, на котором приплыли чужеземцы, в нём наверняка полно сокровищ, которыми так щедро разбрасывается он среди знати Чичен-Ицы. — Это не отвечает на вопрос, откуда вы увидели в нём опасность, — разозлился Хуанк Силем. Ему тоже хотелось заполучить сокровища чужаков, но ради этого он не готов был терять жену и сына. Прошлый штурм крепости привёл к большим жертвам среди воинов, и хотя жрецы сейчас настаивали, что это было просто потому, что не принесли достаточно жертв богам, перед войной, а вот если подготовиться, собрать больше войск и принести в жертву сотню хороших воинов, вместе с главой чужаков желательно, то боги обязательно гарантируют полную победу. Это его вдохновляло, но опасения за жизни родственников также присутствовали. — О, великий, — жрец поняв, что ходит по грани, поскольку халач уиники готов был взорваться от гнева, стал торопливо объяснять, — как вы помните, несколько недель назад к батабобу и его советникам пришли посланцы из Экаба с вопросами о налогах. — Ещё бы мне не помнить, если из-за этого вы уговорили меня остаться в городе ещё на две недели, — недовольно проговорил правитель. — Да, это было весьма странное событие повелитель, поэтому, когда от ещё двух общин ялба уиникоб, живущих за городом Чичен-Ицы прибыли посланники с теми же вопросами, батабобы насторожились ещё сильнее. Последние попросили дать им уже перечень взымаемых с них налогов, с объяснением их величины. — Что???? — у Хуанк Силем приоткрылся рот, — ялба уиникоб спрашивают о величине налогов? Что произошло? Какой бог им нашептал это в ухо? — Батабобы тоже сильно удивились о великий повелитель, — жрец поклонился, — и они обратились к нам в Майяпан. Прибыв в Чичен-Ицу, мы совместно провели расследование и выяснили, что халач уиники Витале, посещал все эти общины и разговаривал с жителями. — Просто разговаривал? — Да. Задавал вопросы, спрашивал, интересовался делами, — подтвердил жрец. — Тогда я всё ещё не вижу взаимосвязи этих двух событий, жрец, — нахмурился Хуанк Силем. — Вчера и позавчера, в город прибыли посланцы сразу от пяти общин, и все, задавали батабобам один и тот же вопрос. Какова точная величина налога с их хозяйств и из чего она складывается. Они хотят это знать, во-первых, чтобы не платить лишнего, а во-вторых, чтобы знать точные размеры налогов на следующий год, которые они могли бы сами посчитать исходя из численности их общины. — Ялба уиникоб не умеют считать! — изумился халач уиники, — не должны! Их дело работать! — Оказалось, что халач уиники Витале, объяснил им, что если они сами не могут считать, то могут нанять в городе человека, который за пару корзин маисовой муки сделает это за них. Хуанк Силем застыл на месте, воспринимая эту информацию. Она с трудом укладывалась в его сознании, поскольку так никто никогда не делал. — И вы хотите сказать, что во всех этих общинах, побывал Витале? — поинтересовался он у жрецов. — В этих и не только, за эти три недели он обошёл почти все вокруг города, повелитель, — нахмурился жрец, — поэтому и говорим о том, что мы позабыли о том, что он является ещё и жрецом своего бога. Когда крестьяне спрашивали у него о нём, он охотно рассказывал, что у пришельцев бог всего один, следовательно жертвы можно приносить реже и только ему одному. Ритуалы много проще и бог значительно добрее, поскольку он даже дал себя убить, лишь бы спасти людей, которые в него верили. У халач уиники расширились глаза. Вот это — было уже покушение на все устои, которые веками существовали в государстве майя. Один бог, которой отвечает за всё — это слишком хорошая приманка, для малограмотных и необразованных крестьян. Им ведь всё что нужно — это поесть, поспать, да покрыть женщину. Все эти войны, налоги и прочее, их не интересовали вовсе, если бы не направляющая рука жрецов и правителей, которые говорили, что им делать, когда и как. Теперь же, если это ленивое быдло увидит более лёгкий путь в своей жизни, они с лёгкостью могут сменить себе веру и богов. — Это опасно, — наконец признал правоту жрецов, Хуанк Силем. — К сожалению, это ещё не всё о великий правитель, — лицо жреца исказилось от ненависти, — пришелец оказался настолько коварен, а яд его слов настолько сладок, что им заразились, даже дети могущественных семей ах мехеноб. Лицо халач уиники застыло. — Говори всё до конца жрец, — процедил он. — С помощью богатых подарков и льстивых речей, он проник в самые великие рода Чичен-Ицы и погрузил отпрысков этих домов в пьянство и разврат. Они перестали ходить на учёбу, перестали заниматься воинским делом, последние недели всё, что они делают, собираются вместе и на средства пришельца пьют, едят и дебоширят всю ночь, отсыпаясь затем днём. Проблема дошла до таких масштабов, что даже наши угрозы, привлечь на их головы гнев богов не возымела эффекта. Юноши и девушки на все наши увещевания, нагло заявляли, что в этом случае они просто сменят себе бога, поскольку тот, который у Витале, не против их невинных развлечений. — Ну пьют они на его средства, как закончатся, так перестанут, — Хуанк Силему хоть и не понравилось, что опять в рассказе всплыл чужой бог, но подростки и раньше развлекались подобным образом. — Да, вот только дети других семейств, не таких могущественных, смотря на их веселье, тоже стали организовывать такие же посиделки и тратят уже средства своих родителей. — Кроме того, что они угрожают сменой веры, всё ещё не вижу большой беды, — не понял халач уиники, — они и раньше этим занимались. — Да, но не каждый день! Не выбрасывали при этом на ветер кучу драгоценностей, какао-бобов, только чтобы покрасоваться перед друг другом новым нарядом или особо дорогим нефритовым ожерельем, повелитель! — гневно вскрикнул жрец, — дошло даже до того, что когда родители стали им отказывать выдавать средства для вечеринок, они стали воровать их!!! Холод пробежал по спине правителя, когда он совместил обе проблемы. С одной стороны безудержные траты, с другой, отказ платить налоги, а ведь все семьи города, зависели от крестьянских общин. Все богатства, которые имели великие рода, происходили только от земли и людей, которые на ней работали. Если те откажутся сдавать налоги или вовсе работать, рухнет всё и в города придёт голод, не говоря уже об отказах выделять воинов, содержать дороги и прочее. Над империей нависнет угроза распада. Всё это в один момент ясно промелькнуло у него в голове. — Всех посланцев от крестьянских общин найти и отправить на жертвенники, — приказал Хуанк Силем, наконец поняв, какую угрозу принёс в его страну, вежливый, спокойный и улыбчивый чужак, и это было по-настоящему страшно. — Послать наёмников во все общины, что приходили с такими запросами и выбрать оттуда каждого десятого, отправив его на жертвенники Чичен-Ицы, без разбора кто это: взрослый, ребёнок или старик. Они должны видеть, что будет, когда они хоть заикнуться о подобном следующий раз, — прорычал он последние слова. — А что будем делать с чужаком, о великий? — жрец впервые за разговор, позволил себе улыбнуться. — То, что вы и предлагали вначале. Сначала мы подготовимся, чтобы освободить моих родных, и захватить его большое каноэ, а потом схватим и принесём сердце чужого жреца богу Кукулькану, — провозгласил Хуанк Силем, — я понял, почему вы так обеспокоены, так что получите все права действовать от моего имени, чтобы выжечь этот яд из сердец моего народа. — Обещаем о великий, что приложим к этому все свои силы, — все жрецы низко ему поклонились. Халач уиники, который и сам все эти три недели по большей части пьянствовал, смотрел игры в мяч и участвовал в жертвоприношениях, решил посмотреть своими глазами, что происходит в городе и когда он посетил всего три великих дома, увидев там такие же пирушки, что устраивал он сам, то лицо его побагровело от гнева и он приказал воинам высечь всех, кто в этом принимал участие. * * * 10 июня 1201 года от Р.Х., г. Чичен-Ица, полуостров Юкатан Второй тревожный звоночек прозвенел у меня в груди тогда, когда меня не позвали на очередную пьянку, куда я последние недели, ходил словно на работу. Послав раба с вопросом, я с удивлением узнал, что прямой приказ халач уиники запретил все вечеринки в городе, вне официальных праздников. Так что многие прислали мне отказы с извинениями, что такова воля правителя. Когда же я узнал, что тот сам не перестал бухать свою медовуху, развлекаясь с женщинами и музыкантами, то конечно же уведомил об этом всех, кого знал, невинно поинтересовавшись, как боги смотрят на то, что запрет действует не на всех. Ответов я не получил, но подростки, снова вернувшиеся в учебное заведение, где они получали у жрецов знания, были крайне недовольны происходящем. Участились случаи неповиновения родителям, ссоры со жрецами, а мне предлагали себя за бутылку вина несколько вполне ранее приличных девушек, готовых уже на что угодно, лишь бы продолжить веселье. Им пришлось отказывать, но парочку бутылок я вручил самым буйным из них и на следующий день с удовольствием слушал, как разборки в великих домах разлетались по площади. После обеда я планировал новую поездку, к следующему городу и его крестьянским общинам, поскольку объехал уже все вокруг Чичен-Ицы. Внезапно за порогом дома раздался шум, затем звон металла и громкий голос одного из солдат оповестил меня о нападении. Я тут же бросился к сундуку, и стал надевать кольчугу, надеясь, что воины дадут мне время, на переодевание. Так и случилось. Когда я одоспешенный, с мечом в одной руке и мизерикордией в другой выбежал наружу, то увидел три трупа моих солдат, а также огромное количество воинов майя вокруг дома. Их было столько, что не видно было даже соседних домов. — Сеньор Витале, беда, — когда я подошёл к защищавшим вход семнадцати солдатам, один, прикрываясь от стрел, сообщил мне, что воины местных, с утра тренировавшиеся на центральной площади, внезапно развернулись и стали стекаться к дому, окружая его. — Не подставляйтесь, они не хотят вас убить, лишь ранить и обездвижить, — сказал я, на что все солдаты побледнели. Они за эти недели проживания рядом с пирамидой главного боя майя видели, что обычно это значит — быть пленным у местных. Выкрасят в синий цвет и распнут на каменном столбе, чтобы потом жрец вырезал твоё сердце. Осмотрев поле боя, а также то, что майя метают стрелы и копья только по рукам и ногам, я приказал встать плотнее со мной на острие атаки и двигаться к одному из выходов из города. Произошло что-то, ради чего Хуанк Силем решил пожертвовать жизнями своих родных и я даже предполагал, что это, но искренне верил, что нападение произойдёт позже, когда мы вернёмся обратно в лагерь и я освобожу заложников. Но нет, видимо я так сильно наступил халач уиники на яйца, если он решил действовать сейчас, наплевав на жену и сына. Я очень надеялся, что лично приму участие в смерти этих трёх, но пока же, следовало думать, как выбраться из запертой мышеловки. Попутно сожалея, что тревожные звоночки звенели всё это время в душе не зря, я просто не успел на них вовремя отреагировать, поскольку не ожидал, что местный правитель так мало ценит жизни своих родных. Глава 30 Используя меня, как основную ударную единицу, поскольку в меня местные даже не пытались метать стрелы, мы, оставляя позади след из десятков трупов, стали продвигаться к одним из городских ворот поблизости. Майя сразу это поняли, и волна за волной, подбадриваемые криками жрецов, воины стали набегать на нас без секунды на отдых. Они выбрали тактику, чтобы мы выбились из сил, жертвуя своими людьми, которых им было видимо не жаль. Из-за текущего пота со лба, я уже с трудом разбирал кто передо мной, меч словно налился свинцом и порции гормонов, которые подбрасывал симбионт стали слабо помогать. Первыми не выдержали воины, опускаясь на колено, чтобы передохнуть, но майя, видя это, мгновенно усиливали атаки и просто погребали под собой каждого, стараясь схватиться за руку или ногу, а поскольку их были тысячи, то конечно, воины, которые уже не могли поднять щит и копьё от усталости, становились лёгкими жертвами более свежих воинов из бесконечных задних рядов врага. Так я и остался один, прижавшись спиной к стене одного из домов, с трудом отбиваясь от нападавших, но силы были просто несоизмеримыми, и вскоре сначала на руке повис удачно прыгнувший воин, которому я успел отрубить лишь руку, затем на ноге повис другой и уже через минуту, я просто не мог двигаться под массой тел. Меня крепко связали и понесли в одну из пирамид, у которой оказывается имелся спуск вниз. Там меня бросили в одиночестве на холодный каменный пол. * * * Вечером, комнату заполонили снова воины, которые освобождая мне по одной конечности, снова втроём и даже четверым надавливали на каждую из них и так смогли раздеть меня донага, но не смогли понять, как снимаются браслеты на руках и ногах, поскольку они имели как раз защиту от незнающих принципов их работы. Поковырявшись, и поняв, что это невозможно, те словно прилипли к коже, они плюнули и снова крепко меня связали. Вскоре один из жрецов принёс воду, две лепёшки и пытался покормить меня. Конечно, получив за это сломанный нос, когда приблизил ко мне голову на расстояние удара. Заверещав, он бросился наверх, откуда вскоре опять явились воины, размельчившие лепёшки в кашу, смочили их потом водой и разжав мне рот одним из ножей, силой залили всё это внутрь, как я не извивался. Симбионт моментально сообщил, что в желудок попали наркотические вещества и он начал их нейтрализацию. Я тут же обмяк, повиснув в руках воинов, и те, поверив, что я попал под действие наркотиков, ушли прочь. * * * 17 июня 1201 года от Р.Х., г. Чичен-Ица, полуостров Юкатан Прошла неделя, меня всё это время кормили насильно, пичкая какими-то природными наркотиками, я же полностью к ним приспособился, но старательно показывал для майя, что они действуют. Последний день, как я уже знал, меня стали готовить к жертвоприношению. Появились жрецы, которые бормотали свои слова, обращаясь к богам, затем тело стали выкрашивать в синий цвет. Вечером же, когда село солнце, появились воины, который словно куклу вытащили меня наконец наверх, добавив к сотням майя, сидевшим перед пирамидой, и тоже выкрашенными в синий цвет. Я увидел среди них множество тех, среди кого проповедовал в крестьянских общинах и отчётливо понял, что мой хитрый план оказался раскрыт. Когда же рассмотрел даже несколько подростков из великих домов, то ситуация стала предельно ясна — правитель или жрецы поняли, чем грозит моя политическая агитация среди их населения и приняли меры, пожертвовав даже своими детьми для этого. «Мда, этого я как-то не предусмотрел, — про себя грустно хмыкнул я». Вскоре ко мне подвели пьяно шатающихся моих солдат, так же обнажённых, как и я, но только они в отличие от меня, они были свободны, но похоже под кайфом. Их движения были расхлябанными, а глаза всё никак не могли собраться и посмотреть осмысленно. — Сеньор Витале! — один из них обрадовался, увидев меня и бросился обниматься, но удар копьём быстро бросил его на землю, а следом майя повалили и остальных. Как только кругом зажглись тысячи факелов, а солнце окончательно погрузило землю во мрак, скрывшись за верхушками тропического леса, началось празднование. Жертв из местных по одному заставляли самостоятельно подниматься наверх пирамиды, затем четыре помощника жреца клали его на каменную тумбу спиной вниз и удерживая его за руки и ноги, сильно выгибали грудную клетку. Один из жрецов, ножом, сделанным из шипа ската-хвостокола, несколькими точными и выверенными движениями вскрывал жертве грудную клетку и вырывал бьющееся сердце оттуда, кидая его на каменную тарелку позади себя, жертвуя его верховному богу Кукулькану, всё так же, как я видел сотню раз до этого, на других праздниках. Затем жертву сбрасывали вниз, к ней подходили жители и срезали мясо с понравившихся им участков тела. Ритуальный каннибализм здесь вполне себе спокойно существовал. Конвейер жертвоприношений заработал с такой скоростью, что уставшие жрицы не успевали меняться, так много было жертв. Как я понял, приехали даже неместные жрецы, поскольку их головные уборы из перьев птицы кецаль сильно отличались от жрецов Чичен-Ицы. Но уровень их опыта и скорости работы, нисколько не отличался, и потому количество трупов у подножья пирамиды всё росло и росло, а ступени покрылись таким количеством крови, что многие, кто поднимался теперь из жертв наверх, падали, поскальзываясь и скатывались вниз. Над ними смеялись и копьями заставляли снова подниматься наверх. Где-то к середине ночи, очередь достигла и моих солдат, которых просто отвели наверх, поскольку они не могли идти самостоятельно из-за наркотического опьянения. Вскоре их тела присоединились к уже сброшенным вниз ранее, и вот они стали пользоваться большой популярностью у майя, которые хотели попробовать новое для себя мясо. Я смотрел на это сквозь прикрытые глаза, обдумывая, как буду убегать. Мне это виделось проделать на подходе к вершине, убить там жреца и его помощников. Свой меч я видел на поясе у Хуанк Силема, который сидел и попивал медовуху на небольшом табурете позади жрецов, так что заменив нож, на меч, я вполне мог вырваться отсюда, ну или хотя бы попытаться это сделать. Надеждам не суждено было сбыться. Когда все жертвы были принесены, жрецы устало, но довольно стали прикладываться к керамическим кувшинам, попивая пьянящий напиток, ко мне стали спускаться по той стороне пирамиды, которая не была забрызгана кровью халач уиники и два жреца, не принимавших участие в жертвоприношениях. Все трое, а также сотни рабов и представителей великих домов прислуживающих правителю майя, присоединившиеся к нему у подножья, и затем все остановились неподалёку от меня. — Ты показал себя великим воином халач уиники Витале, — спокойным тоном сказал Хуанк Силем, — к тому же мы узнали, что ты, из-за своей веры, ещё никогда не был с женщинами, поэтому тебе выпала честь, умереть не на жертвенном ложе. Я, имитируя наркотический транс, лишь неразборчиво промычал, пустив ещё и слюну в уголке рта, для достоверности. — Жаль, мы не можем тебя развязать, поскольку ты слишком опасен и уже убил сотни наших самых храбрых воинов, так что прости, мы привяжем тебя к столбу связанным. По его знаку, меня подняли с земли и правда притащив в центр площади, где стоял вкопанный каменный столб с большим количеством вырезанных масок на нём и символов. Я ещё ни разу не видел для чего он нужен, местные лишь говорили, что он используется для священного танца воинов, но редко когда бывает достойный для него. «Похоже, мне придётся на себе узнать, что это за танец», — подумал я, пока мне крепко приматывали руки и ноги к каменному изваянию. Вскоре заиграли барабаны, задудели флейты и из огромной толпы, присутствующей на площади, стали выходить воины, только с луками и стрелами в руках. Они стали образовывать своеобразный круг и кружиться вокруг меня, вскоре я понял зачем. Каждый, проходя мимо, стал стрелять, стараясь ранить так, чтобы стрела чиркнула по коже, вызывая лишь кровотечение. Те же, кто мазал или вообще попадал так, что обсидиановый наконечник застревал в теле, изгонялись из круга, под неодобрительный свист толпы. Как я понял, морщась от боли — это было позором. Симбионт по моему приказу, запустил регенерацию, но так, чтобы для всех я лишь слабел от потери крови, а на самом деле, я шевелясь во время выстрелов и просчитывая траекторию полёта стрел, подставлял под их наконечники верёвки, которые стягивали тело, а также конечности. Так что вскоре, я почувствовал, что могу ими двигать. Сделав вид, что какой-то воин перебил верёвку, удерживающую мою левую руку, я свесил её вдоль кровоточащего от десятков порезов тела. Раздался вой негодования и свиста, и тот бросился ко мне, устранить якобы свой промах. Когда рядом со мной раздалось тяжёлое дыхание, пахнувшее сладким запахом медовухи, я поднял голову и ясным взглядом посмотрел ему прямо в глаза. Воин, увидев мой взгляд и мягкую улыбку, окаменел. Я же, выдернув и правую руку со свободно висящих верёвок, спокойно снял с его пояса нож и всё так же смотря прямо в глаза, воткнул оружие в живот, ведя снизу вверх зигзагами. Глаза майя закатились и он рухнул к моим ногам. Тут же, не мешкая больше, я почувствовав вброс в кровь боевого коктейля гормонов от симбионта и в шесть шагов оказался у первых рядов, сидящих на циновках майя. Вырвав из рук одного копьё, у второго забрав щит, я активировал защиту на браслетах и бросился в сторону Священного сенота, решив, что прокатило один раз, может прокатить и второй. Не слушая поднявшийся шум и гвалт от паникующих майя, которых я убивал пачками, прорываясь через сидящих на земле людей, которые перед смертью, видели перед собой, лишь мой яростный оскал. Выхватив у ближайшего к колодцу музыканта флейту, я ласточкой бросился вниз, молясь, чтобы там было глубоко. Холодная вода обдала меня словно была кипятком, все раны тут же заныли, а я, так и не увидев дна, стал грести под водой и подплыл к самому дальнему краю воронки, затем отломил от прихваченного инструмента ту часть, где были дырочки, взял в губы оставшийся цельный кусочек сантиметров двадцать, перевернулся на спину и аккуратно двигая руками и ногами, поднялся к поверхности, высунув наружу лишь самый кончик, чтобы можно было дышать. Вода в колодце была такая мутная из-за ила, что я надеялся, что меня не заметят. Теперь оставалось только ждать и молиться. * * * Ожидал я не напрасно. Майя, опасаясь, что будучи даже сильно ранен, я мог остаться жив, сначала побросали в сенот тела, видимо тех воинов, которые промазали или сильно ранили меня, затем окружили всю воронку факелами с которыми простояли всю ночь, до самого утра. Только когда солнце ярко осветило часть стен гигантского карстового колодца, и они убедившись, что на поверхности никого нет, наконец сняли охрану, убравшись по своим делам. В холодной воде, мне пришлось провести целый день, дожидаясь следующей ночи, и когда я услышал, как снова орут жители, приветствуя новые жертвы, я понял, что самое время делать отсюда ноги. Взбирание по скользкому от воды и ила известняку стен сенота оказалось отдельным видом извращения, но я справился, незаметной тенью, бросившись к ближайшим домам, и только прижавшись к каменной стене одного из них, впервые смог перевести дух. Кому-то сильно повезло, что его рабов не было дома, поэтому зная, где обычно хозяева хранят краску, для украшения тела, я выгреб оттуда все три сосуда, не разбираясь где какая, а также три пончо, правда с квадратными вырезами, а не круглыми, какие тут носили в плохую погоду. Заглянув на кухню, я украл также все лепёшки, которые недавно испекли и кувшины с водой. Поместив это всё в связанные пончо, и не найдя в доме верёвку, я отправился к следующему дому, обнаружив там двух рабов, занимающихся сексом. Прервав их удовольствие, мне потом пришлось потратить время, чтобы спрятать тела под глиняный пол, благо я отлично знал, что там обычно хоронят родственников, а когда место кончается, майя строят себе новый дом, делая из этого своего рода усыпальницу и место поклонение предкам. Чьим-то костям пришлось покинуть прежнее место, взамен я поместил в два каменных гроба с хорошо притёртой крышкой, оба тела рабов, вернув глиняные плитки пола обратно и забрав те циновки с собой, на которых осталась кровь. В этом доме верёвка обнаружилась, и сделав с помощью неё и пончо импровизированный рюкзак, я повесил его за спину и отправился к стене. Оказавшись возле шестиметровой известняковой преграды, я сначала попробовал взобраться по ней, но щели в ней просто отсутствовали, так плотно были пригнаны плиты камней друг к другу, так что пришлось пойти на хитрость, выломать возле домов одно из подходящих по длине, толщине и гибкости деревьев, очистить его от веток, и с разбега, уперев кончик в основание стены, я попытался выпрыгнуть вверх, за счёт гибкости древесины. Задумка сработала частично. Палка честно подбросила меня вверх и вперёд, но неожиданно сломалась, когда я был в верхней точке полёта, так что вниз я падал, матерясь на дерево, майя, а также всех их богов. Удар спиной о землю, заставил свет померкнуть в моих глазах. Глава 31 В себя я пришёл, почувствовав боль в спине, на которую я приземлился, попутно разбив всё, что было в рюкзаке. Тихо постанывая, сквозь зубы, я повернулся сначала набок, затем смог встать и оглядеть последствия своего приземления. Всё было печально. Краска и вода плохо сочетались друг с другом, так что мне пришлось вымазывать всё тело в то, что там в итоге перемешалось. Я собирался красить себя по ходу дела, чтобы местные не обращали на мою белую, хоть и сильно загоревшую, кожу внимания, на голову же собирался набросить одно из пончо, чтобы не видно было лица, но сейчас выбора не было и я матерясь, размазывал по телу красно-жёлто-зелёную мокрую краску, сильно надеясь, что я не буду шокировать встреченных по пути майя до такой степени, что они побегут искать ближайший патруль. В отсутствии света, я измазался как мог, и прорезав обсидиановым ножом отверстия для глаз, надел пончо поверх, повязав куском верёвки у шеи, чтобы не слетало. Приспособив второе в качестве набедренной повязки, третье я окутал поверх бёдер, как и положено. Срубив себе посох, я прикопал циновки с кровью и всё оставшееся после приземления возле деревьев, отправился вдоль стены, в сторону дороги, которая вела к городу Экаб. Обогнув пост охраны через джунгли, я окончательно измазался в грязи, зелёном липком соке лиан и на дорогу выполз и поднялся уже с огромным облегчением, опираясь на самодельный посох. Поднявшись во весь рост, я столкнулся взглядом с замершей на пути крестьянской семьёй с ребёнком, которые с круглыми от ужаса глазами смотрели на меня, вылезшего из леса. Понимая, что если так и оставлю, они с воплями побегут к городу, я стукнул посохом о дорогу и звук заставил их вздрогнуть. — Что, бога никогда не видели, что ли? — ворчливо спросил я их. Глава семейства отрицательно покачал головой. — Идите в город, принесите в жертву двух чёрных птиц и вы станете богатыми, — сказал я, поворачиваясь и идя своей дорогой. Когда на повороте я повернулся, чтобы посмотреть, как они там, оказалось, все трое сидят на коленях на дороге и кланяются мне вслед. «Кажется, пронесло, — выдохнул я, взрослые ещё ладно, но убивать ребёнка мне не хотелось, так что хорошо, что они поверили в сказанный мной бред». По пути к городу, этот трюк приходилось проделывать ещё несколько раз, поскольку по дороге до Экаба я встретил ещё несколько путешественников, так что представляю, что сейчас творилось в Чичен-Ице, когда все прибывшие туда, тут же ломанулись на рынок, покупать чёрных птиц. * * * 1 июля 1201 года от Р.Х., г. Экаб, полуостров Юкатан Идя по руинам города, в котором больше никто не жил, я понимал, что здесь произошло ещё одно побоище, возможно даже поболее того, что мы устроили первый раз. С этими мыслями я дошёл до первого ряда обороны лагеря, когда меня увидели испугавшиеся моего вида солдаты, которые без раздумий, сразу стали стрелять из арбалетов. Пока канониры не стали делать это из пушек, я окрикнул их, пообещав, что засуну арбалеты им в жопы, если они продолжат это делать. Солдаты мгновенно меня узнали и ворота гостеприимно распахнулись, а над лесом зазвучал гулкий звук рога. Едва ворота за мной закрылись, я сдёрнул с головы опостылевшую накидку и первое, что сказал, когда увидел выбегающего ко мне сеньора Бароцци и офицеров. — Воды! Тут же началась суета и мне принесли один кувшин, который я выпил, затем второй и только на третьем, я словно Кощей Бессмертный из детских сказок, что слышал от бабушки, стал наконец оживать. — Сеньор Витале, — обратился ко мне военачальник, рассматривая меня внимательно, — можно поинтересоваться, что с вами произошло? И почему вы в таком виде? — Местный правитель, решил, что семья ему не так уж и нужна, — я прищурил глаза, — надеюсь они живы? — Да конечно. Эти красные обезьяны пытались их отбить недели две назад, но потеряв что-то около тридцати тысяч, ушли, — как само собой разумеющееся сказал сеньор Бароцци. — «Повелитель морей»? — Цел, — успокоил он меня, — на него также пытались напасть, сотней местных вёсельных лодочек, так что можете себе представить, какой фарш там устроили из них, взбешённые таким неуважением канониры. — Отлично, что насчёт Карло и моего письма? — задал я третий, интересующий меня вопрос. Он, видя, что кругом куча народу, прибежавших посмотреть на меня, также завуалировано ответил. — Выполнил, как вы и просили. Он и ваши гости, сейчас на корабле. — Надеюсь их никто не обидел? — прищурился я. Он обиженно на меня посмотрел. — Я конечно стар сеньор Витале, и бывает плохо слышу, но когда в письме вижу фразу «кто пальцем их тронет, повешу всех без разбора» написанную вашим идеальным подчерком, я с особой тщательностью выполняю такие распоряжение, во избежание последствий. Я улыбнулся над его тонкой шуткой. — Тогда мне нужно помыться и срочно убить заложников, пока местные не попытались их освободить или выкупить. Вы же меня знаете, увижу золото, размякну, отдам их целыми и невредимыми. Вокруг меня послышались громкие смешки. — А где Альфредо и остальные парни, что были с вами? — просил у меня молоденький офицер. Смешки как отрезало, и я сам, стал серьёзным. — Нас схватили, хоть мы и убили около тысячи их воинов, но силы были слишком неравными. Мы устали и нас просто задавили количеством. Затем опоили какой-то гадостью, после которой голова совсем не соображала, а на седьмой день, вместе с местными принесли в жертву. Позади меня раздались горестные вздохи. — А вы? Как же вы тогда выбрались, сеньор Витале? — изумился он. — Меня они посчитали достойной жертвой самому Сатане, — я пожал плечами, — связанного, принесли в какой-то храм и положили на жертвенник. Я оглянулся, все с круглыми глазами и затаив дыхание, слушали мои сказки. — Сеньор Витале, не томите! Вы видели самого дьявола?! — впился в меня взглядом, мой военачальник. — Врать не буду, не видел, глаза были завязаны, — развёл я руками, — но так знатно пахнуло серой, что меня чуть не стошнило, потом раз и запахло говном, а потом снова ничего. Полежал я минут пять, понял, что ничего не происходит, снял повязку, распутал верёвки и дал дёру оттуда, пока местные не решили проверить, что там со мной. Вот и вся история. Парней конечно жалко, они дрались как львы. Их семьи не останутся бедными, это я точно обещаю. Воины рядом со мной стали креститься, а в глазах стояло абсолютное восхищение. — Я так мыслю, Сатана, при виде сеньора Витале, обосрался, — глубокомысленно заметил один из офицеров, обдумав мои слова, — и я его не могу в этом винить. Сам, когда увидел сегодня его входящим в лагерь в таком виде, чуть не обгадился. — Ну ты Диего, христианин, — заметил его товарищ, — а представь Сатана, думал ему язычника какого местного подсунули, как обычно, а тут на жертвеннике, лежит целый архиепископ. Думаю, я бы тоже обгадился и дал скорее дёру оттуда. Офицеры и солдаты кругом, стали высказывать другие, не менее скабрёзные для дьявола предположения, почему он не тронул меня, но все они сводились к одному — он не захотел связываться с христианином, представленным в моём лице. Оставив солдат ржать над другими предположениями, я отправился отмываться, вместе с сеньором Бароцци. Не доверив никому, он сам стал отмывать меня от краски и грязи, замечая десятки резанных ран с коркой крови на них. Он поджал губы. — Просто, говорите полежали на жертвеннике? — он покачал головой. — Сеньор Бароцци, ну тогда уже будет не так весело, согласитесь? — улыбнулся я ему. Он против воли тоже улыбнулся. — Да, первоначальная версия мне тоже больше нравится, чем вы, истекающий кровью, после пыток. — Ну вот и нечего её портить, — шутливо погрозил я ему кулаком. — И даже на исповеди? — он остро взглянул на меня. Я задумался, старик мог проверять меня сейчас, ведь как священник, я не мог сказать, чтобы он обманывал другого священника. — Сеньор Бароцци, вы прекрасно знаете, что на исповеди, нужно говорить только правду. Он внезапно ещё сильнее сжал губы и уронив тряпки, бросился меня обнимать. Я поражённый, стоял голым, чувствуя, как по плечу, где он ко мне прислонился щекой, течёт вовсе невода. — Простите меня, простите. Я, недоглядел за сыном. Простите меня пожалуйста, сеньор Витале. Бормотал он, плача, словно ребёнок. Я подождал немного, затем положил руку ему на седые волосы. — Полно сеньор Пьетро. Я уважаю вас, мне нравится работа Паолы, что-нибудь да придумаем, когда вернёмся. Полно вам печалиться из-за этого. Нет в том вашей вины. Он плакал и успокоился с трудом, а когда поднял голову, то нисколько не стыдился своих красных глаз. — Давайте, домойте меня сеньор Бароцци, я хочу закончить этот вечер зрелищем хорошей казни, — улыбнулся я ему, подбадривающе подмигнув. Он кивнув, стал аккуратно смывать остатки краски и грязи, стараясь больше лить воды, а не тереть там, где были заживающие раны. * * * Через час, переодевшись и приведя себя в относительный порядок, я вышел к троим майя, которых удерживали солдаты и объяснил им, что их родственник решил меня умертвить, воспользовавшись приглашением в гости, так что они будут отвечать за этот обман. Жена и сын пытались меня разжалобить, говоря, что это какая-то ошибка, но это было дело принципа и меня бы никто не понял, если бы я не отомстил за погибших на жертвенных алтарях солдат, а также покушения на собственную жизнь. Так что я просто приказал отрубит всем трём головы, чтобы они не мучились. Никакой ненависти или злости к ним лично я не испытывал, так что казнь прошла быстро. Далее я приказал рабам принести паланкин, загрузить туда тела и головы казнённых и вернуть заложников в Чичен-Ицу Хуанк Силемему с напутствием, чтобы ждал меня в гости, только уже с армией во главе. Когда паланкин с рабами и трупами скрылся на дороге, я попросил отвести меня на корабль, чтобы во-первых показать матросам, что со мной всё в порядке, ну и во-вторых, хотелось увидеть девушек и убедиться, что у них действительно всё в порядке. Лодка доставила меня к «Повелителю морей», на котором засвистели боцманские дудки, приветствуя меня на борту вместе с выстроенной командой. Сказав пару приветственных слов, я попал в горячие объятья капитана, который радовался, что я жив, ему уже передали мой рассказ о побеге, а также гибели остальных солдат, меня охранявших. — Я тоже рад вас видеть сеньор Джакопо, — я похлопал по его руке, — я сначала навещу свою каюту, а потом вы напоите меня чаем? Хочу услышать ваш рассказ о нападении на корабль. — Конечно сеньор Витале, — он смахнул слезинку с глаз, — сейчас распоряжусь. Проходя по палубе, я приветствовал тех, с кем плыл второй раз: матросов, офицеров, унтер-офицерский состав, я всех знал по именам, поэтому пару коротких слов приветствия и вопросов о жизни хватало, чтобы мне вслед смотрели восторженными глазами. Нагнувшись перед проходом, я открыл основную дверь в коридор, ведущий к каютам. Зазвенела сталь и с табурета подскочил Карло, с обнажённым мечом. — Сеньор Витале! — обрадовался он, узнав меня, — вы вернулись? — Да, а вы и правда достойны той награды, которую я вам обещал. — Сеньор Витале, благодарю! — воодушевился он, — правда сеньор Джакопо не отпустил меня обратно на берег, сказав, что я их привёз, мне их и охранять. — И в этом качестве вы меня тоже устраиваете, — улыбнулся я, — так что постерегите пожалуйста нас снаружи, а я пока переговорю с гостями. — Конечно, слушаюсь! — поклонился он и отправился на палубу. Зайдя в свою каюту, я увидел, как на кровати, сидят две одетые в форму канонирских юнг, прелестные девушки, чьи тела были спрятаны под стандартной униформой, и их подстригли, как я и просил, под горшок, чтобы команда не знала, что на борту корабля две женщины. Увидев и что главное, узнав меня, с кровати с писком бросились двое, упав передо мной на колени и залившись слезами. Среди их крайне сбивчивой и путанной речи, я разобрал лишь то, что они просят меня вернуть их назад, поскольку нужно было, чтобы их принесли в жертву, чтобы семья не оказалась опозоренной. — Так, успокоились! — притворно возмутился я, — всё в порядке, больше вам не о чём волноваться. — Почему, господин Витале? — сквозь слёзы спросила болтушка Иш — Канн. — Я если вы не знали, то кроме воина, ещё и жрец своего бога. Так что просто попросил его встретиться с вашими богами, поговорить, выпить медовухи и попросить их, передать вас мне, — не моргнув и глазом соврал я. Глаза девушек моментально высохли и они открыв рот, уставились на меня. — Как? Как это возможно? — по очереди спрашивали они меня. — Слушайте, я не знаю, можете у своих богов спросить, но итогом их встречи стало, что мой бог сказал мне взять вас к себе и окрестить, поскольку ваши боги отдали вас ему целиком, вместе с душами, — пожал я плечами. Обе девушки не знали, что и ответить, ошеломлённо переглядываясь между собой. — Так что сейчас я вас окрещу и вы останетесь со мной, как христианки, — нагло заявил я, — а ваши боги там уже сами жрецам скажут, о чём поведать вашим семьям. — Так сказали боги? — продолжали удивляться они. — Да, так сказали боги, — подтвердил я. — Что же, тогда нужно выполнять их повеление, — они моментально смирились с новой участью, и подползли ко мне, обняв за обе ноги. — Теперь, вы наш господин! — Вашим воспитанием и манерами, мы займёмся по прибытии в Венецию, — проворчал я, поднимая их с пола, — а пока проведём церемонию, идём к борту, мне нужна вода. Выведя, как всем казалось двух местных мальчиков на палубу, я под взглядами команды провёл над ними обряд крещения, который все встретили приветственными криками, и затем обратно вернул в свою каюту. Девушки оживали на глазах, после проведённого обряда и задавали много вопросов о новом боге и вере, но пришлось отложить это всё до лучших времён, сказав, что этим займёмся как только у меня будет время, чтобы уделить им больше внимания. Они меня отпускали с большим сожалением, поскольку хотели, чтобы я остался ещё, но у меня было много дел, так что с трудом отцепив девичьи руки от моего многострадального тела, я позвал Карло и приказал снова нести свою службу, главное в которой было то, чтобы никто не заподозрил, что они девушки. Ведь ради этого он выносил их ночные горшки, а также носил воду, чтобы те умывались, не допуская в каюту никого из посторонних, кроме только капитана, посвящённого в эту же тайну. С ним кстати мы всё же немного посидели, перед моим возвращением на берег, и он рассказал про избиение туземцев, приплывших к кораблю на каноэ. Из сотни плавательных средств к борту пробилось лишь пять, которых просто расстреляли картечью из вертлюжных орудий. Наши посиделки закончились далеко за полночь, так что попрощавшись с ним и офицерами, я приказал везти меня обратно в лагерь. Глава 32 11 июля 1201 года от Р.Х., г. Чичен-Ица, полуостров Юкатан — Простите за мою навязчивость, сеньор Витале, — обратился ко мне военачальник, когда мы забрав всё оставшееся войско и половину канониров с корабля, стояли под стенами города майя, чуть не ставшим конечной точкой в моём путешествии, — но как вы хотите их победить? Ладно ещё в чистом поле мы сильны, но воевать в городе? Где за каждом домов нас ждёт засада? Так мы потеряем слишком много солдат. — А я и не собираюсь этого делать, — хмыкнул я, — поскольку правитель майя решил действовать нечестными методами, нарушив своё слово, я считаю, что у меня теперь руки развязаны полностью. Сеньор Бароцци нахмурился. — Мне страшно уже оттого, что это говорите вы сеньор Витале. Что вы интересно такого нехорошего припасли для туземца? — Помните, я приказал из одного, изодранного паруса сшить десяток мешков? — поинтересовался я. — Ещё бы, — хмыкнул он, покачав головой, — вы приказали гадить туда всем солдатам, а также класть мёртвых птиц и мелких животных, которых мы подстрелили по пути. — Ну, думаю тогда вы сами догадаетесь, зачем я это сделал, если я вам скажу, что здесь вся вода либо дождевая, либо достаётся из глубоких колодцев в известняке. Конкретно у этого города, таких колодцев два, один из них используют для жертвоприношений, но он всё ещё теоретически может послужить источником для питьевой воды, а второй чисто питьевой, неподалёку отсюда. Глаза военачальника расширились. — Вы хотите отравить воду?! — Всё верно. Вы против? — покосился я на него. — Если это позволит сберечь жизни моим солдатам, то конечно нет, — изумился он, — почему вы так решили? — Ну не знаю, последние два похода вы упрекали меня за излишнюю жестокость. — Сеньор Витале! — возмутился он до глубины души, — я просто высказывал вам своё мнение! Поступать, как я говорю, ваш выбор, я могу лишь советовать! — Хм, да? — удивился я, — а я уж подумал… — Нет, — он перекрестился, — я смотрю на ситуацию с высоты прожитых лет, но вы главный, решения принимать вам. Если хотите, я могу оставить своё мнение при себе. — Нет, как раз таки нет, — тут же закачал я головой, — если я задумываюсь над вашими словами, то явно вы даёте ваши советы не зря. Так что прошу вас и дальше продолжать говорить мне о том, в чём я по вашему мнению неправ. Старик хмыкнул, но склонил голову. Пока мы разговаривали, нам никто не мешал, но только офицеры увидели, что мы замолчали, тут же один из них подошёл к нам. — Сеньор Витале, мы запаслись водой, а затем сбросили половину груза в этот колодец, — сказал он, показав рукой на карстовый колодец. — Отлично, ждём тогда ночи, а вы пока распорядитесь всем солдатам справлять нужду только в него, а также пусть продолжают охотиться и скидывать туда же трупы животных. — Будет исполнено, — он поклонился и побежал выполнять. — А что дальше? — старик скосил на меня взгляд. Я показал на стену, на которой виднелись тысячи индейцев. — Ночью, как известно, они не воюют, сделаем подрыв стены в том месте, где находится Священный сенот и заразим ещё и его, а дальше просто отступим. — Вы не хотите захватить город? — поразился он. — Нет, дальше мы направимся в их столицу, и там проделаем то же самое, заразим все источники пресной воды, — спокойно ответил я, — а затем, пока они не опомнились, то же самое проделаем и с третьим городом их союза. — Думаете — это приведёт к большой ссоре? — Не знаю, мне это и неважно, я хочу вызвать бегство городских, богатых слоёв из насиженных мест, а также чтобы они принудили крестьянские сообщества к стройке новых городов, у незагрязнённых источников, или же расширение существующих. — Что это даст? — удивился сеньор Бароцци. — Острую напряжённость сословий, — прищурился я, посмотрев на солнце, которое наконец начало клониться в зенит, — и недовольство, особенно после того, как правитель майя приказал казнить мирных жителей, лишь просто за вопросы о налогах. — А откуда они у них возникли? — он начал фразу, но запнулся, посмотрев на меня, — а-а-а, понятно. Вы успели поработать? Я улыбнулся ему. — А вы думали, я в городе медовуху пил и с женщинами развлекался? — Подобные мысли, даже закрасться ко мне не могли, — рассмеялся он, — а вот новость о том, что вы планировали восстание у местных, вполне в моей голове укладывается. Это точно в вашем духе. — Это радует, — посмеивался и я сам, на его слова, — если ещё удастся часть крестьян обратить в истинную веру, то можно будет смело сказать, что месяц жизни в их городе прошёл не зря. — Тогда подождём ночи, — военачальник тоже посмотрел на солнце, — надеюсь они и правда не воюют в это время суток. * * * 30 июля 1201 года от Р.Х., г. Ушмаль, полуостров Юкатан Войско, утомлённое длительным нахождением в джунглях, из-за климата и насекомых которых, мы потеряли больше, чем от прямых столкновений с майя, подошло наконец к последнему крупнейшему городу Майяпанской лиги. Он так же, как и остальные, был окружён стеной, которая только вместо защиты, становилась убийцей для местных. Поскольку попадание снарядов по песчанику вызывало столько каменных осколков, что именно они убивали больше всего воинов за её пределами. Ну и конечно, за десяток выстрелов мы разрушали любой участок стены, который был нам нужен для прорыва и заражения только источников воды, не вступая в длительные затяжные бои. — О, похоже у этих туземцев другие планы, — удивился сеньор Бароцци, показывая мне на делегацию, которая вышла из города. Впереди шли рабы, несущие огромный паланкин, затем жрецы и последними шли воины сопровождения, только с одними щитами, без оружия. — Пойду спрошу, что им нужно, — я также этим заинтересовался. Майя были храбрыми и обычно сражались до последнего воина, пока был жив командир, а мы им это конечно же обеспечивали. Не стремясь выбить главного в первые же минуты боя, как это было принято у них самих. Они конечно ещё долго будут платить кровавую цену за свои привычки и нежелание менять тактику ведения войны с нами. Мне помогли переодеться в полный доспех и в таком виде я вышел вперёд, под прикрытием пятидесяти воинов. Паланкин остановился в десяти шагах от меня и из него вылез майя, явно из высшего сословия. Это было понятно по его татуировкам и количеству драгоценностей на теле. — Батабоб Ша Грил, приветствует великого халач уинике Витале, — неожиданно низко поклонился он мне. — Приветствую и тебя, правитель города Ушмаль, — не изменил я позы, пока не понимая смысла этого разговора. — Мы, большинство великих родов Ушмаля, принадлежим к роду Тутуль шиус, — продолжил он, с поклонами, — поэтому мы бы хотели, чтобы ваша вражда с правителем династии Кокомов, минула наш город. «Ага, а кто-то мне говорил, что он навсегда усмирил своих противников, — изумился я». — Он верховный правитель майя, — мой голос не дрогнул, — вы в союзе с ним. — Только по причине его превосходства в военной силе, не более этого, великий халач уинике, — он снова низко поклонился. — Во сколько вы оцениваете ваш город? — поинтересовался я, поняв, что речь возможно идёт о выкупе. — А какие товары интересуют великого воина и правителя? — вопросом на вопрос ответил туземец, хитро прищурившись. — Я могу лишить это город воды, а затем смотреть, как вы медленно умираете от жажды, — намекнул я ему, чтобы он не умничал. Он моментально это понял. — Мы готовы отдать десятую часть наших богатств, — нехотя признался он. — Как-то совсем мало, — я изумился такому щедрому предложению, конечно в кавычках. — Но может вас заинтересуют рабы, женщины? — спросил он, — тогда выкуп можно увеличить. — Или опять же, лишить вас воды, — предложил я, и он упал на колени, — последнюю неделю дождей совсем не было, как у вас обстоят дела с городскими резервуарами? — О великий халач уинике, — он стал кланяться, как это бы делал для своего правителя, — назовите вашу цену. — Я буду весьма благосклонен, если мне отдадите всё золото, серебро и какао-бобы, что есть в городе, — предложил я, — нефрит, копал, перья вашей любимой птицы кецаль, как впрочем и всё остальное, можете оставить себе. — Мы слышали, что вы держите данное слово, — он посмотрел на меня снизу вверх, перестав на мгновение кланяться, — тогда вы не будете против, закрепить это соглашение в письме? Если бы он сейчас заговорил со мной на латыни, я был бы менее удивлён, чем от такого предложения, поскольку впервые слышал, чтобы между майя были какие-либо письменные закрепляющие сделку соглашения. — Конечно, без проблем, — тем не менее согласился я. Он поднялся с земли, и поклонился, а прежде чем сесть в паланкин, спросил. — Дозволит ли халач уинике Витале, мне удалиться, чтобы передать ваши слова другим великим родам? Я показал рукой, что он может быть свободен, а сам вернулся к своим воинам, разворачивающим лагерь. — Что хотел? — встретил меня военачальник вопросом, и стоявшие рядом с ним офицеры прислушались к моему ответу. — Предложили выкуп, чтобы мы их не трогали, — я откинул лицевое забрало шлема. — Был бы кто другой, не вы, я бы ещё спросил, сколько они предложили, — улыбнулся он, — но с вами, думаю правильный выбор будет — всё что у вас есть. Я прав? — Почти, — хмыкнул я, — всё золото и серебро, что есть в городе. Офицеры с усмешками переглянулись. — Что же, ждём. Лагерь нам это не помешает развернуть, но и правда сеньор Витале, из-за этих местных болезней людей косит словно мух, из пяти ста человек, в строю осталось хорошо если двести. Сто отлёживается в лагере, а остальные отправились на небеса. — Предлагаешь мне начать задействовать матросов? — нахмурился я, поскольку только ради нежелания терять опытных моряков и затеялся с солдатами, которые на море, были просто пассажирами. — Или задействовать местных, — заключил он, — вы сами сказали, что у них есть наёмники. Его предложение поразило меня, словно молния, а и правда, торговец из Шикаланго, единственный, кто мне понравился из местных, своим желание заработать, прислал письмо в Экаб, с просьбой встретиться с ним в Шикаланго, поскольку после открытия мной боевых действий против правителя майя, мы с ним не сможем встретиться нигде, кроме как в его городе, где торговцы имели большую свободу. — Вот почему, я разрешил вам всегда меня наставлять сеньор Бароцци, — я протянул ему руку, которую он удивлённо пожал, — действительно, я видел среди них часть тольтеков, которые не захотели ассимилироваться с местным народом и живут отдельно, а также какие-то мексиканские народности. Так что думаю, если из города нам принесут достойный выкуп, следующей нашей целью, будет Шикаланго. К вашему счастью сеньор Бароцци, он находится на побережье, а не в джунглях. — Очень хорошо сеньор Витале, — обрадовался военачальник, вытирая пот с лица, — видите, я даже сейчас потею, хотя довольно прохладно. Всё это чёртова влажность виновата! Майя, меня не подвели, очень скоро ворота города открылись, оттуда показалось сначала около сотни паланкинов, которые добрались до того места, где я встречался с батабобом Ушмаля первый раз, и стали ожидать, видимо меня. Не став заставлять их ждать, я вернул забрало на место и отправился к майя. Оказалось, что все они участвовали в подписании договора, после проставления подписи на котором, мне начнут выносить драгоценности. Собираясь уже возвращаться в строящийся лагерь, я заметил в одном из палантинов молодую девушку. Челюсть медленно поехала вниз. «Так, Витале, остановись», — я попытался собрать мысли в кучу, но не мог, поскольку её красота была настолько необычной, что наверно это была самая красивая женщина, что я видел в жизни. Только пожалуй Ингеборга и две девушки на корабле, были близки к этому идеалу. — Кто она? — я остановился и показал батабобу на заинтересовавшую меня девушку. — Ин Наишь, дочь великого батабоба Нел Наишь, — ответил он, — он болеет, поэтому не смог приехать, прислав её. — Я хочу ещё и её, — тыкнул я пальцем перчатки в девушку, — будет моей наложницей. — Конечно, великий халач уинике, — он моментально мне поклонился, — ваше пожелание, будет выполнено. Он крикнул и вскоре воины притащили на её же паланкине, кричащую и сопротивляющуюся девушку в мой лагерь, где на неё вытаращились все, как и я до этого. Только оказалось, по совершенно другой причине. — Сеньор Витале, все их женщины, такие страшные? — один из офицеров ошарашенно смотрел на худощавую, стройную девушку лет восемнадцати, с кучей нефритовых украшений на лице, и расписанную краской так сильно, что даже пончо, скрывавшее её грудь, казалось нарисованным. Вот только никто из них, не видел похоже того, что видел я. Если её отмыть, снять украшения, которые были непривычны европейцам, одеть в нашу одежду, то девушка будет ослепительно красивой, симбионт даже мне представил в голове, насколько. — Да, выбрал себе пострашнее, чтобы вы не завидовали, — легкомысленно ответил я, вызвав взрыв смеха с их стороны. — Сеньор Витале, а что, там был выбор? — заинтересовался один из молодых офицеров. — Да, только я выбрал для вас золото, — хмыкнул я, — или вы против? Раздавшиеся возгласы тут же заверили меня, что золото — это идеальный выбор в любом случае и они все только его приветствуют, поскольку на него, смогут сами набрать себе дома сколь угодно много любых красавиц. Вскоре из города стали на носилках выносить золотые и серебряные фигурки, посуду, драгоценности, оставляя это всё перед лагерем. С каждым часом горка всё росла и вскоре превратилась в нехилую такую горищу, с меня ростом и шириной в пять обхватов. Если я думал — это всё, то глубоко ошибался, поскольку рабы продолжали всё носить и носить, закончив только под утро. Когда с первыми лучами солнца, мы глянули на то, что получилось, глаза всех солдат и офицеров стали словно суповые блюдца. — Эм-м-м, мы не унесём всё это, — промямлил сеньор Бароцци, вылезший из шатра и остановившийся рядом со мной. — Да уж, пойду договариваться о носильщиках, — я покачал головой, — как-то это оказалось слишком много, даже для меня. Военачальник покачал головой и перекрестил меня, когда я переоделся в доспехи и отправился к городу. Там было испугались, что я нарушу слово, но когда узнали, что я лишь прошу носильщиков, которые отнесут всё в мой постоянный лагерь, тут же обрадовались и дали требуемое, поскольку я их заверил, что мало того, что ухожу, так ещё и рабов верну им сразу, как только те освободятся, мне они были без надобности. Не прошло и полчаса, как мне выделили требуемое количество, вместе с носилками, а также воинов охранения, чтобы за ними присматривали и привели потом назад, так что уже через полчаса мы тронулись в обратный путь. Глава 33 12 августа 1201 года от Р.Х., г. Экаб, полуостров Юкатан День рождения, привычно для меня, прошёл в дороге, только сеньор Бароцци и офицеры, зная о нём, а также моё нежелание чтобы об этом дне помнили, старательно делали вид, что первое августа просто обычный день. Лишь устроили вечером в дороге, пышный ужин, который конечно же ну никак не был связан с праздником, просто им так захотелось. Погрозив им кулаком, я тем не менее не стал отказываться и мы неплохо попировали, пустившись в путь, только в обед следующего дня. Туземка, которая отказывалась со мной разговаривать, всё время лишь хмурилась или кланялась, сидя на коленях, когда я проходил мимо, так что я решил поучить её смирению, и согнав с паланкина, заставил идти пешком рядом, вручив ещё и опахало, для того, чтобы она не просто так бездельничала. Уже через четыре часа, она свалилась от бессилия с дороги и её потащили на себе рабы, но зато вечером, она подползла ко мне на коленях и елейным тоном поинтересовалась, желает ли чего великий халач уинике. Я ответил, что конечно же желает и отправил её помогать на кухню к солдатам. Всю оставшуюся дорогу до Экаба, она всё так же шла пешком, а вечерами занималась самой чёрной работой, которую я только мог для неё найти. Воспитание через труд, оказалось чрезвычайно эффективным, так как она по вечерам, ложась спать на циновку на полу рядом с нашим шатром с сеньором Бароцци, тихо просила богов, чтобы они не были так жестоки к ней. Боги понятное дело были глухи к её мольбам, но зато мои просьбы отныне выполнялись моментально, без лишних вопросов и мыслей. Прибыв в Экаб, я завёл её в постоянный дом сеньора Бароцци, где полностью раздел, и только она обрадовалась, что я наконец сменил гнев на милость, и готов воспользоваться ею, как женщиной, она даже легла в такую знакомую мне позу, что пришлось её огорчить и под слёзы и тихие завывания, снять все драгоценности и обрезать волосы. Парикмахер был из меня откровенно плохой, так что я обкорнал её как бог на душу положит. Симбионт пытался вмешаться в процесс, чтобы было ровнее, но я отказался и дал разгуляться своим рукам, хорошо если десятый раз в жизни, державшие местные корявые ножницы. Вручив зарёванной девушке мешочек с её платьем и вещами, я переодел её в мужской костюм и дождавшись ночи, всего с двумя матросами отвёл её к лодке, чтобы лично доставить на корабль. — Всё юнг набираете себе из местного контингента? — хитро улыбнулся, разбуженный мной сеньор Джакопо, когда принёс от квартирмейстера, по моей просьбе, один комплект одежды для юнги. Я не хотел посвящать многих в свои тайны, а ему я по крайней мере немного доверял. — У вас острый глаз сеньор Джакопо, — я покачал головой, — приучаю так сказать их к культуре мореплавания. Он рассмеялся и узнав, что мне ничего больше не нужно, ушёл досыпать, а я снова выгнав Карло за дверь, ввёл в каюту новую постоялицу. Сонные девушки, увидев меня, тут же скатились с кровати, попадав голыми на пол. — Господин вернулся! — они радостно посмотрели на меня, и недовольно, на нового «юнгу». — Это Ин Наишь, — представил я её им, — не драться, не шалить, слушаться Карло. Если он только пожалуется на ваше плохое поведение, прикажу дать плетей. Ясно? Обе, уже наученные горьким опытом, тут же закивали, но всё ещё злобно посматривали на вновь прибывшую, которая всё ещё не могла отойти оттого, что есть ещё двое местных в моих закромах. — Знакомьтесь, развлекайтесь, мне пора, — простился я с ними и вышел к Карло. — Судя по тем взглядам, что обе сестры кидают на новенькую, склок не миновать, — обратился я к внимательно слушающему меня офицеру, — так что разнимай, если нужно всыпь плетей. Если что более серьёзное, сам не лезь, пошли за мной. — Всё сделаю сеньор Витале, — поклонился он, и вдруг смутился. — Да Карло? — А можно меня сменить сеньор Витале? — попросился он, — надо мной уже посмеиваются корабельные офицеры, называют любителем юнг. — Служба, не всегда может проходить под градом стрел и страхом для жизни, — нахмурился я, менять я его точно не собирался, поскольку по мнению сеньора Джакопо, Карло был идеальным хранителем секретов, поскольку даже с офицерами корабля не разговаривал, чтобы случайно не проболтаться. — Так что Карло, отставить нытьё. Пока это твой крест и ты должен достойно его нести, — погрозил я ему пальцем, — а время расставит всё по местам. — Слушаюсь сеньор Витале, — он был недоволен моим ответом, но перечить не мог. — Выше нос, — я покачал головой, — каждый должен быть на своём месте. Я считаю, что ты сейчас на своём, но если хочешь, я могу передумать. Он тяжело вздохнул, подумал и нехотя ответил. — Нет сеньор Витале, если вы доверили мне этот пост, я буду нести его, хоть мне он и не по душе. — Молодец, — я снова удивился его порядочности и хорошему воспитанию, хоть он и не был дворянином. «Его надо взять на заметку, — думал я, уходя к лодке, — хорошие люди, к тому же преданные, мне очень нужны». * * * 26 августа 1201 года от Р.Х., г. Экаб, полуостров Юкатан Пару недель после нашего возвращения из города Ушмаль, мы все были заняты. Кто грузил принесённое золото на корабль, удивляясь его количеству, кто заготавливал солонину и рыбу, а кто проверял бочки и наполнял их свежей пресной водой из карстовой воронки, рядом с городом. Все были заняты делом, поскольку знали о моём приказе — готовиться к отплытию. Я собирался плыть в торговый город, поскольку не продал не единого товара, будучи у майя, лишь дарил или давал в качестве образцов. Так что надеялся освободить трюмы в Шикаланго. Туземцы на нас не нападали, даже не показывались поблизости, и мне было не очень интересно почему, главное нас не трогали. Я тоже не сидел без дела, поскольку обучался у девушек тому языку, на котором разговаривала высшая каста. Инна, как я перековеркал её имя, с удовольствием мне всё показывала и рассказывала, поскольку как более старшая лучше им владела, а две сестры тем временем едва не шипя от злости, смотрели, как она дотрагивается до меня, якобы поправляя перо в написании символов, а также старается быть нужной, полезной и нежной. Карло уже не раз жаловался мне на то, что эти трое не уживаются и постоянно оскорбляют друг друга, даже пытались раз подраться. Он успел предотвратить это и как я и приказывал, всыпал всем трём без разбирательств, по пять плетей. Первые дни этого хватало, но затем они снова принялись за скандалы. Бедного парня это утомляло, но он честно продолжал нести свою службу. Я же, чтобы не отдавать кому-то больше внимания, дал зато сёстрам возможность меня помыть, они были так счастливы делать это простое действие, всё время показывая языки, кусающей губы от этого зрелища Ин Наишь, что ещё долго, они пытались продлить совместное купание, кутая и вытирая меня различными полотенцами. Я видел все эти женские склоки и был доволен, конкуренция — это всегда хорошо, особенно когда ты сам, предмет этой конкурентной борьбы. * * * — Сеньор Витале, — в комнату сначала постучал, и услышав «можно», заглянул смущённый Карло, — там гонец с берега, говорит пара десятков местных пришла. Безоружные. Всё время повторяют, он очень коряво повторил фразу, которую я с трудом понял. — Халач уинике Витале. — Так что сеньор Бароцци велел звать вас. — Одеваюсь, — я отогнал девушек и сам быстро оделся. — Не ссориться, а то точно высеку лично. Я вам не добрячок Карло, — пригрозил я им, перед тем как выйти. Все трое, упав на колени, провожали меня за порог, словно между ними ничего и не было, но стоило только мне закрыть за собой дверь и приложить ухо, как я моментально услышал, что-то похожее на кошачье шипение. Хмыкнув, я заторопился на берег. Сеньор Бароцци был прав, возле лагеря, не пересекая первую оборонительную линию и правда стояло около сотни майя, которые раз в определённый период, произносили моё имя. Так что когда появился я, они тут же попадали на колени. Обведя их взглядом, я понял, что передо мной представители простых крестьянских общин: отсутствие дорогостоящих татуировок и минимум краски, на которую также нужны были деньги. — Слушаю вас, — я остановился перед ними, не доходя пяти шагов. — О великий халач уинике Витале, — ко мне на коленях подполз один старик, — земля майя полнятся слухами о твоей мудрости и воинской доблести. Поэтому мы, посланцы своих родовых общин, хотели спросить у тебя совета. — У меня? — искренне удивился я, — вы ведь обычно у жрецов своих богов спрашиваете? — О великий халач уинике, — он бросился низко кланяться, а за ним последовали все остальные, — мы спрашивали жрецов, но они говорят лишь о послушании и продолжении служить богам. Ничего о налогах и почему бросили на жертвенный алтарь наших родных. Вот тут, уже стало интересно мне. — Хорошо. Какой вопрос вы хотели у меня спросить? — прищурился я. — Что говорит ваш бог про нас? — поинтересовался он, а остальные его внимательно слушали. — Что вы трудолюбивые, набожные, хорошие люди, — конечно же ответил я, — а ещё, что ваши жрецы, говорят вам совершенно не то, о чём вещают боги, а сами вы, не в силах этого понять. Удивлённые вздохи прокатились по рядам, а глаза общавшегося со мной старика заблестели от слёз. — Что же нам тогда делать? Нас никто никогда не учил, как общаться с богами. Жрецы всегда сами говорили нам, как поступать, чтобы боги были к нам милостивы. — Ну, я могу предложить вариант, сменить богов, жрецы которых вас обманывают, на одного нового бога, с которым вы можете общаться напрямую, — пожал я плечами, — у нас священники нужны, только чтобы читать проповеди, мессы, проводить обряды и помогать людям правильно общаться с богом, но молиться ему, спрашивать совета и получать ответы, можете вы и сами. «Надеюсь Папа меня за это не распнёт, — подумал я, поскольку пока церковь была категорически против, того чтобы прихожане обращались к богу вне стен церквей, поскольку это резко уменьшило бы её влияние на людей, если те начнут молиться дома, — но думаю смогу, как-то тут объясниться с ним». — Это действительно так? — удивился тот, — я могу лично, без вас ему молиться? И бог ответит мне? — Конечно, — я развёл руками, — если ваша вера без сомнений тверда, а желание, обращённое к богу искреннее, то бог всегда отвечает. Он повернулся к своим и они тихо зашептались. — О великий халач уинике, — он вернулся ко мне, — покажи. Научи нас новой вере! — Хорошо, только мне нужно переодеться, ведь я жрец, не могу обращаться к богу, как простой человек, — сказал я, а они понятливо закивали. Для них это было понятно и естественно. Мне пришлось опять сплавать на корабль, дать попутно плетей подравшимся девушкам, поскольку у Инны светился фингал под правым глазом, а у сестёр были поцарапаны лица, и погрозить Карло кулаком, чтобы он меня не разочаровывал, только потом вернуться обратно, уже переодетым. Взяв крест и Евангелие, я стал рассказывать им с самого начала, о рождении Иисуса, его жизненном пути и страдании за людей. После перешёл к общим понятиям христианской веры, обрядам, обязательным знаниям молитв и прочего. Очень скоро крестьяне взмолились о пощаде, поскольку сыпавшейся на них информации было слишком много для запоминания. Всё же они были простыми трудягами, а не сословной высшей кастой. Пришлось тяжело вздохнуть, признаться самому себе, что это будет небыстро и сначала загнать их в море, окрестив и попросить матросов нарезать из дерева крестиков, которые затем вручал каждому из них, шепча над ним молитву, а затем пустить в лагерь и накормить всех. Солдаты и матросы, видевшие обряд, а также мои речи, стали лучше относиться к туземцам, поскольку они были уже христианами, так что дальше дело пошло быстрее, но всё равно, ушло несколько дней, прежде чем они удовлетворились полученными знаниями, и уговорив меня не уплывать ещё две недели, отправились в обратный путь. * * * 11 сентября 1201 года от Р.Х., г. Экаб, полуостров Юкатан — Сеньор Витале! Там! Там! — ко мне в каюту, когда я нежился в объятьях сразу трёх пар рук, делавших мне массаж, ворвался без стука капитан. — Сеньор Джакопо! — изумился я его бестактному поведению, но тот, даже не смотря на девушек, продолжал беззвучно открывая рот, лишь тыкать рукой в сторону берега. Поняв, что случилось что-то серьёзное, я надел на себя рубашку и пошёл за ним, он всё время торопился и тыкал рукой, не в силах сказать, словно на него напала немота. Выйдя на палубу, первое, что я увидел это толпу моряков и солдат, которые собрались у одного борта, и громко переговаривались. — Ну-ка разошлись по местам, живо! — приказал капитан прорезавшимся при виде беспорядка на корабле голосом, и все тут же послушались, давая мне обзор. А смотреть было куда, вдоль берега, во все стороны и вглубь разрушенного города виднелось огромное, колышущееся человеческое море. Оно колыхалось, волновалось и даже досюда доносилось громкое тысячеголосое. — Архиепископ Витале. — Сеньор Витале, что это?! — капитан показал на тысячи или точнее будет сказать, десятки тысяч людей. Я тяжело вдохнул. — Плакали наши планы к отплытию, сеньор Джакопо, если это то, что я думаю, то ближайший месяц мы проведём здесь. Поэтому прошу вас, отправьте к сеньору Бароцци гонца, нам снова нужны поисковые партии охотников и патрули для обеспечения безопасности. Спустите пушки на берег, а также солдат для охраны лагеря. — Так что случилось-то? — всё ещё не понимал он. — Буду крестить туземцев, — ответил я, косясь на людское море. Он поражёно ахнул, посмотрев туда же. — Неужели всех?! — Всех сеньор Джакопо, или хотите сказать, что кто-то менее достоин быть христианином, чем вы? Он испугавшись, тут же замотал головой. — Тогда выполняйте приказ, — бросил я, поворачиваясь, — а я переодеваться и за работу. «Ну и удачи конечно испанцам или португальцам, кто там первый приплывёт сюда за мной, — хмыкнул я про себя, — просто так, как прошлый раз, вы не сможете продавать майя, обратив их в рабов. Как известно, продавать христиан в рабство нельзя, и именно поэтому Христофор Колумб, будучи первым губернатором этих земель, так сильно сопротивлялся тому, чтобы индейцев крестили. Это был жестокий, интересующийся только набитием своего кармана человек, так что не удивительно, что даже сами испанцы вскоре его сместили с его поста губернатора. Тысячи казней, и отрубание конечностей даже у христиан, никого не могли оставить спокойным, а на этом поприще, тот со своим братом постарались вовсю». С этими мыслями, я в простой сутане и со Священным Писанием подмышкой, сошёл на берег, где людская волна опустилась передо мной на песок. Вперёд выполз тот же майя, что разговаривал со мной первый раз и с гордостью сказал. — Архиепископ — эти люди хотят принять себе нового бога. — А бог, хочет принять вас под своё покровительство, — смиренно сказал я, — поднимись брат, ты будешь мне помогать, отныне ты епископ Экаба и моя правая рука. Глаза недавнего крестьянина вспыхнули от радости, он поднялся, кланяясь мне, а я попросил принести с лагеря мою запасную робу, переодел его в неё, и рассказал, что потребуется от него. Он кивал, внимательно слушал и потом беспрекословно всё делал. И мы вдвоём, запустили конвейер крещения. Сразу десятками, он заводил людей ко мне, по пояс в морскую воду, я проводил обряд, а затем он провожал их на берег, где каждому вручал деревянный крестик. Поскольку народу было просто тьма, то всем их не хватило, так что я распорядился, чтобы крестики и бечёвки для них, каждый делал себе сам, поскольку этим они покажут, что готовы трудиться, ради веры. Это было мгновенно передано по рядам, и дело пошло быстрее. Солдаты и матросы, с ног сбились, обеспечивая десятки тысяч людей едой и питьём, поскольку те взяли с собой минимум продуктов, но подключив всех, кто только у нас был, даже корабельную команду, мы смогли предотвратить голод и жажду, чем ещё раз показали майя, что такое забота христианина к другому христианину. Они видели это всё своими глазами и уходя, передавали эти новости тем, кто только прибывал в Экаб. Я не спал, почти не ел несколько суток, пока в конце концов не свалился без сил прямо в воде, и даже не помнил потом, как меня утащили с моря на корабль, но едва очнувшись, я несмотря на беспокойство капитана и военачальника, тут же вернулся к своим обязанностям, давно потеряв счёт, сколько людей прошло через мои руки. Глава 34 21 сентября 1201 года от Р.Х., г. Экаб, полуостров Юкатан Наконец, поток людей стал слабеть, а я подобрав к епископу Экаба ещё трёх, быстро обучавшихся майя, которых я возвёл в сан простых священников, смог наконец передать крещение в их руки, поскольку надобности больше в моём каждодневном нахождении в море больше не было. Нет, я всё так же, после крещения в воде, говорил с каждым десятком, приветствуя их как собратьев по вере и произносил благодарственные молитвы, но всё равно это уже было не то, что происходило те недели, когда на берегу оказалось разом десятки тысяч майя. По вечерам, я передав один из своих экземпляров Евангелие новообращённым священникам, учил их латыни, а также правильности проведения обрядов и ритуалов. Те, мотивированные донельзя, учились так старательно, что их прогресс мог меня только радовать. Ведь чем быстрее и больше я их смогу обучить, тем более правильно они будут потом передавать свои знания людям, так что я очень старался, как и они. Пока однажды наконец не признал, что они полностью готовы, проводить всё сами и нести дальше слово Христово, без моих подсказок. Вскоре, теми людям, что ещё выходили к Экабу, но уже тоненькими струйками, занимались они полностью сами. * * * — Так брат, храни это также крепко, и как свою веру, — я передал епископу три бумаги написанные на французском, испанском и винето, — это твои полномочия священника, которые не смогут не признать те, кто приплывёт за мной. Ты запомнил все мои наставления? — Да брат, — он с трепетом принял свитки у меня из рук, — проверять веру каждого, кто не от тебя, а если они будут требовать только золото, то призывать народ не верить им, поскольку истинные христиане стяжают веру, а не металл. — Отлично, — я приобнял его, — мои листы с новшествами? Которые помогут вам развивать и облегчать свою жизнь? — Спрятал, как ты и просил, буду доставать в строгом порядке, и вносить улучшения постепенно, — склонил он голову, — но уже сейчас, бронзовые лопаты и топоры, творят чудеса! Мы делаем всё быстрее в три раза, чем раньше! И всё благодаря тебе, брат! — Закупайте, кроме металла, у людей с гор ещё и верховых животных, разводите их, — вспоминал я ещё, о чём писал ему в свитках, поскольку распланировал развитие цивилизации майя, ведь я с полной очевидностью знал, что текущему государственному порядку настал конец. Воспользовавшись тем, что Чичен-Ица и Майяпан, лишившись питьевой воды стремительно пустели, а их богатые жители перебирались в город Ушмаль, враги Хуанк Силя объединились и свергли власть династии Кокомов и над Майяпанским союзом на двести лет раньше, чем это было в настоящей истории вошла новая звезда династии Тутуль шиус. Которая объявила всех Кокомов предателями и начала резню. Мне же они прислали послов, предложив мир и не нападать друг на друга, я конечно же согласился, без всяких дополнительных условий, так что не удивительно, что договор был подписан уже через десять дней. Так что пока в городах, аристократия резала друг друга и жрецов, мало кто обращал на то, что происходило на берегу Экаба, а когда они спохватятся, я надеялся, что будет уже поздно, поскольку воинам, охраняющим трёх священников были выданы кольчуги, шлемы и копья с железными наконечниками и это не считая того, что я обучил многих мастеров, которых ко мне присылали родовые общины: металлургии, хотя из-за недостатка металла на Юкатане приходилось пока покупать его у майя, живущих в более горных районах, но это было поправимо, при должном усердии, как и правильном использовании колеса, а не как раньше, только в детских игрушках, это могло подтолкнуть развитие их цивилизации до прибытия менее дружелюбных мореплавателей, чем я, после прибытия которых, большинство населения обоих континентов просто исчезло. — Я всё помню брат, — старик майя улыбнулся, — и посадить больше какао-деревьев, и орхидей-ванили. Я всё помню, а что забыл, то записал. Не волнуйся и плыви дальше спокойно. Бог, а также наши молитвы будут всегда с тобой, где бы ты ни был. Столько, сколько сделал ты для нашего народа, не делал никто с тех пор, когда на эту землю пришёл с северо-запада великий вождь Кукулькан, ставший потом богом всех майя. Поэтому мы будем помнить тебя и молиться о твоём возвращении. Смахнув выдавленную слезинку с глаз, я обнял его и не прощаясь, вышел из лагеря, который священники майя обосновали под своё новое жилище. Они собирались подготовить себе ещё больше помощников, а потом отправиться проповедовать в те места, где ещё не слышали голос нового бога. Я дошёл не оглядываясь до лодки и моряки доставили меня до корабля, где уже поджидали морские и пехотные офицеры. Как-то всё время занятый круговертью дел с майя, я как-то не особо видел своих собственных подчинённых, поскольку чаще всего просто засыпал там, где меня заставала усталость. Теперь же, было удивительно, когда все встречали меня в два ряда, одетые в лучшие свои одежды. — М-м-м, сеньоры, — я удивлённо осмотрел этих красавцев, — по какому поводу торжество? Вперёд вышел капитан и преклонив колено, протянул мне большой крест, очень искусно вырезанный. — Мы просим освятить его сеньор Витале, чтобы он навсегда оставался на «Повелителе морей», — попросил он. Я, всё ещё недоумевая, сделал это и крест правда разместили рядом с рындой, даже деревянную рамку, защищающую его от воды смастерили! — Сеньор Витале, — сеньор Джакопо, всё это время, так и оставался коленопреклонённым, — теперь позвольте от лица всех офицеров, а также команды, сказать вам, что мы все чрезвычайно горды тем, что служим под вашим началом. Клянёмся, что до последней капли крови будем защищать вас, и не допустить, чтобы когда-то ещё, вы пострадали за веру один. В этом, мы даём вам, нашу торжественную клятву. Под моим изумлённым взглядом, все до единого трижды произнесли: — Клянёмся. Все! Начиная от юнг и заканчивая капитаном. При этом на лицах всех была какая-то мрачная решимость, устрашившая меня. — Сеньоры, — я прокашлялся, поскольку внезапно запершило в горле, — что-то произошло? Я польщён вашей решимостью и тоже клянусь, что буду всегда вас защищать, но почему сейчас? — Сеньор Витале… — голос сеньор Джакопо дрогнул и по его лицу полились слёзы. — Наш доблестный капитан, — вперёд вышел крайне серьёзный сеньор Бароцци, — хочет сказать сеньор Витале, что все мы прибыли на землю идолопоклонников-сатанистов, которые прямо на наших глазах совершали свои жертвоприношения Сатане и вкушали плоть людей. Нам казалось, что проще и лучше будет просто уйти, сдаться, ведь нас так мало, но не вы. Именно вы своей несокрушимой волей и светом истинной веры, заставили нас остаться, поверить в себя и выстоять в этой борьбе. — То, что мы увидели несколько недель назад на берегу, — с колен поднялся и сеньор Джакопо, встав рядом с военачальником, — ни у кого из нас, нет слов это описать. Многие в своей жизни вообще не видели столько людей собравшихся в одном месте, вы же, даже не дрогнули, отправившись приобщать их всех к вере Христа, как и до этого не испугались, отправившись прямо в пасть к Сатане, чтобы спасти простых людей от его козней. Вам поверили туземцы и за вами пошли, поэтому и мы, как истинные христиане и ваши подчинённые, хотим вам показать, как много вы для нас значите. Я слушал и изумлялся их словам. Для себя лично, я не делал ничего такого, чем не занимался ранее в других местах, но может правда, тут масштабы оказались гораздо больше, чем я себе представлял, но по своему убеждению, я был просто удовлетворён хорошо выполненной работой, за которую не было стыдно, в первую очередь перед самим собой. То, какой смысл предала всему этому моя команда, меня удивило. — Я тронут, — я прижал руку к сердцу, — правда. Простите, что обращал на вас мало внимания. Обещаю, что исправлюсь и возобновлю мессы. — Только умоляю вас сеньор Витале, отдохните сначала, — молитвенно поспросил меня один из офицеров. На лицах людей появились улыбки. — Хорошо, немедленно последую вашему совету, сеньоры, — склонил я голову, — а пока капитан, курс северо-запад, нам нужно обогнуть этот полуостров. — Слушаюсь сеньор, — он лихо вскинул руку в приветствии и тут же команды покатились сверху вниз, засвистели боцманские дудки и топот ног заполнил палубу. Это было мне много привычнее и милее, чем торжественные речи в свою честь. Пройдя к своей каюте, я застал там наряженного Карло, который маялся, не находя себе места. Увидев меня, он бросился на колени, крестясь при этом. — Сеньор Витале, я хотел тоже, как все, быть на палубе, — горячо забормотал он, — но ваш приказ, я не смог его нарушить. Я положил руку на голову парню и прошептал благодарственную молитву, он сразу успокоился и заулыбался. — Я всё правильно сделал? — Да. Лучше, ты просто не мог поступить, — кивнул я, — можешь пока сходить отдохнуть, твоя вахта возобновится завтра с утра. Поблагодарив меня, он пошёл наверх, я же, открыв дверь в каюту, увидел, как три девушки сидя на коленях, и опустив взгляды, ждут меня. — Господин, — тихо сказала Иш — Канн, — ваши рабыни, ждут ваших приказов. — Когда это вы успели? — изумился я, закрывая за собой дверь и опускаясь на стул. — Успели что, господин? — удивилась она. — Рабынями стать. Вы мои наложницы, — я подпёр голову рукой. — Я говорила тебе! — тут же не выдержала Иш-Чан, тыкая пальцем в сторону Ин Наишь, — ты заладила, рабыни и рабыни! Дура! — Ах ты выродок макаки, — та тут же не осталась в долгу, — забыла, как нужно вести себя рядом со своим господином?! Надеюсь он разозлиться и даст тебе плетей! Со стороны стола, раздалось мерное дыхание и девушки, мгновенно притихнув, повернувшись, увидели, что человек, которого боялись и боготворили все, на этом огромном плавучем доме, спит, в той позе, в какой сел. — Ин Наишь, помоги перенести господина на кровать, — шёпотом сказала одна из близняшек, — и веди себя тише и так Карло постоянно ругается на нас. — Как он ругается, если ты его не понимаешь?! — тихо возмутилась девушка, подлезая под руку сидящего. — Уж слово «плети», любая дура выучит, не то, что выходец из Тутуль шиус, — Иш-Чан показала ей язык. Жительница Ушмаль чуть было не выпустила тяжёлое тело их господина, и увидев это, две бесящие её представители династии Кокомов, мгновенно бросились ей помогать. Поскольку свары, сварами, но господин Витале был необычайно скор на расправу, это они полностью прочувствовали на своих попах и там, где например присматривающий за ними Карло даже глазом бы не повёл на их шалости, господин мог легко отсыпать наказаний сполна. Ин Наишь рассказывала, что ей пришлось пережить от его рук, по пути сюда, за свою строптивость. С трудом, в шесть рук, уложив юношу на кровать, они переглянувшись, решили его раздеть. Первыми на пол упали сапоги, затем штаны, а после настала очередь и рубахи, сняв которую, они увидели плотно сбитое, налитое мышцами тело. — Ай! Смотрите, господин и правда выстоял в круге воинов! — глаза Иш — Канн округлились и она осторожно, стараясь не разбудить спящего, дотронулась пальчиком до одного из десятков белых заживших полосок шрамов на его теле, — вы знаете кого-нибудь, кто смог это сделать? Я нет. Остальные тоже отрицательно покачали головами. — Мне ещё отец рассказывал, — неожиданно призналась Ин Наишь, — что после того, как он освободился у столба, он убил ещё сотню воинов, а затем спрыгнул в Священный сенот Чичен-Ицы. — Врёшь! — ахнули обе близняшки, — с такими ранами! — Да, затем как-то выбрался из него и из города, но как это произошло, никто не видел и не знает, он просто однажды появился в Экабе. Жрец сказал, что возможно, ему помог бог. Так что когда господин появился у нашего города, никто не посмел бросить ему вызов. Как победить человека, которому напрямую помогает его бог? — Наш бог! — ворчливо поправила её одна из сестёр, доставая крестик и целуя его. — Наш бог, — покорно повторила за ней Ин Наишь, неловко перекрестившись. — Может, пока он спит, — глаза у Иш-Чан загорелись, и она показала пальчиком на низ живота парня, — господин так и не притронулся к нам, за всё это время. Сестра и ненавистная ушмалька зашикали на неё. — Если он во время этого, проснётся, а он обязательно это сделает от процесса, — более опытная девушка покачала головой, представив себе последствия, — если хочешь, чур без меня. Сестра тоже её не поддержала, поэтому огорчённая Иш-Чан забралась под бок спящего и прижалась к нему всем телом. Девушки моментально последовали её примеру, а поскольку боков было всего два, тут же завязалась ссора, переходящая в драку и только заворочавшийся сонно господин, моментально их примирил. Они договорились, лежать с ним по очереди. Глава 35 27 сентября 1201 года от Р.Х., лагуна Терминос, полуостров Юкатан Облокотившись на фальшборт, я смотрел как четыре лодки измеряют глубины на входе в лагуну, а им помогают ещё десять каноэ из местных, которые едва только завидев паруса на горизонте выслали два каноэ, которые провели нас до самого широкого из двух входов в лагуну Терминос. Уже отсюда я видел, что поскольку на побережье присутствуют мангровые заросли — это значило, что сюда стекается одна или даже несколько пресноводных рек, и следовательно берега будут топкие и болотистые. Предупредив об этом капитана, я и наблюдал, как моряки ищут проход для «Повелителя морей». Сам город Шикаланго был расположен от моря в паре километров отсюда, в очень большой Лагуна-де-Пом, как о нём рассказывал тот торговец, с которым мы договорились здесь встретиться, также он сказал, что в лагуне Терминос всегда дежурят местные лоцманы, помогающие за небольшое вознаграждение, торговцам из другой местности, добраться до самого города. Так что этим я и воспользовался, сначала оплатив работу тем, кто нам помогал пройти в саму лагуну, а затем нанял их для поездки в город. Они, ошалевшие от оплаты в нефрите, который у меня слегка поднакопился после битв с майя, тут же согласились, приняв в свои лодки сотню воинов, со мной во главе. До места назначения оставалось совсем немного и у меня в предвкушении от торгового города, чесались руки. Хотелось увидеть то, что мне так долго и красочно описывали многие — говоря, что Шикаланго — это центр торговли всех народов, которые живут на этой территории. В нём можно было встретить мексиканцев, горные народности майя, торговцев из далёких Анд, добирающихся до города по высокогорным тропам и пересекая огромные ущелья, также здесь было полно южных майя, торговавшими какао, и ещё десятки других племён, каждое из которых привозило свой товар и закупало нужное для пути обратно. Торговец не соврал. Город, показавшийся в пятой по счёту лагуне, от моря, самой большой из тех, что мы проплыли, был даже с виду огромен. Кроме нас, рядом шли ещё десятки каноэ, гребцы и сами торговцы с которых удивлённо смотрели на нас, а ближе к городу стало видно, что это не единственная водная артерия, которая к нему подходит. И отовсюду, к нему или от него шли гружённые каноэ. — Ого, — рядом со мной, крутил головой Марко, напросившийся в поездку, — вот это народу. — Надеюсь, мы продадим свой товар, который лежит у нас в трюмах мёртвым грузом, — со вздохом ответил я, — было бы странно ничего так и не продать, согласитесь сеньор Марко. — Сеньор Витале, побойтесь бога, — укоризненно сказал он, — мы золота и серебра принесли с того города столько, что окупит наверно всю нашу поездку, а вы ещё жалуетесь. — Скажем, строительство корабля, мы пока не окупили, — ворчливо поправил его я, — да и пока даже и близко не приблизились к той выручке, которую заработали в прошлом путешествии. Он покачал головой, не став продолжать спор, а мы тем временем доплыли до множества портовых пристаней, рассчитанных для каноэ, а чуть дальше я увидел огромные каменные сооружения, крытые традиционно пальмовыми листьями, видимо выполнявшими роль складских помещений. — Господин, — обратился ко мне, низко кланяясь один из стариков, что руководил гребцами каноэ, что доставили нас сюда. — Да? — я удивлённо повернулся к нему, поскольку ранее, полностью оплатил нефритом нашу доставку сюда. — Ваша оплата была столь щедра, великий господин, — он снова низко поклонился, — можем ли мы просить, воспользоваться нашими услугами по пути назад? Мы будем ждать вас на этом месте сколько потребуется. — А если я здесь задержусь на неделю? — удивился я его просьбе. — Мы согласны ждать бесплатно, — низко склонился он. Я пожал плечами. — Хорошо, но если вернусь и никого из вас не застану здесь, не обессудьте, искать никого бегать не буду. — Мы будем здесь господин, — он низко мне поклонился, — искать нас не потребуется. Хмыкнув, я отошёл от него, присоединившись к своим людям. Город вокруг нас, хоть и обращал внимание на странных гостей, кипел своей жизнью. Отовсюду слышались крики зазывал, предлагающие различные товары, кто-то нахваливал рабов, предлагая попробовать оценить их мускулы и зубы, а кто-то приносил в жертву животных или еду, прося богов даровать ему удачу в торговле. У меня в глубине души появилось стойкое чувство, что я вернулся в Венецию, там на рынках можно было наблюдать то же самое. — Я прямо как домой вернулся, — охнул рядом сеньор Бароцци, подтверждая то, что я так думал не один. — Ещё бы язык понимать, — проворчал рядом Марко, покосившись на меня, — может возьмём рабов, сеньор Витале? Поднатаскаем их на наш язык, пусть будут переводчиками? А то всё вы, да вы. — Во-первых, рабов мы не возим, — я сурово посмотрел на него, — вы знаете моё отношение к рабству, во-вторых одного толмача, меня, достаточно, чтобы точно знать, не обманут ли нас местные. Тут правителям местным доверять нельзя, обманывают на каждом шагу, а вы довериться рабам хотите. — Чего вы разошлись сеньор Витале, — сразу сдал назад бомбардир, — нет, так нет, я просто хотел, как лучше. Пока мы шутливо припирались, и осматривались, куда пойти, к нам выдвинулась большая делегация, среди которой я в первых рядах заметил того, кто меня сюда и пригласил. Поймав его взгляд, я улыбнулся и сделал пару шагов вперёд. Все майя, которые шли с ним, не доходя до меня десять шагов, к огромному удивлению окружающих, опустились на колени и низко поклонились, достав руками до земли. Рядом с нами мгновенно очистилось пространство, местные от греха подальше, не понимая наш статус, отошли подальше. — Город Шикаланго, в лице всех его великих родов приветствует великого халач уинике Витале, — торжественно произнёс мой знакомый, на коленях придвинувшись ближе ко мне. — Приветствую вас, — я покосился на ошарашенных спутников, которые не понимали языка и поэтому происходящего, — и надеюсь, что хоть здесь есть люди, которые хотят торговать, а не воевать. Можете подняться, я всё же больше воин-жрец, а не правитель, мне достаточно низких поклонов, чтобы видеть, как уважают мой статус. Ах-Боб, что-то тихо сказал, и десятки людей позади него стали подниматься с земли, низко мне кланяясь. — Ну что, пройдёмся по рынку? Хочу посмотреть цены, прежде чем мы приступим к торговле? — радостно потёр я ладони друг о дружке. Лицо торговца слегка стало грустным, но перечить конечно же мне не стал, лишь с поклоном вытянул руку, показывая дорогу. Такой огромной толпой мы и пошли по рынку, который и правда оказался гигантским, да что там говорить, весь город по факту и был одной большой торговой площадью! Мои глаза разбегались от обилия товаров, которых я не видел даже на рынке Чичен-Ицы, хотя там он был довольно большим по местным понятиям, но конечно же просто мерк по сравнению со здешним. Останавливаясь рядом с заинтересовавшими меня товарами, я спрашивал цены, и торговцы, напуганные большим количеством людей возле меня, часто пугались или начали заикаться, но всё же, несмотря на трудности я произвёл обзор тех товаров, которые Ах-Боб предлагал мне в Чичен-Ице и здесь они стоили на тридцать процентов дешевле. Так что покрутив головой, я понял, что лучше сюда прийти позже, чтобы не дёргать торговцев, сказав, что теперь готов поговорить. Представители родов Шикаланго повели меня в большой, привычного уже архитектурного стиля майя постройки и внутри мы остались уже всего вдесятером. Со мной были только Марко и Пьетро, все остальные были представителями местных торговцев. Они предложили нам выпить их острый шоколадный напиток, который не нравился никому из моих спутников, так что пригубил его один я, ещё раз подумав, что как же можно портить столько какао на эту мерзость, а затем начались выяснение объёмов моего груза, образцы которого у них имелись, а также цена, которую я за них хочу получить. Я сильно не наглел, так что задрал её всего в двадцать раз больше, реальной стоимости товара, как если бы мне пришлось продавать его в Европе. Майя немедленно согласились, даже не став торговаться, так что мне стало не по себе, похоже они рассчитывали на гораздо большие размеры цен, так что их желание пожать быстрее мне руку, пока я не передумал, становилось вскоре понятным. — Погрузка и перевозка, тогда на вас, — попытался я выторговать хоть что-то ещё, поняв, что оказывается продешевил. Они этому обрадовались ещё больше, так что я вконец расстроился. Чтобы наши посиделки не закончились на этой грустной ноте, я попросил принести с десяток бутылок вина, и под оживившиеся разговоры своих новых компаньонов, вы и отметили заключённый контракт. Поскольку было довольно поздно, когда мы разошлись, то нас пригласил к себе в дом Ах-Боб, у которого мы и заночевали, а поутру, попрощавшись, отправились в обратный путь, чтобы подготовить корабль к тому, что вскоре к нему будут подходить сотни каноэ, для разгрузки своего груза и принятия нашего. Я решил, как и прежде, брать надёжным товаром: золотом, серебром, жемчугом, сушеным перцем чили, ванилью и совсем немного под свои нужды, какао-бобами, которых бы хватило на несколько лет мне питья шоколада. Стоимость их была всё ещё слишком большой, по сравнению с остальными товарами, так что моя душа была против делать из какао — товар на продажу в Европе, пока майя не развернут тут дополнительные плантации деревьев и пока он послужит только для удовлетворения моих эстетических и гурманских вкусов, не более. Ведь было чистой воды извращением, как если бы я пил расплавленное золото по утрам, так и шоколад, который по стоимости был очень близок здесь к этому металлу, которого нужно отметить было не так уж и много, как я думал, в основном торговцы предлагали мне серебро. Но мне было без разницы, оно для Европы с её нынешней нехваткой любого драгоценного металла для выпуска денег, было не хуже золота. Специи же, понятное дело, составили большинство объёма при оплате ими товара, как и аккуратно упакованные мной зёрна кукурузы, фасоли и тыквы, которые я собирался увезти в Европу для разведения этих культур, под свои нужды. * * * Чувство дежавю посетило меня, когда ранним утром, после возвращения на корабль, бомцанат построил всю команду на палубе, и все, особенно те, кто был со мной в первом путешествии, жадно смотрели на меня, ожидая, что я скажу. Я их не разочаровал. — Те, кто был со мной прошлый раз в Индии, знают эту мою милую традицию — делать людей богатыми, — я прошёлся по палубе, ловя на себе сотни взглядов, — этот наш поход, не станет исключением. Дальше я не знаю, куда нас приведёт судьба, а это вполне достойное место, чтобы закупить товар на продажу его дома по хорошей цене, и поскольку я уже оплатил вам всю стоимость ранее, и эти деньги находятся на сохранении в Венеции, то я предлагаю следующее. Я выдаю вам ровно такие же суммы на каждого, какие уже выдал, вы покупаете товар здесь в Шикаланго, и если возвращаетесь со мной домой живыми, просто возвращаете мне вместе с завещанием, первую выплаченную сумму денег. А всё то, что вы заработаете с продажи местных товаров, вы оставите зато себе. Как вам моё предложение? Восторженный рёв, вспугнувший тысячи птиц лагуны был подтверждением, что оно всем очень даже нравится. — Сеньор Витале, — обратился ко мне капитан, — поскольку вы опытный торговец и знаете, что будут покупать в Европе, можете дать нам советы, что лучше здесь взять? Не все в Индии брали то, что дороже, как они думали и потом сильно прогадали. Мой ответ на его логичный вопрос, слушали затаив дыхание, чтобы не упустить и слова. — Конечно сеньор Джакопо, — я с улыбкой склонил голову, — для моей команды, не стану делать тайн, но предупреждаю — это лишь совет. Этих товаров в Европе нет, так что я могу лишь предполагать их реальную стоимость, но решать всё равно вам. Я тоже человек и могу ошибаться. Раздавшееся хмыканье со стороны высшего офицерского состава, заставило меня показать им кулак. Зато — это немного развеселило остальных. — Ну же, не томите сеньор Витале, — подтолкнул меня к признанию сеньор Марко. — Я лично, взял ваниль, сушеный перец чили и серебро, — ответил я, — в остальном, решать конечно вам. — Сеньор Витале, а если я не вернусь и погибну в пути, что будет с моим купленным товаром? — поинтересовался один из молоденьких офицеров. — Он будет сохранён и передан вашей семье, вместе с первой суммой, — я пожал плечами, — я ведь обещал вам, что ваши семьи, даже в случае вашей гибели, не останутся бедными. Я всегда держу своё слово. — Слава сеньору Витале! — неожиданно выкрикнул он вместо благодарности и раздавшиеся крики, снова подняли тысячи птиц. Когда выражение благодарности от команды утихли, я приказал. — Сеньор Джакопо. — Да сеньор Витале, — капитан вытянулся в строю офицеров. — Подготовить корабль к разгрузке, кроме тех ящиков, что я помечу, и приёму нового груза. Всё проверять, записывать, ведомости как обычно отдать мне. Всё что может намокнуть, класть отдельно, мы закупим для него тару или упаковку в городе. Всё ясно? — Слушаюсь! — Можете приступать, — кивком головы поблагодарил его я, и отправился в каюту, где перед дверью изнывал Карло, которому пришлось персонально всё повторить и он, довольный, отправился вприпрыжку разговаривать со своими приятелями, выясняя что они будут покупать. Проводив его побег с усмешкой, я вошёл в каюту. Три обращённые ко мне лица, и тут же девушки слетели с кровати, упав передо мной на колени. — Подарки привёз, — проворчал я, доставая шкатулку, — времени было немного, поэтому похватал, что успел. Глаза всех трёх, округлились. Открыв шкатулку, я достал три одинаковые накидки, из тончайшей и невесомой шерсти, которая удивила меня своим качеством, и передал их девушкам. — Это же шерсть викуньи! Которых разводит народ с гор! — изумлённо воскликнула Ин Наишь, когда потрогала удивительный материал. — Это безумно дорого, господин! — она, всё ещё не веря, посмотрела на меня. Две сестры, видимо раньше не видели его, поэтому переводили взгляды с меня на Ин Наишь. — Ну прилично да, — я достал из шкатулки три одинаковых нефритовых комплекта драгоценностей: по два браслета и десяток колец, все насыщенного тёмно-зелёного цвета, который был самым дорогим на рынке. При виде них, вскрикнули уже трое, цену им, они знали все. Ревниво посматривая друг на друга, чтобы кому-то не досталось больше, они сразу же всё надели на себя. — Господин! — Ин Наишь, восторженно на меня посмотрела, когда закончила любоваться драгоценностями, — можем, мы наконец, как ваши наложницы, согреть вам постель? Две близняшки замерли, ожидая моего ответа. — Конечно можете, — хмыкнул я, смотря, как радостно взвизгнув, они мигом сняли с себя форму юнг, оставшись обнажёнными, и прямо как были в драгоценностях, так и легли на постель на спины, разведя ноги в привычной им видимо позе. — Ну вот, так и грейте, а мне работать пора, — хмыкнул я, ставя шкатулку на стол и выходя из каюты, закрывая за собой дверь. Раздавшийся громкий крик разочарования позади, согрел мою душу, но заодно и взбунтовал гормоны, которые потребовали вернуть подростковый организм обратно и закончить дело с наложницами, отдав им наконец свою девственность. Сделав три глубоких вдоха и выдоха, я взял организм под контроль и улыбаясь от сделанной мелкой пакости, поднялся наверх, позвав Карло, чтобы он вернулся на свой пост. Тот, в приподнятом настроении, кланяясь мне, стрелой метнулся вниз. «Бедняга, — снова проводил я его путь взглядом, — но баронами просто так и не становятся». * * * 10 октября 1201 года от Р.Х., г. Шикаланго, полуостров Юкатан В этот раз, я поплыл лишь с малой охраной и знакомыми мне майя, которые стали постоянными перевозчиками команды, на время их закупок товаров в Шикаланго, так что им даже пришлось привлечь ещё один род, чтобы обеспечить наши потребности. Старик, глава рода, с которым я только и общался, был горд тем, что его услугами пользуется сам халач уиник, поэтому лично встретил меня, когда я тоже решил сделать закупки, в этот раз для себя лично. Только вчера мы закончили загрузку последних каноэ, и я смог сверить размер отданного, с размером принятого. Всё, о чём мы договаривались сошлось, торговцы Шикаланго отдали всё до килограмма, как и было условлено. Поэтому закончив основные дела с торговлей, я наконец смог позволить себе выделить время на покупку подарков и побаловать лично себя, поскольку хоть мой план путешествия был ещё не выполнен даже на двадцать процентов, я уже столь много достиг за это время. Поэтому нужно было наградить себя за труды. Нас прибыло всего двадцать, так что внимание мы хоть и привлекали, но не так сильно, как прошлый раз, когда вокруг меня было больше сотни людей. Высадившись на пирс, я расплатился со стариком, и направился на рынок, в предвкушении больших трат. Глаза моментально разбежались от обилия товаров, но внезапно вычленили среди этого многообразия то, что заставило брови подняться, а глаза округлиться. В углу, среди заваленных товарами лавок соседей, примостился грустный молодой человек: босой, но зато одетый в шерстяные шорты до колен и такого же цвета, а также качества накидку на плечах, завязанную на груди узлом, и всё это несмотря на довольно жаркую погоду. Он печально сидел на отшибе, посматривая с тоской вокруг, поскольку четыре его ивовые корзины с продукцией, явно никого не прельщали. Никого, кроме меня. Я со всех ног бросился к нему и протягивая руку к небольшим, красным овощам на зелёных веточках, взволнованно спросил: — Почём помидоры, друг?! Конец четвёртой книги май 2022