Когда же он мягко спросил ее:

– У тебя есть какие-то серьезные возражения против замужества? Я не думаю, что ты собираешься уйти в монастырь. Мартин говорил, что парни увивались за тобой с шестнадцати лет, - она только закрыла глаза, скрипнула зубами и так сильно сжала блюдце, что чашка издала дребезжащий звук.

– Ну, и что?
– выдавила она, подняв ресницы и бросив на него воинственный взгляд.

С, какой стати вздумалось ее дяде рассказывать этому негодяю всю историю ее жизни в их семье? Да, у нее было довольно много ухажеров, но никогда ничего серьезного. Она была слишком занята поиском своего места под солнцем, своим самоутверждением, чтобы у нее оставалось время на постоянные привязанности. Но тут одна мысль ужаснула ее своим скрытым смыслом: возможно, ее чувства так и не проснулись, остались нетронутыми из-за того, что ей ни разу не встретился настоящий мужчина, например, такой, как Адам Тюдор.

Она вздрогнула, а он подсыпал ей соль на рану.

– Итак, ты не принимала обета безбрачия, и я тоже. И, как я тебе уже сказал, мне давно пора жениться. А поскольку ты не в состоянии отказать мне, то, пожалуй, самое время строить планы.

Он включил газовый камин, имитирующий настоящий, и, присев на решетку у экрана, спиной к нему, стал не спеша потягивать кофе.

Селина отставила свою чашку, чтобы не поддаться соблазну плеснуть ее горячее содержимое ему в лицо. Она быстро встала, обжигая его взглядом своих разгневанных глаз:

– Я ухожу. Не хочешь говорить откровенно - что ж, остальное я не хочу слушать!

Но ее остановил его нежный вкрадчивый голос:

– А как насчет полутора миллионов фунтов стерлингов? От них ты можешь отмахнуться также легко?
– Повернувшись, она встретилась с его холодным напряженным взглядом и признала, что давно ей было так не по себе.

Но он не должен этого знать. Не должен знать, что от страха у нее пробежали по спине мурашки. И она произнесла еле слышным голосом, заглушаемым ударами ее собственного сердца:

– Я не понимаю, о чем ты говоришь...

– Нет, понимаешь!
– Он криво усмехнулся.
– Ты лжешь.

В отчаянии Селина вглядывалась в холодную зеленую глубину его глаз, но не нашла там ничего, кроме презрения, которое разожгло ее гнев. Она до боли закусила нижнюю губу. Что толку кричать: это ни к чему хорошему не приведет, а только еще глубже затянет в трясину их непонятных отношений!

Глубоко втянув воздух в легкие, она повторила:

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду. И я не лгу.

– Или лжешь только тогда, когда это тебе выгодно.
– Он поставил чашку на камин и направился к ней, заставив ее сердце сперва остановиться, а потом бешено забиться.
– Ты солгала мне о Мартине. Почему я должен верить тому, что ты сейчас говоришь?

– Я сказала тебе, почему!
– Она не уступит; она не может себе этого позволить.
– Почему я должна тебя еще в чем-то обманывать?

В какой-то момент в глубине его глаз она заметила сомнение, но их тут же затянула холодная пелена, потом глаза все-таки оттаяли, и его длинные темные ресницы почти прикрыли их.

– В любом случае, это не конец света. Я вовсе не ищу себе в жены святошу.
– Его взгляд пробежал по ее зардевшемуся лицу, а голос приобрел неприятный хрипловатый тон:

– Мне нужна сила духа, а этого у тебя достаточно; я требую преданности, верности и буду их добиваться от своей будущей жены. Он слегка приподнял широкие плечи, а зеленые глаза излучали циничный холодок.
– Я готов принять белую ложь, если смогу распознать ее. А я смогу, поверь мне, я смогу.

– Какие у меня могут быть резоны выходить за тебя замуж?
– бросила она, стараясь выиграть время, в то время, как ее разум блуждал а словесном тумане.

Однако он легко нашелся:

– Резоны? Я бы сказал, что их примерно полтора миллиона.
– Он резко указал на стул, с которого она только что неожиданно встала.
– Сядь, я перечислю их тебе.

– Я лучше постою. Она не хотела уступить ни на йоту, но пожалела, что отказалась от его предложения, когда он подошел к ней почти вплотную. Вдруг в комнате стало слишком жарко, и ее тело под стесняющими одеждами обдало жаром.

– Не пытайся убежать, - мягко скомандовал он" заставляя ее своим грубоватым ласкающим голосом буквально обмякнуть.
– Ты не сможешь убежать от меня. Смирись с этим, и у нас с тобой пойдут дела лучше.
– Его сильные пальцы гладили ее плечи, она пыталась вырваться от него, потому что любая физическая близость с ним была опасной, и она уже чувствовала приближение этой опасности в обострении своих чувств и взволнованном биении своего сердца.

Он был к этому готов и не уступал, его руки легко подняли ее и перенесли на софу, стоящую у другого конца камина. Сам он опустился рядом с ней" по-прежнему обнимая ее разгоряченное тело. Густые черные ресницы прикрывали изумрудно-зеленый огонь его глаз, заставляя ее щуриться. Она была околдована шедшими от него флюидами, туманным блеском его завораживающих глаз. Потом, повинуясь какому-то чувству, он убрал руки и с улыбкой сказал:

– Сядь! Он разговаривает со мной, как с нашкодившей собакой, беспорядочно пронеслось в голове у Селины; она неуверенно возвращалась в реальность из сладкой ловушки, в которой находилась минуту назад, когда, казалось, между ними родилось что-то неожиданное и бурное.