Вместо приснившегося жирафа Олега сверлил карими преданными глазами Мартин. Не Борман, а бельгийская овчарка. Хотя Ермилов считал пса не меньшим вредителем, чем личный секретарь Гитлера.

Олег схватил пса за уши, потрепал легонько.

– У-у, фашистская рожа! – обозвал он ни в чем не повинного пса, желавшего всего лишь справить нужду на снежок в Филевском парке. – Хватит подлизываться!

Люська упорхнула в свою адвокатскую контору, сыновья-двойняшки Петька и Васька – в школу, а на главу семейства, выходившего из дома на полчаса позже остальных, возложили миссию прогулки с псом. Жена считала, что если Олег завел скотинку, то и раннеутренние прогулки – его забота. А мальчишки… Ну они считали своим долгом сбежать из дома пораньше, чтобы не гулять в еще темном зимнем парке.

В квартире батареи грели немилосердно. Да еще перед уходом Люська закрыла окно, чтобы благоверного не продуло. Оттого и приснился Олегу снова дурацкий жаркий сон с жирафом, саванной и терриконами (их Ермилов видел в ЮАР) и с неизменным черным фордом. В этом автомобиле, не во сне, а в жизни, преследовал Олега некий Ричард Линли, служивший резидентом MI6 на Кипре.

Год назад Ермилов попал в зону внимания этого опытного разведчика именно на Кипре, когда еще работал в Генпрокуратуре старшим следователем по особо важным делам и расследовал дело российского дипломата Юрия Дедова, связанное с финансовыми махинациями. Дедов на поверку оказался английским шпионом и покончил жизнь самоубийством, воспользовавшись случаем, когда его перевозили из обычного следственного изолятора в Лефортово и автозак попал в автомобильную катастрофу.

Линли очень обиделся на полковника Ермилова, выхватившего у него из-под носа ценного агента, которого Ричард самолично вербовал и курировал. Узнав, что Олег уже работает в ФСБ и пересек границу Великобритании, да еще по своим подлинным установочным данным, Линли открыл за ним охоту. Сперва в Лондоне, а затем и в ЮАР. Ермилов прилетел туда для встречи с Таназар – женой Кедрова. Она через посредника в Лондоне подбросила письмо в посольство России в Великобритании, в котором написала о существовании документов по секретному проекту «Берег».

Ермилову, прорываясь на такси в посольство России в Претории, пришлось чуть ли не штурмовать те самые белые ажурные ворота, чтобы спасти полученные от Таназар ценные документы и собственную жизнь. Бумаги он передал вализой на Родину, и они послужили основанием для присвоения звания Героя России Александру Кедрову, хоть и посмертно.

Все эти перипетии остались в прошлом, но настойчиво возвращались в тревожных снах. Олег знал, что это со временем пройдет. Ведь реже стала сниться Чечня, куда он ездил следователем Генпрокуратуры в служебную командировку и где получил ранение, попав в засаду вместе с бойцами подмосковного СОБРа.

Пригладив перед зеркалом светло-русые волосы, редеющие быстрее, чем хотелось бы, Ермилов натянул куртку и повел Мартина в парк. Тут на пустынных дорожках, еще подсвеченных фонарями, затаились голубые рассветные сумерки и унылые собачники. Правда, попадались и бодренькие экземпляры в ярких спортивных костюмах. Они, пристегнув поводок собаки к поясу, бегали по дорожкам, излучая вокруг себя жар, облачка пара и спортивный энтузиазм.

Ермилов ежился, глядя на них, терся щекой о меховой воротник куртки, мечтая вернуться побыстрее домой и выпить кофе. Он никогда в жизни не ощущал себя оптимистом. Может, в силу того, что его недавняя профессия следователя требовала во всем сомневаться, кроме статей УК. Из-за своей природной мнительности, помноженной на упертость, он и стал одним из лучших следователей Генпрокуратуры. В нынешней работе в органах госбезопасности эти его качества пришлись как нельзя кстати.

Правда, он видел себя несколько в ином качестве, чем аналитик и законник. Мечтал об острых оперативных мероприятиях, но в военной контрразведке его чаяния не воплощались в жизнь, как и до этого в английском отделе. Олег все так же оперировал статьями уголовного кодекса и копался в старых делах отдела, в который его определили. Даже должность еще предстояло дожидаться – не было свободной вакансии старшего инспектора. Ермилов то и дело ворчал, что приобрел на этой работе аллергию на пыль.

Стоило толкаться локтями в прокуратуре, расследовать зубодробильные дела, маневрируя между криминалом, коррупцией, давлением сверху со стороны лиц, заинтересованных в отмазывании фигурантов, чтобы оказаться в ФСБ в роли заштатного статиста.

В прокуратуре трудно было оставаться чистым и не предать закон и дело, которому служишь. Приходилось порой идти на компромисс, чтобы добиться хоть какого-то результата. Эти компромиссы изматывали, приносили бессонные ночи, когда Люська кормила его пилюлями от головной боли и своими нотациями на тему: «Ты не должен так близко все принимать к сердцу. В конце концов, уходи в юридическую консультацию или в адвокатару». В ответ на такое возмутительное предложение Олег начинал бурно реагировать и переставал на какое-то время заниматься самоедством, чего и добивалась Людмила.

Когда он перешел в ФСБ, начались ночные бдения с новыми переживаниями. Теперь по поводу недоверия. После дела Кедрова пришло успокоение, но ненадолго. Перевод в военную контрразведку смял все его достижения в английском отделе. Они оказались довольно-таки эфемерными.

На новом месте на него снова смотрели с опаской, а то и прямо выражали недоумение. В самых мягких выражениях оно сводилось к вопросу: «Каким шальным ветром к нам занесло прокурорского?» Ермилов вначале пытался отшучиваться, что ветер был попутный, однако слышал в ответ на шутку еще более убийственное: «Что-то у нас в Конторе стали форточки открывать, кого только сквозняком не заносит».