Шрифт:
– Вы из другого теста. Люди стали другими. Они устали от развлечений, они пресыщены. Их давно пора чем-то встряхнуть.
– Вы судите по себе, молодой человек?
Логарифм криво улыбнулся, пригладил бороду и быстро пошёл к выходу.
Саблин буравил взглядом его спину, и только когда дверь захлопнулась и фигура с большой головой исчезла за окном, сказал:
– Да кто он такой. Чем занимается?
Вешников тяжело вздохнул:
– Если бы мы знали, Никанор Степанович.
– Если бы мы знали, – поправила Ева, – легче бы не стало.
Колокольчик снова звякнул, и в следующую минуту в кофейне разом сделалось тесно. Женщина с пышным бюстом и облаком кудрявых волос на голове вошла в двери, таща за собой весело галдящую малышню.
Двое мальчишек, одинаковых как две капли воды, шмыгнули вперёд к буфету, где за стеклом красовались пирожные. Девочка, по-видимому их сестрёнка, хотела погнаться за ними, но мать успела её удержать.
Видно было, что оделась посетительница кафе наспех. Детки застёгнуты на все пуговицы, а вот на себя ей, похоже, времени не хватило.
– Артур, не лапай пальцами стекло. Миша, что ты повис на нём, как пиявка? Один латте, пожалуйста, и побыстрее.
– Мама, эклер!
– Мы договаривались, Лизочка. Никаких сладостей. Мы и так опаздываем на кружок.
– Мам, ты купишь нам «картошку», ну пожа-а-алуйста! – заныли близнецы.
– Ах ты ж! Дайте эклер и две «картошки». И кофе, а то я сейчас лягу на пол прямо здесь.
Вешников за стойкой засуетился. Нечасто ему приходилось торопиться, поэтому он очень боялся опрокинуть пакет с молоком или рассыпать зёрна.
Осознав тот факт, что пирожные им купят, мальчишки переключили своё внимание на старика, неторопливо потягивающего напиток.
Заметив, что на него смотрят, Никанор Степанович заулыбался и пробасил:
– Как жизнь, орлы?
– Нормально, орёл, – рассеянно сказал Миша, а брат дёрнул его за рукав и шепнул на ухо: «Смотри, он одет в гигантскую газету».
Саблин подмигнул девочке, и она от удивления вынула палец изо рта.
Женщина нетерпеливо барабанила пальцами по стойке.
– Садитесь, я всё принесу, – сказал Вешников, словно оправдываясь.
Но она сама взяла у него из рук пирожные и кофе и пошла к столику. В это время Артур чуть не снёс торшер, так как Миша подставил ему подножку, а Лиза неожиданно вспомнила, что забыла у мамы в кармане свою любимую игрушку, и заревела в голос.
– Стоять! Разделиться я, что ли, должна надвое! – взревела женщина.
Она фантастическим усилием заставила себя донести кофе и пирожные до столика. И только тогда кто-то получил игрушку, а кто-то – по мягкому месту.
Затем мамочка с достоинством вернулась к стойке. Сколько с меня?
– Четыреста десять.
Она присвистнула, достала деньги и, чуть замешкавшись, вместе с ними положила на стойку стопку цветных флаеров.
– Вот. А это приглашение на выставку. Я… художница.
– О! – довольно улыбнулся бариста. – Мы с женой любим ходить на выставки неизвестных художников.
Ева кашлянула. Женщина у стойки удивлённо подняла брови. Вешников вдруг понял, что сказал, и уши у него стали цвета сырой форели.
Художница вернулась за столик. Артур и Миша весело заболтали ногами, наслаждаясь «картошкой». Лиза вздыхала над эклером.
Никанор Степанович всё улыбался, глядя на деток.
– Любите самолёты, орлы?
Артур ткнул брата локтем.
– Мне больше нравится японский мицубиси, – заявил вдруг Миша.
– А мне мессершмитт, – сказал Артур. – На нём отличные пулемёты, я тебя всё время гашу.
Брови у старика поползли вверх, и он не сразу смог ответить.
– Разбираетесь в истребителях? Похвально. А что же, про Ил-10 слышали?
– Слышали.
– Неужто думаете, что он хуже ваших японских да немецких! Так вот, я на нём летал…
– Подумаешь, мы тоже летали.
– Со взрослыми так не говорят, – вмешалась мать.
– То есть как, – моргнул Никанор Степанович, – как это «летали»?!
– Не слушайте вы их! – сказала женщина, вытирая салфеткой крем со щёк девочки. – Они наигрались в свои стрелялки на компьютере, вот и говорят, что летали.
На лицо Саблина вдруг упала тень, и он больше не сказал ни слова.