В следующие дни он тоже не видел девушку и уже ни на что не надеялся. Дни летели, приближалась пора посевной. Техника была почти готова, мужики обучены и проверены в работе. Как-то проезжая по тракту из района на машине, он увидел Аню, которая шла из магазина уже другой дорогой, а не мимо их усадьбы. А рядом с нею бодро шагал Колька Скнарев, весело что-то рассказывая, смеясь и размахивая руками. Аня же шла молча, опустив голову, не глядя на парнишку, словно того и не было рядом. У Федора взыграло все внутри: «Ну и гад же ты, Колька, не обломится тебе ничего! Все равно я выясню, что случилось с Аней, и заставлю ее поговорить со мной, а там будь что будет».

Аня же поменяла дорогу в магазин после нового скандала с Шурой, когда та обозвала ее гадкими словами.

– Ты думаешь, никто не знает, что ты немецкая подстилка? Пялишь глаза на парней, они-то узнают все о тебе, уж я постараюсь!– почти визжала Шура, не видя, как во дворе появился свекор.

Он подошел, тяжело ступая больными ногами, и тростью огрел Шуру по толстому заду. Та взвизгнула от неожиданности, дернулась, обернулась и сжалась в ужасе.

– Еще раз услышу и увижу, что ты обижаешь Анну, пеняй на себя: выселю из дома, пойдешь со всем своим семейством куда глаза глядят. Я вижу – ты добра не понимаешь: кормлю вас, одеваю, оказывается, пригрел змею. Вон пошла… домой… к мужу… к детям… Чтобы я тебя на дворе не видел!

Шура шмыгнула в дверь. Филипп Федорович закашлялся, тяжело дыша, стоял и не мог двинуться с места. Такая ярость им овладела, даже Аня испугалась. Потихоньку он отошел от вспышки, поманил девушку и сказал:

– Ничего, дочка, таких только так и учить надо. Взяла моду – языком, как помелом, мести. Ты успокойся, я тебя в обиду не дам.

– Я не боюсь, но никак не пойму, за что она так со мной?! Она же ничего не знает обо мне…

Аня прижалась к отцу, взяв его под руку, осторожно повела к скамье под яблоней в дальнем углу двора. Они сели. Помолчав, дочка спросила:

– А какой дорогой еще можно пройти к магазину, если не идти по нашей улице, а то здесь одни камни да ямы? Где-нибудь есть дорога поровнее? Не хочется туфли разбить. Не думаю, что здесь можно какую-то обувку купить, если изношу эти.

– А видела ли переулок за нашим домом? Он ведет вверх к тракту. Тот щебнем засыпан и укатан давно, можно спокойно ходить, я думаю,– улыбнулся он такой бережливости.

– Хорошо, в следующий раз я там и пойду, узнаю дорогу получше. Хочется поселок хоть как-то разглядеть, а то нигде не бываю, ничего не знаю… Вы успокоились? Нельзя, наверное, так расстраиваться, это плохо для здоровья,– погладила его руку Аня.

– Ничего, ничего, все хорошо… Редко так бывает, но надо осадить дуру, а то все норов не укоротит,– ласково глядя на нее, сказал отец.

***

Как-то Аня познакомилась с соседкой Малайей, та была разговорчивая, приветливая, весело поглядывала на девушку, иногда беседовала с ней на границе огородов, благо там дел у обеих хватало. Аня рада была такому случаю: не хватало дружеского участия, но она не жаловалась на жизнь, просто разговаривали обо всем. Позже девушка разведала новую дорогу, ей понравилось идти по ровному полотну, хоть не надо бояться булыжников и колдобин. А когда шла из магазина, к ней присоединился парнишка, назвался Колей, вызвался проводить до дома. Девушка покачала головой, но не прогнала на тракте, шла спокойно, опустив голову, почти не общаясь с ним, а тот старался ее разговорить, рассмешить. Свернув в переулок, впервые за дорогу Аня сказала, что дальше пойдет одна. Парень и отстал, но долго глядел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом.

Такой и увидел ее при своей поездке Федор, только он рассердился, что рядом с ней оказался Скнарь, и дал себе слово, что во что бы то ни стало добьется своего. Но в другой раз он увидел ее на тракте плачущей, и так жалко ему стало девушку, что остановил машину и, выскочив из кабины, открыл дверцу и, почти задыхаясь, сказал:

– Анечка, садитесь, я вас подвезу!

Девушка, ничего не видя от слез, помотала головой, пытаясь успокоиться, вытирая щеки платочком. «Что это я не сдержалась: начала жалеть себя, стыдно-то как… А этот что еще хочет, и так не по себе: то что-то болит в груди, то Шура выводит из себя, господи, как тяжело…»

Федор настойчиво подошел к ней, взял за руку и потянул к машине. Она остановилась и отдернулась, запальчиво воскликнув:

– Куда вы меня тянете? Что вам всем от меня надо?!

Федор оторопел от жалобного голоса девушки, не решаясь подойти, потом все-таки приблизился и робко проговорил:

– Разве я вас обижал когда-нибудь? Что случилось? Снова кто-то обидел?

– Оставьте вы меня все в покое…

Федор грустно глянул в ее заплаканные покрасневшие глаза, помолчав, нерешительно проговорил:

– Вы мне расскажете, кто вас обидел? Я его накажу!

Аня нервно засмеялась:

– Как вы кого-то можете наказать? Вы кто – милиционер? Не смешно…

– Но вот – вы смеетесь, значит, уже смешно! Садитесь в кабину, поедем, я повезу в одно место – вам понравится.

Она покачала головой в нерешительности, но все же села в машину, аккуратно подобрав подол платья. Федор включил зажигание и осторожно тронул машину с места. Девушка, вжалась в сиденье, уже слабо улыбаясь смотрела то на дорогу, то на парня и молчала.