Шрифт:
Основная и пронизывающая всю Тхерагатху тема – это поиск пути к освобождению из безначальной круговерти перерождений в различных мирах сансары, которая сравнивается с огненной ямой, с бездной терзаний; и достижение её противоположности – Ниббаны, имеющей свойства успокоения, угасания омрачений и прекращения цикла рождений и смертей. Путь этот состоит в культивировании трёх основ – добродетели (sila), созерцания или сосредоточения (samadhi) и мудрости (pa~n~na). Добродетель можно вкратце описать так: «Не делать другим ничего, что не желал бы самому себе», то есть развивать доброжелательность, сострадание и соблюдение того, что именуется «благим» в отношении самого себя и других живых существ.
Созерцание в широком смысле включает охрану так называемых дверей чувств (глаза, уха, носа, языка, тела и ума), развитие четырёх основ памятования [1] (о теле, уме, объектах ума и чувствах) и, наконец, достижение всех четырёх джхан (поглощений ума в глубоком состоянии созерцания или сосредоточения).
Мудрость включает прямое постижение Четырёх благородных истин (о страдании, его причине, прекращении и пути, ведущем к прекращению) и трёх характеристик бытия – непостоянства (anicca), тягостности или страдания (dukkha) и безличности (anatta).
1
«Памятование» – это перевод палийского слова sati, которое этимологически происходит от глагола sarati, означающего «помнить». Памятование в буддийском контексте – это способность ума сочетать внимательность в каждом моменте с осознанием того, присутствуют в уме омрачения (в основном влечение и отторжение) или нет. Обычно sati переводят как «осознанность», но в свете огромного количества материалов и спекуляций на эту тему в последнее время мне не представляется правильным использовать этот вариант перевода.
Благородные истины в Типитаке описаны таким образом (типичное описание):
Вот, монахи, Благородная истина о страдании: рождение есть страдание, старение есть страдание, болезнь есть страдание, смерть есть страдание; встреча с неприятным есть страдание, и разлучение с приятным есть страдание; не получать того, чего желаешь, есть страдание; вкратце – пять совокупностей, подверженных цеплянию, есть страдание.
А вот, монахи, Благородная истина о возникновении страдания: это та жажда, что ведёт к перерождению, сопровождающаяся упоением и вожделением, поиск упоения то тут, то там, а именно – жажда чувственных услад, жажда существования, жажда уничтожения.
А вот, монахи, Благородная истина о прекращении страдания: это отбрасывание без остатка, истребление и прекращение этой самой жажды, отказ, освобождение от неё, нецепляние.
А вот, монахи, Благородная истина о пути, ведущем к прекращению страдания, – это Благородный восьмеричный путь: Совершенное воззрение, Совершенное устремление, Совершенная речь, Совершенные деяния, Совершенные средства к существованию, Совершенное усилие, Совершенное памятование, Совершенное сосредоточение.
Ключевым моментом для освобождения является практика укрощения и развития собственного ума.
После достижения Ниббаны араханты с облегчением произносят одну и ту же фразу:
Завершено сансарное блужданье,и нет рожденья больше для меня!Тематику поэм Тхерагатхи я разделила (условно, конечно) на десять тем, которые повторяются у разных авторов.
В третьей части «Кхуддака-никаи» есть раздел под названием «Удана» (что с пали переводится как «восклицание»), авторство которого приписывается самому Будде. В «Удане» он выражает радость от того, что смог «пробиться» к полному и окончательному Пробуждению. Как и Будда, его ученики радуются освобождению от сансары.
В Тхаг. 16 бхиккху Беллаттхисиса говорит:
Скакун чистокровный с сияющей гривойПо полю гарцует легко, без надрыва;И я днём и ночью легко практикую;Я в счастье неплотском живу и ликую.Здесь не содержится наставлений, но лишь констатируется факт, что все страдания оставлены позади и уже не возникнут вновь.
Нужно отметить, что не все авторы поэм были арахантами именно в момент написания стихотворения, но каждый из тех, кто ещё не реализовал Ниббану, искренне стремился к ней и испытывал грусть и неудовлетворённость из-за того, что вершина пока оставалась непокорённой. Хотя сама по себе грусть является неблагим качеством ума, в данном случае она служила стимулом и подвигала бхиккху к приложению усилий.
В одном из стихотворений (Тхаг. 1096–1050) бхиккху сначала сокрушается о том, что ему непросто даётся продвижение на пути: он оставил дом и семью, ушёл в отшельничество, но его ум, прежде очарованный перспективой Освобождения, внезапно стал тянуть его назад. Он вопрошает:
О, когда же, заслышав крики сказочного павлина,Я проснусь в горной пещере,Направив разум на Неумирающее? [2] Когда же, когда это будет?..2
В языке пали одним из эпитетов Ниббаны является слово amatam, которое обычно переводят на английский язык как deathless, undying, то есть «бессмертный, не смертный». Я предпочитаю слово «неумирающее», потому что в русском языке бессмертие всё-таки больше ассоциируется с вечной загробной жизнью, неким «царствием небесным», в то время как в Ниббане никто не умирает лишь потому, что там никто не рождается.
После выражения разочарования в своём уме бхиккху вознамеривается решительно усмирить его и не следовать его капризам и мимолётным устремлениям.
Так, в Тхаг. 219–221 Аггикабхарадваджа Тхера делится, что прежде он был брахманом по касте и выполнял различные практики, связанные с поклонением огню и самоистязанием. Когда же он познакомился с Дхаммой, он стал «истинным брахманом», то есть тем, кто освободился от всего зла.
В Тхаг. 283–286 бхиккху Джамбука описывает похожую историю: он следовал суровым аскетическим практикам (ел навоз, вырывал волосы на теле) в надежде обрести Ниббану, но этим лишь мучил себя. Известно, что до своего Пробуждения бодхисатта (будущий Будда) Сиддхартха тоже два года истязал своё тело, пока не остановился на Срединном пути.
В Тхерагатхе мы находим истории сына Будды – Рахулы Тхеры (Тхаг. 295–298), серийного убийцы Ангулималы Тхеры, ставшего арахантом (Тхаг. 866–891), великого отшельника Махакассапы (Тхаг. 1055–1094) и других известных учеников Будды.