Шрифт:
В груди будто сдвигались тектонические плиты. Перед внутренним зрением возникла картинка из медпункта: потоки движения энергии в правой руке. Где-то в глубине мышц перекатывались омерзительные колючие шарики. Казалось, что кожа не выдержит их напора.
Хоп — и ощущение, разрывавшее правую руку, испарилось. Я впервые ощутил чистый поток ки.
Заломило нижние зубы. Наступила очередь левой руки.
Через двадцать минут мне казалось, что из меня вытащили все кости, прополоскали меня изнутри, высушили, отпарили и выпустили чистым и обновленным.
— Теперь ки цепляться не будет, — подытожил Кощей. — Надеюсь, ты готов.
В центр груди обрушилась волна живой воды.
— Карачун, что ты тут делаешь?
Я находился во внутреннем мире. Здесь было светло. Поле, раньше покрытое сухим ковылем, превратилось в роскошный луг. Кое-где сверкали яркие броского вида цветы. Повернув голову, я оценил дом, стоящий на опушке глухого леса. Белый сруб, будто еще пахнущий свежим деревом. На крыше фигура коня-птицы. Скаты были продолжением скакуна, образовывая его крылья. Их украшали…
— Это называется причелины, — пояснил Карачун, садясь на лавку перед домом и для наглядности показав костистым пальцем в небо. — Над твердью земли находится твердь неба с солнцем, а выше солнца и луны — хляби небесные. Оттуда на землю льется вода. Поэтому причелины так выглядят. Волнистые линии резьбы — глубина небесной воды, а небольшие кружки — это отдельные капли.
Он помолчал еще немного.
— Что я делаю — понятно. Сижу и не мешаю твоему отцу. А ты здесь какими судьбами?
— Скорее всего, занимаюсь тем же самым.
— Ну, тогда тоже посиди.
Я сел рядом. Что-то делать команды не было.
— Костян, пора домой.
Голос Кощея донесся с той стороны, где, по мнению Карачуна, находились «хляби небесные». Времени прошло всего ничего.
Я открыл глаза. Барьер был на месте.
— Вставай, нужно проверить, как сработало.
Оглядев мою помятую матрасом спину, батя удовлетворенно кивнул и встал напротив меня.
— Делай как я.
По нему начали литься потоки мертвой воды.
Я повторил.
— Ты умеешь усиливать нервную систему?
Я кивнул в ответ.
— Вот самое время.
Я занялся нервной системой, а Кощей, вытянув одну руку, собрал в ладони шар. Я понимал примерно ничего из происходящего. Папа развел пальцы и воткнул их в шар, после чего сфера начала стремительно раскручиваться вокруг невидимой оси.
По нервной системе пробежал жар. Мир должен был стать ощутимо медленнее — но этого не происходило, вращение странного конструкта передо мной продолжалось в том же темпе.
Отец ускорял время для нас обоих.
— Позови оружие.
— Карачун, — в вытянутую руку прыгнула большеберцовая кость.
Это будто была привычная кость… но почему она так вытянулась?
Появившееся мертвенное мерцание было обычным.
Но в моей руке больше не было глефы. Там была коса.
— От судьбы не уйдешь, — покачал головой отец. — Смотри.
Чувство, что на мне появилась какая-то дополнительная одежда, не обмануло. Длинный, до пола, плащ с широченными рукавами состоял из той же дымки, в обрывки которой было одето воплощение моего Карачуна.
— Поздравляю, Костян, ты теперь не только сильный, но еще и быстрый.
Я еще раз осмотрелся.
— А из этой… материи можно еще что-нибудь создавать?
— А, пафоса маловато? — понимающе кивнул отец. — Можно, если сил хватит.
Я поднес ладонь к глазам. Раз уж я теперь одет как надо, что было бы уместно?
Наверное…
Антрацитовые потоки Нави завихрялись на пальцах. Я лепил их так, как мне нравилось. Оперирование родной стихией было приятным. Как будто я вернулся домой из долгого путешествия.
На ладони лежала полумаска в виде нижней челюсти. Я надел ее.
Часть барьера, повинуясь знакам отца, стала зеркальной. Оттуда на меня смотрел Мрачный Жнец.
— Красавец, — подытожил Кощей. — Возвращайся на исходную. У нас еще бабы не обсуждены.
— Пап, а вы с дедом использовали такой же способ? — говорить под маской было легко, ничто не мешало. Я наслаждался новой формой.
— Нет, мы были сконструированы намного раньше. К тому же нам не требовалась взрывная эволюция. В твоем случае сам бы ты такое не провернул, нужна помощь стороннего лица.