Шрифт:
– На! вот тебе голова, Господарь! Можешь ли ее узнать? – (воскликнул Эймунд). Конунг покраснел при виде этой головы. Эймунд молвил:
– Этот великий подвиг храбрости совершили мы, Нордманны, Господарь! Прикажите теперь прилично похоронить вашего брата, с надлежащими почестями.
Конунг Ярислейф отвечал:
– Опрометчивое дело вы сделали, и на нас тяжко лежащее! Но вы же должны озаботиться и его погребением. Ну, какой ряд станут теперь рядить те, которые ему следовали?
Эймунд сказал:
– Я полагаю, что они соберутся на вече, и будут друг друга подозревать в этом деле, потому, что нас они не приметили. Поссорившись, они разойдутся, не станут более доверять одни другим, и побредут толпами восвояси. Я уверен, что немногие из них будут думать о пристроении (тела) своего Конунга.
Вслед за тем, Нордманны вышли из города, и поехали тем же путем в лес. Они прибыли к стану. Там дело сбылось так, как предполагал Эймунд: Бурислейфовы люди все ушли прочь, перессорившись между собою при расставании. Эймунд отправился на поляну: на ней лежал труп Конунга, а при нем не было ни одного мужа. Они срубили гроб, приложили голову к телу, и поехали с ним домой, (в Киев). Тогда и сделалось погребение его известным многим лицам. После этого, весь народ той страны поступил в руки Ярислейфу, поклявшись ему присягою, и он сделался Конунгом тех владений, в которых прежде княжили они вдвоем».
Как же эти «показания» интерпретировать? Были попытки все-таки признать «Бурислейфа» Святополком на том основании, что на его стороне воевал Болеслав, король польский. И мол, по прошествии времени, в саге как бы «слиплись» два персонажа, причем главный получил имя второстепенного.
Возможно ли такое? Окончательный вердикт по «делу» так и не вынесен. И это очень характерно, что прямо у корней русской истории есть нечто навсегда, по всей видимости, не проясненное. И мы по сей день не можем быть уверены в исторической подлинности образа и первого нашего святого, и нашего «царя Соломона».
Непосредственным наследникам Боголюбского тоже пришлось вступить в братоубийственную войну. Впрочем, если быть точным, сражались дядья с племянниками.
Глава IV
Реванш «Демоса»
Вече берет свое
Иссеченное мечами и другими «колюще-режущими предметами» тело Андрея Боголюбского, несостоявшегося самодержца, сутки валялось, по словам летописца «в огороде». Затем его все-таки перенесли в церковный притвор. И наконец, еще спустя несколько дней, отпели и погребли. А вокруг, тем временем, разворачивался «триумф демократии». Сначала владимирцы громили княжьи палаты, грабили добро Андрея, резали сподвижников. Помимо естественной тяги к поживе, жесты вполне символические – аннигиляция той власти, которая покусилась на исконное. Ну, а потом собрали вече.
Конец ознакомительного фрагмента.