– Неофициальных художников не показывают на публике. Как можно узнать об их искусстве?

– Они устраивают выставки в своих мастерских и приглашают людей. В таких случаях их работы продаются.

– Есть ли у русских художников возможность узнать о работах своих западных коллег?

– За последние 10–15 лет мы получили с Запада много книг по искусству, каталогов и журналов.

– Стоит ли ожидать, что эти каталоги, книги и журналы постепенно откроют границы для выставок западных художников?

– Как известно, в Москве недавно была выставка у Шагала. Его принимали как патриарха. Наплыв посетителей превзошел все ожидания, так что попасть на выставку было нелегко. Первоначально Музей имени Пушкина подготовил экспозицию из своих шести картин и 40 литографий. Но за два дня до открытия все изменилось. Шагал настаивал на том, чтобы его показали в Третьяковской галерее. Третьяковская галерея предназначена исключительно для русских художников, а Шагал хотел бы считаться русским художником. Мы были очень рады этой перемене.

– Эта перемена надолго?

– Шагал официально признан. Картины после выставки не вернули в Пушкинский музей, а теперь навсегда повесили в Третьяковской галерее.

– Так что же с авангардом 20-х годов?

– Русский авангард представлен главным образом такими художниками, как Малевич и Татлин. К 1915 году – году, когда появляется авангард, – имелось около 20 известных художников. Эти художники между 1920 и 1921 годами оказались вытеснены на задний план. Но это произошло не из-за давления со стороны правительства. Как можно заметить, во всем мире ситуация с авангардом была схожей. Можно обнаружить то же самое у таких художников, как Кандинский или Мондриан. В отличие от кубизма или импрессионизма конструктивизму потребовалось около 40 лет, чтобы добиться признания. Лишь несколько лет назад его великое открытие состоялось, и коллекционеры ухватились за него и подняли цены.

– Вы имеете в виду западных коллекционеров?

– У нашей публики также есть большой интерес к искусству 1920-х годов. Полагаю, через два-три года весь авангард будет висеть в новом законченном музее в Москве. Тогда россияне открыто покажут всем свои работы Кандинского, Малевича, Поповой и Клюна.

– Ваша коллекция показывалась официально?

– Три года назад у меня была возможность на три дня представить ученым в Институте физики 68 масел Поповой и Клюна.

– Можете ли вы свободно распоряжаться своей коллекцией?

– В пределах России я могу продать коллекцию. В мои планы, однако, входит еще больше пополнить собрание. После моей смерти русский народ должен получить всю коллекцию в подарок… в конце концов, это третья по величине коллекция в стране.

– Значит, есть и другие, хотя и небольшие, частные коллекции?

– Некоторые начали собирать лет десять назад. Но им было уже не так просто находить работы. У этих коллекционеров есть один Малевич, одна Попова, пара Клюнов, что-то еще. У меня есть 50 Клюнов, 60 Поповых и т. д. и т. п. – в моей коллекции насчитывается около 600 позиций.

– Это делает вас миллионером, потому что цены на искусство 1920-х годов теперь непомерно высоки…

– Искусство всегда сопровождается явлениями, которые не имеют ничего общего с искусством. Существует, скажем, такая вещь, как гипноз и шаманизм. Люди могут быть взбудоражены каким-то явлением. И это взвинчивает цены. Для Запада русский авангард – новая территория, на которой он обнаруживает невиданных ранее красавиц. Люди на Западе устали от того, что они покупали до сих пор. И тут они находят другую корову, полную молока, которую нужно доить.

– Какой художник дает больше молока?

– Малевич. Он – бог, которого окружают такие ангелы, как Попова, Клюн, Лисицкий, Родченко.

1974–1975 годы – переломные в истории советского неофициального искусства, переломные во многих отношениях. Так называемые осенние выставки-акции 1974 года на открытом воздухе в Москве, прошедшие 15 и 29 сентября, пробили брешь в стене молчания вокруг неортодоксальной линии искусства в России. За ними последовали многие другие полуофициальные выставки в Ленинграде и Москве, образовались живописная секция в Горкоме в Москве и ТСЖ в Питере, но, главное, после этих громких событий в лагере неофициального визуального искусства появились новые направления, более современные языки искусства и в дальнейшем значительно вырос профессиональный обмен идеями и продуктами культуры между Западом и левыми художниками, литераторами и т. п. Разумеется, отдельные российские художники или группы художников имели контакты с некоторыми европейскими искусствоведами и галеристами и раньше. Однако до 1974 года Западу не хватало важного элемента для инициации волны массового интереса к российскому искусству – в нем не было интриги или громкого протеста, не было шоу, которое обязательно должно присутствовать для западного зрителя. Осенью 1974 года Оскар Рабин и Ко это шоу организовали, и волна пошла…

Отметим, что начало года ничем не предвещало этих событий; интерес западных СМИ и профессиональных кругов к российскому изобразительному искусству, как и в предыдущие пять-шесть лет, был практически нулевой. Свои репортажи западные корреспонденты посвящали только политическим аспектам жизни музыкантов, артистов, композиторов, режиссеров, писателей и ученых в СССР. Зато в конце года в связи с вышеупомянутыми выставками в столичных городах в мировой (и нашей) прессе появилось невообразимое количество материалов.