– Ты уверен, что святозары пошли на такое? – все еще сомневался Ликише. – Это же… святозары! Они не могли опорочить себя вот так легко!

– Могу руку себе отсечь, если сказал неправду! – возмутился Тарантул, протягивая руку с огоньком вперёд, тот снова достал саблю, чтобы осуществить обещанное.

– Тарантул, не надо! – взмолилась Хиона, успокаивая арахнийца.

– Мирида не имеет сарфины, кто же посмел взять на себя такое право наз… – задумался корсей.

– Фрийя, – едва шевеля губами, торговец осёкся, как только взгляд Ликише потемнел при одном упоминании этого имени. – Это я так сказал, а когда она впервые явилась к нам в лавку, чтобы не солгать мне, назвала себя Миридианой. Она хочет сделать Мириду матриархальной.

– Новый титул?! – послышался испуганный голос мелиссы. – Что же это будет? А для чего здесь мы – борейцы?

– Это невозможно! Мирида никогда не подчинится женщине! Веками ирильцы чтили традиции, что давали нам наши предки. Право вести за собой людей не есть женское только потому, что это мужской долг! Она как мать должна заниматься наследником. Готовить Лютоса к будущему! Вносить женское начало для своего чада, и только лишь по совершеннолетии дети уходят к мужскому – то есть под покровительство отца! Но что она даст своему сыну, если сама станет… Миридианой!

– Это ненормально! – добавила Хиона. – Она разрушает все! В мире всегда играет противовес, а какой противовес несет она? Разгромы? Ссоры? Полное противоречие! Безначалие?

Представленная картина все никак не складывалась в голове корсея. Какая-то нелепица крутилась в мыслях, словно он уже представил картину, где его величавая мать Миридиана осуществила свой коварный умысел и завладела троном. Жуткая картина напугала его. Он вопросительно глянул на арахнийца, дабы разгадать, какую же роль играет он в этой затее, но ответ как-то сам всплыл из его потока противоречий.

– Ей нужен очень сильный и влиятельный покровитель.

– Вы верно сказали, что для таких дел нужен отчаянный альхид, готовый на самые мерзкие поступки, – неуверенно ответил арахниец. – Из тех, кто мог вогнать Мириду в страх. Он единственный, кто мог бы утаить подобную игру, протаптывая дорогу коссее.

– Лукерий? Он как старая, анархичная, отжившая свое собака! Его место говорит само за себя! Он заклинал людей отказаться от воды! Бедняги, которые последовали за ним, погибли от обезвоживания. Много умерших, из них больше наивных стариков и детей. Однако этот одержимый собственной дурью уничтожил целую стаю рукокрылых крыланов, что мирно таились в темных глубинах пещеры от убийственного солнца. Он вынудил вынестись их на свет! Бедных животных постигла смерть, как только те показались за пределами Тенистой горы, что возле городища Менкар. После такого сумасбродного чудака закрыли в обители. Его уже пятнадцать лет никто не видел! Как эта лживая спесь может влиять на коссею, если он никогда не покидал водосточной башни, что стала для него вечной тюрьмой? Здесь нужен тот, кто держит всю ось мира.

Ликише подавлял себя в своих высказываниях, старался унять ядовитые феромоны, дабы не напугать свою спутницу.

– Я как-то раз подслушал разговор между оракулом и вашей матерью. Она никак не могла уяснить, что это… то, что она делает… это запрещено всеми законами природы и мира наших предков. Злодеяние, что она берет на себя, непростительно, и будет караться самым страшным божеством – Вагой. Женщина не боится возмездия.

Тарантул броско притаился, словно знал, что Вага точно его услышит.

– Что? Что она хочет сотворить?

– Мой оракул не молода, – медлил арахниец, подбирая правильные слова, но уже шепотом добавил: – Она часто разговаривает сама с собою, и весь разговор с коссеей она несколько раз пересказывала вслух.

– И?..

– Смею сказать… – Хорошенько прокашлявшись, Тарантул продолжил: – cветлейший Лютос не может одарить Мириду радостью. Он так же сух, как отощавшая щепка в пыльной кладовой. Коссея брала у оракула зелье, что моглo бы заполнить ее сына жизнью, но, как мы видим, все ее старания тщетны. Жизнь давно покинула крон-корсея. Он давно не жилец.

– То есть как это? Я видел его перед собой и клянусь, он был живее всех живых! – Ошеломлённую рассказами арахнида Хиону, как и Ликише, переполняли эмоции.

– Да, но это всего лишь оболочка, вымышленная картина! Светлейший давно связан с мертвыми. Он носит на себе лича А Хами. Оба рождены под одной звездой и давно связаны клятвой. Коссея Фрия связала себя с влиятельным покровителем, она не могла подумать, чем придется расплачиваться ей.

Холод пробирался по стенам подвала, как только арахниец закончил свой рассказ. В той кромешной темноте, где единственным светилом был тот огонёк на ладони арахнийца, выглядел как надежда на спасение от надвигающего зла. Но уж лучше темнота, пусть глухая бездна, пусть неземные чудовища сошлись с ним глазами, нежели видеть неистовое безумие на лице корсея.

– А как же я рожу, если… корсей Лютос… – растерялась Хиона. – Для чего все это? Зачем мы прибыли сюда?

– Так сложились ваши звезды и судьбы. Эта жизнь вам подбросит еще немало сюрпризов, но конец этой истории того стоит. А теперь пусть мой оракул покажет вам всю правду, а то что-то тут стало сильно холодно, мелисса.

Хиона вспомнила предостережение Ликише о святозарах. Она тут же взяла себя в руки, а после воскликнула корсею:

– Ликише, друг мой, не смей показывать змея, держи себя в руках, иначе нас тут же отыщут святозары! Прошу тебя, услышь мою мольбу!