– Тебе нравится быть со мной?

– Да.

– И я тебе нравлюсь?

– Нравишься, – Вильям коротко улыбается, шагнув к стене, и прижимает мою спину к плитке ванной комнаты.

– Не можешь без меня жить?

– Не могу, – шепотом произносит Вильям.

Он опускает одну ладонь на мою шею и наклоняет голову, приближаясь ко мне так, что я чувствую его горячее дыхание на своих губах. Его вторая ладонь ложится на мою талию и неторопливо спускается ниже, изучая оголённые изгибы моего тела, и я делаю глубокий вздох, прикоснувшись к губам Вильяма своими.

– Но я тебе тоже нравлюсь.

– С чего ты взял? – отталкиваю его руками, вставая под струи горячей воды, и делаю вид, что ничего не происходит.

– Потому что ты обо мне думаешь.

Поворачиваюсь к Вильяму лицом, не успеваю проронить ни слова, и он грубо прижимает меня к стене, резко вставив в меня два пальца. От неожиданности с моих губ все же вырывается один протяжной, но невероятно тихий, стон, и Вильям, довольно ухмыльнувшись, проникает ещё глубже, вынуждая меня сильно закусить губу и податься всем телом ему навстречу.

Знаю, что Раску нравится, когда я на выдохе произношу его имя или громко стону, пока он, пытаясь найти опору, шумно опускает ладонь на изголовье кровати. А нравится ему это, потому что он глубоко не уверен в себе, а комплексов у него – вагон и маленькая тележка, поэтому я не особо скрываю тот факт, что мне действительно хорошо с ним, чтобы в будущем мне было ещё лучше.

– Ты думаешь обо мне, – голос Вильяма становится более громким и уверенным. – Ты в меня влюбилась. А мы ведь договаривались, Миллз.

– Говори тише, папа может услышать, – в отличие от голоса Вильяма мой звучит максимально тихо, смахивая на шёпот, но даже эту реплику прерывает подаренный мне Вильямом нежный поцелуй в губы.

– Ох, моя солнечная Фрея, – Вильям проводит ладонью по моей щеке, взглянув мне в глаза, и ласково улыбается. – Как же он может услышать? Я ведь в твоей голове.

Открываю глаза, тут же встретившись взглядом с немного смятой шторкой душа. Выключаю воду, равнодушно отпрянув от успевшей нагреться плитки, и шагаю вперёд, выбираясь из ванны. Зеркало успевает запотеть, пока я тут принимала душ, видимо из-за того, что я была здесь слишком долго. Не успеваю завернуть полотенце на груди, как слышу голос папы за дверью.

– Детка, всё в порядке?

– Да-да, пап, уже выхожу, – молниеносно закатываю глаза, на ходу придумывая оправдания своему слишком длительному посещению душа, и, быстро накинув одежду, выхожу из ванной, оказываясь в коридоре.

В Англии сейчас прохладно. Не то, что в Швеции. Казалось бы, начало мая, но иногда температура воздуха доходит до такой, что я теряю всякий смысл существовать дальше на этой слишком жаркой для меня планете.

Однако Англия не перестаёт меня приятно удивлять. Сначала своей комфортной для северного человека погодой, а потом ещё и любимыми блинчиками с кленовым сиропом, которые папа сделал, оказывается, специально для меня, потому что я соизволила посетить наше уютное семейное гнёздышко впервые за несколько месяцев.

– Боже, папа, не стоило так напрягаться, – опускаю предплечья на стол, пока папа в смешных перчатках-прихватках ставит передо мной тарелку с моим любимым завтраком. – Ты теперь домохозяйка? – игриво улыбаюсь, а папа отвечает мне нежной улыбкой.

Чувствую, как кожу ног начинают царапать острые коготки и опускаю голову вниз. Вижу рыжую мордочку и просящий взгляд, и мои губы в ту же секунду расплываются в умилительной улыбке.

– Только не давай ей ничего со стола. Потом от тебя не отстанет, – папа кидает взгляд на нашу собаку, которой уже года четыре, два из которых я благополучно пропустила из-за своей учёбы в Швеции. – Не совсем домохозяйка. Просто решил их опробовать, – папа оценивающе рассматривает перчатки на своих руках, внезапно грустно улыбнувшись. – Они остались от твоей мамы. Не смог их выбросить, – он задерживает взгляд на перчатках, слегка сжав пальцы, а я опускаю глаза вниз, прикусив губу, и чувствую, что больше не голодна. – Ну, ладно, – немного бодрее говорит папа, кинув перчатки на широкий мраморный стол, и разворачивается ко мне. – Эй, почему тарелка всё ещё полная?

– Я что-то уже не хочу. Кусок в горло не лезет, – отодвигаю от себя посуду, придвинув её ближе к папе. – Ты хоть поешь, раз я такая непостоянная дама, – встречаюсь с ним взглядом и моментально утопаю в родительской заботе. Как же мне этого не хватало.

– Нет уж, солнце, я тебя не выпущу, пока ты всё не съешь, – папа облокачивается на кухонный гарнитур, скрестив руки на груди, и лукаво улыбается.

– Да, я бы тоже мог называть тебя «солнце», если бы ты была моей девушкой. Но ты сама же этого не хочешь, – вновь слышу голос Вильяма в своей голове, в тот же миг тряхнув ей, и нахмуриваюсь, упираясь кулаком в щёку.

Могу представить, что вид у меня больно недовольный, и папа моментально понимает, что что-то здесь нечисто, поэтому медленно подходит к столу, присаживаясь напротив.

– Родная, в чём дело?

– Да я просто… – замолкаю, приподняв голову, и нахожу глазами лицо отца.

А как я должна сказать ему о том, что я постоянно думаю о парне, отношения с которым у меня начались с незначительного секса, а закончились, кажется, тем, что я, как идиотка, в него бесповоротно влюбилась?

– И как его зовут? – папа улыбается, а я из-за волнения закусываю губу.