— Может быть…

Не договариваю. Тихомиров прижимается к моим губам своими и целует, а я не нахожу в себе силы воспротивиться. В груди тут же собирается буря. По телу распространяется жар. Сама жмусь к Тимуру. В бесхитростном жесте прохожусь ладонями по его лицу и со всем пылом отвечаю.

— Ты скучала? Я по тебе — да, — хрипло шепчет он между ласками.

И я киваю. Врать нет смысла. Да и не хочу.

— Пойдем, встретим Аравиных, — тяжело выдыхает Тихомиров пару минут спустя. — Они где-то на подъезде были.

— Почему Аравиных? — спрашиваю по дороге к главному входу. Кажется, только сейчас ко мне возвращается способность здраво мыслить. — Они же еще не женаты.

— Ну, так, скоро будут.

— Ясно.

«Тимур сказал, что он папа. И что вам необязательно жениться, чтобы я его так называл…»

Я не должна из-за этого расстраиваться. Это неважно. Главное, чтобы у них с Мишей были хорошие отношения. Мы сможем общаться, когда Тихомиров будет приезжать в Россию. Или, возможно, он еще когда-то в будущем предложит мне присоединиться к его команде.

Но сердце усердно трещит от боли. А мне очень плохо дается скрывать, что я чем-то расстроена. Спасают Егор со Стасей. Они действительно появляются практически сразу, как мы выходим на крыльцо. Такие красивые, будто нереальные. У меня при взгляде на них в который раз дух захватывает.

Мы обмениваемся приветствиями и проходим обратный путь уже вместе. На террасе в ту же секунду становится шумно.

— А ты прилично поштопан, чемпион, — простодушно выдает Борис. — Мне вчера показалось, что ты ничего так вышел…

— Да оно же так всегда, вылазит опосля, — отзывается с улыбкой Егор.

— Ночь после боя — ад, — замечает мой Медведь. — Не скулил, Волчара?

Он вроде как шутит и даже смеется, но у меня сердце сжимается, когда я представляю, что ему это известно по собственному опыту.

— Скулил бы, если бы Стаси не было, — признается Аравин.

— Он боится меня испугать, — дополняет с улыбкой его невеста.

— О, это ты еще медвежий рев не слышала, — хмыкает Расул Муртазанович. — После боя к Тихомирову дня три приближаться нельзя.

Я еще сильнее напрягаюсь.

Если не считать швов и ссадин на лице, Егор выглядит вполне нормально. Неужели его действительно мучает боль? Ответ приходит, когда мы садимся за стол. Опускаясь на стул, Аравин придерживает бок и морщится. Все и дальше над ним подтрунивают, а мне вот совсем не смешно.

— Может, тебе принять какое-то обезболивающее? — спрашиваю, готовая по первому требованию вскочить с места и ринуться за аптечкой.

— Уже, — с улыбкой сообщает Егор. — Только благодаря ему дышу.

— А я тоже буду чемпионом, когда вырасту, — перетягивает наше внимание Миша. — Мой папа — чемпион Медведь! И я буду чемпионом Медведем!

Лично меня это в свете последних событий совершенно не радует. И даже пугает. Не сразу замечаю, что Егор со Стасей взирают на малыша несколько растерянно.

— Мой сын, — поясняет Тихомиров.

Тогда я понимаю, что привело ребят в замешательство. Не удержавшись, вклиниваюсь:

— И мой.

Медведь смотрит так, будто я у него из-под носа миску с едой утащила. Должно быть, это выглядит забавно со стороны, потому что все смеются.

— Быстро вы, — резюмирует Аравин.

Миша перебирается со своего стула к Тимуру на руки и, как я ни пытаюсь уговорить его вернуться на место, не слушается.

— Папе будет неудобно, — привожу этот аргумент и краснею.

Смущение вызывает не столько необходимость озвучивать это при всей команде, сколько внимание самого Тихомирова.

— Папа, тебе будет неудобно? — серьезно интересуется Миша, заглядывая отцу в глаза.

— Нормально. Можешь сидеть.

— Бомба!

Мне ничего не остается, как оставить их в покое и приступить к еде. Но все же дергаюсь я и поглядываю в их сторону поминутно. Все мне кажется, что Тимур из-за Миши не может дотянуться до своей тарелки. Однако тот вполне успешно справляется. Ест медленнее обычного, так как сын тоже ковыряет своей ложкой в его тарелке, но явно не сидит голодный.

— Так, когда свадьба, ребята? — обращается Расул Муртазанович к Егору со Стасей.

— Еще не скоро, — улыбается невеста. — Двадцать восьмого августа только.

— Но вы же давно вместе, да? — интересуется Диана.

— Пять лет.

— Ого-го! Даже больше, чем я думала. Молодцы!

Они и правда выглядят влюбленными и счастливыми. Стася то и дело тянется к Егору. То ли опереться на него желает, то ли прильнуть к груди… При этом каждый раз спохватывается и только спрашивает, как он себя чувствует. Тогда Аравин сам ее обнимает. Не знаю, какую боль ему эти движения причиняют, но на нее он смотрит с нежностью. Больше чем уверена, что в такие минуты ни за что не признается, какую бы муку ни испытывал.