Интербеллум

Я смотрю в его глаза напротив и совершенно забываю перезарядить пистолет. Как я пришла к этому? Нет, не так. Как МЫ пришли к этому? Я разрушила ему жизнь, протекающую по заведённому порядку. Заставила убивать и приносить в жертву всех ради цели. Пообещала новый мир, совсем забыв про первый кирпич, заложенный кровавыми руками. И я ещё раз спрашиваю себя — как мы пришли к этому? Он вкладывает мне в руку катану, и я утешаю себя, что все делала правильно.

Их крики разлетаются по всему дому. Оба гордые и непримиримые — каждое утро отцу с сыном сложно прийти к компромиссу. Отец, привыкший контролировать, раз за разом нарывается на крепкое словцо и бурный нрав единственного ребёнка. Сын, имеющий во всем свою точку зрения, отличную от родителя, не откажет себе в удовольствии высказаться. Поводом может служить что угодно, но на этот раз все зашло слишком далеко.

— Как кошка с собакой, — прокомментировал охранник, но при звуке хлопнувшей на верху двери мы синхронно принимаем позу гвардейцев Букингемского дворца.

В этих ссорах нет победителей. Сын отказывается подчиниться воле отца, не видя оснований для женитьбы. Отец не видит причин противиться браку.

Их миры отдалены и вряд ли есть вещи, способные наладить между ними связь. У меня нет родителей, и мне лишь остаётся догадываться, что испытывает молодое сердце всякий раз, когда вспыльчивый родитель указывает, как себя подобает вести. По заведённому ритуалу дверь кабинета открылась, и гневный голос заполнил дом: «А ну вернись! Куда пошёл!».

Но вот по лестнице взлохмаченный и настолько же раздражённый сбежал молодой чародей.

— Доброе утро, Евгений Владиславович, — поздоровалась я.

Он вырвал из рук прислуги пальто, кое-как в него влез и мы вышли.

Охранять его — моя работа. Но ведь за работу платят, можно взять больничный или отпуск. Не помню, чтобы я, заболев, могла слечь в постель или улететь в тёплые края. Конечно, мне выдают жалованье, но оно тратится на обмундирование и сигареты. Если ты не справляешься со своей работой, тебя наказывают. Так что, ты не работаешь, ты — служишь. А служат в нашем мире только шаманы. Мы — низшая раса.

Я выехала с парковки в направлении ненавистного университета. Ненавистного, потому что то образование, которое избрал отец для сына, последнему не по душе. Будучи ребёнком, Евгений мечтал стать врачом, лечить людей. Отучиться в человеческом ВУЗе и помогать им, живя обычной жизнью. Но когда твой отец находится на вершине и вся власть в его руках, а ты — единственный наследник его трудов, то твоим грезам не суждено сбыться. Ты отправляешься в университет и постигаешь юриспруденцию с чародеями, равными по состоянию и происхождению. Все эти молодые люди впоследствии займут места своих отцов в правительстве. Однако Евгений был не в восторге от такой перспективы. Ему претил политический режим, поддерживаемый отцом, а что-то менять не видел смысла. Инфантильный ко всему, что не затрагивало личных интересов, он для отца являлся настоящей обузой.

Но помолвка, из-за которой вновь разразился скандал, обещала состояться. Зная своего молодого хозяина вот уже как семь лет, я понимала — так легко он не отступит.

— Евгений Владиславович, к Анастасии Викторовне заезжаем?

Мой вопрос вывел его из раздумий. Он, сощурившись, пригладил волосы, и до моего уха донеслось сухое «нет».

Столетие назад университет назывался духовной академией. История гласит — очень давно, когда основали Санкт-Петербург, а Москва постепенно потеряла статус столицы, правительство нашего мира вслед за человеческим перебралось в Петербург и основало для отпрысков знати две духовные академии — для мальчиков и девочек. Почему духовные? Дабы не привлекать лишнее внимание. Мы сильнее людей, но именно нам приходится скрываться и по возможности не использовать силу.

Со временем, на волне демократизации общества, взгляды поменялись — и академии объединились. Ненадолго. Маги развернули кровопролитную, затяжную войну против чародеев — блюстителей порядка. Тысячи полегли. Среди них не только маги и чародеи, но и шаманы. Самые могущественные, чародеи, вдруг превратились в наиболее уязвлённых. Пошатнулись устои нашей вселенной. На заседании Старейшин была объявлена военная диктатура для поддержания порядка. Мир наступил, когда земля пропиталась кровью, когда в каждой семье были погибшие. Из всех чародейских кланов в живых по всему миру осталось всего сто тридцать семь. Под запрет попадало колдовство. Отныне никто не мог колдовать в полную силу, уничтожались книги с заклинаниями, прикрывались школы для магов. А шаманы, верные слуги власти, превратились из свободных — в рабов. Мы стали узниками нового политического режима. Теперь мы служили чародеям — высшей расе. Нашей магии недостаточно, чтобы уничтожить планету, но хватит защитить хозяина — чародея.

Наступила новая эра и великие умы провозгласили новый мир — мир Трех Союзов. Все три расы поклялись оберегать государство от распри и в знак доказательства четыре представителя от каждой принесли себя в жертву. Считается, что налаженное ими заклятие защищает нас от войны — будто где-то хранится сосуд, наполненный силой двенадцати воинов, и, разбив его, обрушится проклятье. Сама я не верю, но все же находится много любителей этой легенды.

Без колдовства жили не одно десятилетие прежде, чем новый правитель — архонт — отменил унижающий всех нас указ и разрешил снова колдовать. Вновь открылись академии и гимназии, в университетах расширилась учебная программа. Но большинство заклинаний оказались под запретом, а магам запрещалось поступать в учебные заведения. Высшее общество состояло только из чародеев.

Сменилось множество архонтов и сейчас им является отец моего хозяина — Владислав Алексеевич Демонов. Чародей он нужный и опасный попеременно, убрать его с поста, им занимаемого, невозможно. С помощью соратников он узурпировал власть и намеревается передать трон своему единственному ребенку. У него много недоброжелателей, так как не все хотят видеть во главе союзного государства его сына.

— Скоро вернусь, — кинул Евгений и захлопнул дверь.

Он против моего присутствия на лекциях, хотя по уставу я всегда должна быть рядом. По тому, как быстро он должен вернуться, дело явно не в занятиях.