Слезы заволокли глаза.

Стало обидно, и не столько за себя, сколько за тетю Ойле. Каждое новое жилище, куда ее с сынишкой переселяют социальные службы, вернее отдел попечительства над детьми-амфибиями, выглядит все обшарпаннее и страшнее. И чем только они руководствуются при «улучшении условий жизни и удовлетворении необходимых потребностей»? Исчерканные стены, выщербленные и стертые ступени словно созданы для того, чтобы по ночам привлекать шпану и бездомных. Я ухватилась за деревянные перила и тут же отдернула руку. На ладони остался след сажи.

Скрипнула зубами.

Все это мелочи!

Вот доберусь до кровати и усну, как спящая красавица, на сто лет — не меньше. И ни одна живая душа не сможет меня пробудить, пока сама не встану, если, конечно, сил хватит подняться.

Перехватила саквояж в левую руку и через не могу, почти не останавливаясь, добралась до тринадцатого этажа.

Подслеповатая лампочка над дверью отбрасывала тусклое пятно света на грязный потолок. Дверь тети Ойле сильно выделялась в общем антураже подъезда. Выложенная деревянными планками цвета темной соломы, она казалась верхом уюта на фоне отбитых и изрисованных стен и до жалкого перештопанных дверей. Я придавила подушечкой пальца звонок. За дверью послышались шаги, и меднокрылая ручка опустилась.

На пороге меня встретила тетушка Ойле, бледная, с заплаканными глазами, видно измученная бессонной ночью. Увидев меня, она порывисто вздохнула, прикрыла рот рукой, и из ее худого тела вырвались горькие сдавленные рыдания.

Мой саквояж с глухим стуком упал на пол.

— Мон, дорогая, — обнимая меня, заговорила тетя, когда немного успокоилась. — Если бы я только могла подобрать слова… Меня к ним не пустили. Я до сих пор не верю.

— Я была дома, — сказала я. В горле стоял ком. — Там никого, очень тихо.

Тетя прижала меня к себе крепче и на ухо прошептала:

— Запомни, девочка моя, твои родители были самыми порядочными и отважными людьми, что я знала. Ты всегда должна об этом помнить. — Тетушка Ойле отпустила меня и подхватила саквояж.

Слово «отважные» меня насторожило.

— Ты что-то знаешь? — спросила я вкрадчиво.

— Какое там. — Тетя Ойле закрыла за нами дверь. — Все так быстро случилось. Говорят, в мастерской нашли какие-то документы. Из-за них бедных Анджея и Боженочку… арестовали.

Тетушка щелкнула выключателем.

Тусклый свет лампы осветил узкую прихожую. Если бы мы были размером с тараканов, то прихожая была бы для нас идеальным спичечным коробком, настолько маленькой мне она показалась. В ее противоположном конце находилось еще две двери.

Я кое-как стащила болоньевый плащ — руки плохо слушались — и повесила его на вешалку, где висело пальто тети. Расшнуровала и стянула ботильоны. Тетушка занесла мой саквояж в комнату, что находилась левее, а потом направилась по коридорчику ко второй двери. Я за ней. В коридоре ситуация не лучше, пройти там можно было только друг за другом.

Мы попали на кухоньку с одним узким вытянутым окном. В стекло, покрытое пленкой черной пыли, ночной пейзаж не разглядеть. По краям разбитой деревянной рамы свисали несвежего вида плотные коричневые шторы. Источник света на кухне — две рабочие ламповые колбы из мутного стекла — едва освещал помещение. Неказистые светильники были приделаны к извилистым, рыжего цвета трубам парового отопления, которые петляли змейкой по голым кирпичным стенам.

У стены на газовой плите стоял огромный, полный до краев бак, в котором кипятилось белье. Напротив стол с разложенными принадлежностями для шитья. В центре кухни места хватит для двоих, и то если стоять плечом к плечу.

— Извини, не встретила тебя, — сказала тетушка Ойле с виноватой улыбкой, убирая со стола свое шитье.

— Что ты, я очень легко добралась, — соврала я.

Обманула, потому что знала: надолго отлучаться из дома тетушка боится из-за сына. Дин Дон — мальчик особенный, это только кажется, что он плавает сам по себе.

Однажды, пару лет назад, когда тети не было дома больше двух часов, он обнаружил ее «пропажу» и колотил в стенки аквариума так сильно, что, когда мать вернулась, весь аквариум был в трещинах. Пришлось экстренно эвакуировать мальчика в квартиру с целым аквариумом. С тех пор тетя работает только дома. До обеда выбегает в поисках заказов, а с полудня до самой ночи стирает белье и ремонтирует одежду.

Из подвесного шкафчика над кухонным столом Ойле достала две металлические кружки.

— Тетя, а какие документы нашли у родителей? — спросила я и упала на табуретку, вытянув ноги. Они болели так, что я почти перестала их ощущать, словно были не моими.

— Мон, если бы я знала. — Из латунного чайника тетя стала наливать в кружки горячую воду. — Ты голодная?

— Пока поднималась к тебе, думала, слона съем, а сейчас… я устала.

— Сейчас чаем напою. Спать будешь со мной. Я тебе уже постелила.