Темный анклав меня интересовал меньше всего. В колледж поступала самая надежная информация о состоянии поврежденной зоны. Вспышек темной материи не наблюдалось более ста лет. Если не провоцировать и не вторгаться на территорию анклава, вообще бояться нечего.

— Вы считаете это возможным? — с придыханием в голосе спросила я. — В смысле, возможно ли создание искусственного кристалла?

Девушка посмотрела на меня изучающим взглядом.

— Если бы вы меня спросили об этом неделю назад, я бы сказала, что однозначно нет, — отозвалась она. — Но если империи было угодно казнить этих двух несчастных… Заставляет задуматься, как по-вашему?

Я кивнула. Сердце мое сжалось.

Требования членов «Виты Индустрия» нелепыми не выглядят. Мне непременно нужно договориться о встрече с человеком в блейзере или любым другим представителем братства. Потому что это самая первая зацепка, которая может привести к разработкам отца. Тетушкин заказ несколько минут подождет.

Вдруг послышались свистки жандармов, и народ словно ветром сдуло, будто бы никого на улице и не было. Даже девушки, с которой я разговаривала, след простыл. Досада! Остается надеяться, что уж если братство «активизировалось», то рано или поздно я выйду на их след.

Небо плотнее затягивалось неровными серыми облаками, дело шло к вечеру, и я, наконец, свернула в вымощенный булыжником переулок. Дома здесь жались друг к другу, словно городские архитекторы побоялись оставить бесхозным хотя бы один сантиметр улицы. Болтающийся на единственном гвозде указатель на углу обшарпанного двухэтажного здания гласил: «переулок Лизы Варской». Теперь осталось найти салун мадам Баттерфляй и сразу домой, а уже ночью тайком улизнуть из тетушкиной квартиры и пробраться в папину мастерскую.

Таких тесных переулков в нашем городе хватало, однако этот был заметно чище. Не видать у подъездов разящих гнилью помойных баков, продуктовых лотков, набитых луком и картошкой. Даже запах нечистот несколько приглушен. Вдоль двухэтажных домов кое-где стояли клумбы. Посаженные когда-то социальными зеленщиками цветы в свое время пробились сквозь пыльный земельный слой. Но сейчас там цветы засохли, торчали лишь поломанные ветки.

Над входом в салун на двух привинченных к стене подпорках свисал гранатового цвета холщовый навес. В его тени на верхней ступеньке, подбоченясь холеной пухлой ручкой с длинным кровавого цвета маникюром, стояла пышногрудая мадам. Над полной верхней губой цвета фукси чернела мушка. В том, что это была хозяйка, сомневаться не приходилось. Точные контуры ее выпуклой фигуры были изображены в миниатюре на вывеске с надписью «Мадам Баттерфляй и ее девочки». А рядом стояла мадам собственной персоной.

Я растянула губы в дружелюбной улыбке — скорее гримасе — и спросила:

— Простите, вы мадам Баттерфляй?

— Других мадам здесь вроде нет, — фыркнула она грубо. — Чего тебе?

— Я от портнихи Ойле, — сказала я, показывая ей холщовую сумку с платьем. — Она сказала, что вы со мной рассчитаетесь.

Мадам погладила ямку у основания своей крепкой шеи. Вынула из-за гипюрового бюстье бумажное эйри. Мы обменялись: она мне деньги, я ей отремонтированное платье. Я поблагодарила и собралась уходить, когда мадам спросила:

— Работу ищешь?

— Весь город обошла, — призналась я.

— Ну так пойдем. Мне всегда нужны ответственные работницы. Ты же ответственная?

Я растерялась. Я была готова мыть, стирать, обшивать, готовить, лишь бы принести тетушке Ойле и Дин Дону денег. Но все-таки одно дело честный труд, а другое…

— Да не парься, — махнула свободной рукой мадам Баттерфляй. — Подыщем тебе работенку.

Я представила себя одной из девочек мадам Баттерфляй. В блестящем атласном платье ярко-малинового цвета с пышными гипюровыми воланами, огромным бантом на талии, красных чулках и с ужасной жирной мушкой над верхней губой. Воображение живо нарисовало тесную и несвежую комнатку для свиданий с огромной порочной кроватью, где ожидаю пятого за день клиента, и я почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Бедные девочки, попадающие за эти стены разврата! Нет, нет и нет.

Однако ссориться с клиенткой Ойле я не собиралась: вежливо присела в реверансе, пообещала хозяйке салуна подумать над ее «заманчивым» предложением и, наскоро распрощавшись, выбежала из переулка Лизы Варской. Взобравшись по склону Костомарова, бросилась в оживленный центр Огнеборской. Домой успела до комендантского часа.

Измученная утренними переживаниями, тетушка Ойле с головной болью лежала в спальне. Дин Дон мелькнул, как только я появилась в комнате, и уплыл наверх.

— Выручку положи на комод, — чуть слышно проговорила тетя. — Я тебе покушать оставила.

Я вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. На сердце отлегло, что не придется врать. На кухне меня дожидалась маковая булочка и чай из мелиссы. Поужинала наскоро — от волнения голод совсем пропал. Все думала, как бы жандармам не попасться. После комендантского часа они ходят группами, выискивая нарушителей. Штрафом в десять эйри я точно не обойдусь.

Неизвестность и рискованность давили, заставляли волноваться больше обычного. Наконец, стрелки настенных часов показали одиннадцать. Я обулась и незаметно выскочила из квартиры.