Шрифт:
— Поехали, — решительно сказал он водителю. — Гаишники пусть догоняют.
28
В наушниках оператора радиоперехвата послышался зуммер вызова. Они смогли пробить номер сотового и подстроиться к нему. После третьего гудка — голос из автобуса.
— Слушаю.
— Бабки поехали!
— Отлично.
Всего четыре слова. Оператор черкнул на бумаге и передал капитану:
— Свежак.
29
На проводе была она. Именно сейчас Морозов не желал с ней разговаривать. Нет, он, конечно, хотел, но после всего пережитого не мог.
— Уважаемый, не кажется ли вам, что заставлять даму ждать — по меньшей мере неприлично?
Слышимость была удивительная. Вибрации голоса, придыхание были такими отчетливыми, что казалось — она здесь, рядом.
Даже причудилось, что пахнуло ее любимыми духами «Опиум».
«Господи, за что такие испытания?»
— Я... Простите, срочное дело... — Морозов стушевался.
— Срочное? — Лидия Максимовна повысила голос. — Я думала...
— Ей-богу!
— Я думала, что для вас нет более срочного дела, чем встреча с красивой и обаятельной дамой...
— Это не дело...
— Не дело?
— Это счастье! — Морозов глубоко вздохнул.
— Так что же вы это счастье игнорируете?
— Буду через пять минут.
— Ну-ну...
Стремительно проходя мимо своих охранников, Морозов одарил их таким взглядом, что те стушевались и отвели глаза.
«Суки!»
Машина завелась сразу. Две сотни лошадиных сил рванули с места. Морозов почувствовал, как мягко тело вдавилось в кожаные подушки. Он несся, не обращая внимания на светофоры, гаишников, пешеходов. Он снова чувствовал себя хозяином, которому подвластны все и всё. «Пусть прошлое останется в прошлом». В преддверии встречи это прошлое — недавнее настоящее — меркло, уходило на второй план. И даже предстоящий разговор не страшил.
«Увидеть ее и умереть!»
Маленький ресторанчик был пуст. Он знал это и потому выбрал именно его. Отремонтированный при непосредственном участии его банка, кабак предназначался только для своих. И свет, и музыка, и отдельные кабинеты — все было продумано до мелочей. Вышколенный, привезенный из Литвы персонал являл собой европейский шик, диковинный для провинциального города.
Метр встретил Морозова, как своего хозяина. Почтительно склонился, продемонстрировав геометрически четкий пробор, лично принял небрежно брошенное кашемировое пальто.
— Прошу!
На ходу он подхватил из напольной вазы огромный букет роз и вручил гостю. Розы благоухали.
— Я дико извиняюсь... — начал Морозов, как только за ним затворилась дверь кабинета.
Но она не дала ему завершить. Он почти задохнулся от мягких податливых губ.
— Ну, раз дико извиняетесь, я вас прощаю. — Лидия Максимовна поправила блузку. — В порядке примирения прошу штрафную.
Морозов плеснул в бокалы шампанского.
— «У штрафников один вопрос, один ответ». — Он чуть пригубил из бокала. — А закусить штрафную?
Лидия Максимовна улыбнулась. И снова перехватило дыхание от ее губ, от ее тела. Еще крепкого, но невероятно мягкого, обольстительного в этом, второй молодости, возрасте.
— Ну же... — отстранилась она от него. — Еще закусим. Так что там стряслось?
Рассказывать случившееся без предисловий и предварительных комментариев значило записать себя в клинические идиоты. Еще в машине Морозов думал о том, как бы подостовернее изложить всю историю. Но даже самый достоверный, с деталями и подробностями, рассказ сейчас выглядел бы, как второсортная фантастика со страниц местной прессы.
— Да так, чепуха. — Он оторвал кусочек лаваша. — Просто бредятина какая-то. То ли номер цирка-шапито, то ли сюжет Хичкока.
Лидия Максимовна смотрела на него, не отрываясь. Интуиция подсказывала ей не самое доброе.
«Господи, что я несу...»
— Короче, ситуация такая... — Он начал излагать все в хронологической последовательности, долго и нудно рассказывая о своих переживаниях, часто восклицая «Представляешь!». Терехова сидела окаменевшая, ничем не выражая своего отношения. По ее серым огромным глазам было невозможно понять — верит, не верит? И только когда Морозов рассказал о заключительном моменте, эти глаза чуть потемнели.
— Вот такое приключение приключилось со мной нынеча. Простите за тавтологию. — Он поднес бутылку шампанского к ее бокалу. Она закрыла его рукой.
— Коньяк, пожалуйста.
Банкир удивленно взглянул на нее.
— Коньяк, я сказала! — Голос Лидии Максимовны, еще десять минут назад нежный и воркующий, стал хриплым, резким.
Морозов открыл коньяк. Чуть плеснул.
— До краев.
В бокал ушла почти треть бутылки. Лидия Максимовна молча и не глядя на Морозова выпила.
— Значит, он заказал тебя? — Она провела пальцем по краю бокала. Стекло издало отвратительный звук. — Да?