Я - это я! Глумяся надо мной,

Они изобличат свои проступки.

Да, я прямой, а мой судья - кривой,

И не ему судить мои поступки.

Ведь по себе он рядит обо всех:

Все люди грешны, всеми правит грех.

Что к этому можно добавить? Разве что то, что если "Гете" означает "изливающий", "производитель", "жеребец", "самец", то имя Шекспира можно перевести и как "желание", и это совпадение поэт сам обыгрывает в 136-м сонете...

ИСТОКИ

Если бы он прочел все "источники", которые ему навязывают, то

источник собственного его творчества, засыпанный книгами, наверное,

иссяк.

Никто не знал бы теперь историй о Ромео и Джульетте, Гамлете,

Отелло, Лире и Макбете, если бы Шекспир не коснулся их волшебным

жезлом своего художественного гения.

Бокль в рассуждениях Гамлета о прахе Александра Македонского и

глине видел знакомство Шекспира с законом обмена веществ, то есть

способность художников опережать людей науки.

При анализе влияний важна не констатация втекания в творчество Шекспира разных струй, а результат вытекания, слияния, переработки, переплавки разных влияний, результат модернизации и оживления, превращения влияний в "явление Шекспир" - И вот здесь-то выясняется, что при множестве явных и неявных эфирных влияний Шекспир творил шедевры из... ничего, из пустяков, ничтожных случаев, глупостей, неудачных, пошлых, малозначительных, давно забытых пьесок.

Обладая всем на свете. Шекспир обладал и даром изобретательства, считал Томас Манн, но предпочитал находить, а не изобретать, "смиряться перед данным", так как для поэта "конкретный материал, маскарад сюжета - ничто, а душа, одухотворение - все".

Из пошлой, примитивной новеллы Чинтио, в которой описано подлое убийство мавром своей жены, совершенное в сговоре с офицером-клеветником (сообщник ударил Дездемону по животу мешком, а затем вместе с мавром они обрушили потолок, дабы скрыть преступление), Шекспир создал мифопоэтический шедевр вечной борьбы Добра и Зла. Вот что такое плагиат Шекспира... У Чинтио офицер мстит Дездемоне за отвергнутую любовь, у Шекспира Яго-Сатана, борющийся с Богом за душу человека. Такой вот плагиат...

Шекспира обвиняли в том, что он работал не столько чернилами и пером, сколько ножницами и клеем. Да, он, как правило, не изобретал сюжетов, щедро черпая их у других, но именно он преобразовывал шлаки и отходы культуры в алмазы, делал смертное бессмертным, придавал совершенные формы бесформенному, очеловечивал исторические персонажи и выводил их в вечность. По мнению Колриджа, Шекспир вообще стоял вне времени.

В творчестве Шекспира нет ничего от почвы, которая его

взрастила... Его гений - дар неба, он свободен от всего земного и

национального.

Для человека, у которого имеется эта диковина, гениальность, лишь

его собственный образ служит мерилом всякого опыта, духовного и

практического. Сходство такого рода тронет его. Но образы других

мужей, ему родственных по крови, его оттолкнут. Он в них увидит только

нелепые потуги природы предвосхитить или скопировать его самого.

Обладая даром изобретательства, Шекспир не придавал ему большого значения и редко им пользовался: "Он гораздо больше любил находить, чем изобретать... Поэта рождает не дар изобретательства, а иное - дар одухотворения".

В тех случаях, когда можно проследить прямые заимствования Шекспира, как в случае с "Промосом и Кассандрой" Джорджа Уэтстона, мы видим, что заимствования практически отсутствуют: берется остов, скелет и на него наращивается живая ткань, тонкая, ажурная, чисто шекспировская. Характеры Шекспира и оригинала соотносятся как бьющая фонтаном жизнь и земной прах.

Кто-то высказал мысль, что совершенные произведения не побуждают к творчеству и что "плохая" литература в этом отношении действует сильнее. Это, конечно, не так - Пушкин не пользовался "плохим" материалом. Правда не в том, что побуждает к творчеству, но - кого.

Джефри Буллоу составил восьмитомный свод источников, из которых Шекспир черпал свои сюжеты. Но на самом деле неисчерпаемая фантазия Шекспира многократно превышала его знания. Его не случайно сравнивали с Гомером, мифотворчество которого питало знание тысячелетий и в которого гораздо меньше втекало, чем вытекало.

Харизматическим поэтам, к каковым принадлежал Лебедь Эйвона, природные дарования могут вполне заменить книжную премудрость. Шекспир больше черпал из жизни, чем из книг, проявляя высшую проницательность и необыкновенную остроту взора. Но это вовсе не значит, что он не испытывал влияний. Просто он был самоучкой с гигантским охватом. Он не имел системы, но он имел большее - страстный интерес к жизни и подвижный, быстрый ум.