Джудит Гарнер
Сладость или гадость?
Перевел с англ. А. Шаров
Мы с Бэмби, моей американской подружкой, сидели на кухне в подвале нашего дома и болтали, когда вдруг кто-то позвонил в дверь. Поскольку обязанность впускать и выпускать посетителей лежит на консьержке, я в очередной раз чертыхнулась, выругала себя за то, что ради бесплатного жилья согласилась на такую хлопотную работу, и отправилась в прихожую.
Было тридцатое октября, но на улице стояла стужа, предвещавшая суровую зиму. Неохотно приоткрыв дверь, я увидела на фоне желтого тумана очертания какой-то крошечной забавной фигурки.
Это была девчушка лет восьми-девяти, облаченная в наряд ведьмы длинную черную мантию и остроконечный валлийский колпак. Я смутно помнила, что, вроде бы, видела эту девочку в сквере. Она играла там со своей нянькой, катала кукольную коляску. Мне почему-то казалось, что она американка, и её отец служит в посольстве. Девочка была невзрачная и развлекалась тем, что толкала побитый стульчик на колесиках, на котором восседала древняя потрепанная резиновая кукла.
– Сладость или гадость?
– спросила меня девчушка.
– Сладость, - твердо ответила я, поскольку искренне считала, что мне предлагают выбор.
Девчушка выжидательно уставилась на меня и, увидев, что я стою истуканом, спросила:
– Где же она?
– Что?
– Моя сладость, - терпеливо объяснила она.
– Если вы не дадите мне чего-нибудь сладкого, я сделаю вам что-нибудь гадкое.
– Ступай прочь, - гневно проговорила я.
– Это вымогательство. Все вы, американцы, гангстеры в душе.
Я захлопнула дверь перед её сердито наморщенным носом и вернулась в подвал, где Бэмби раскуривала очередную сигарету.
– Сладость или гадость, - объяснила я.
– Ого!
– воскликнула Бэмби.
– Я и не знала, что в Англии тоже бытует такой обычай.
– А он и не бытует. Полагаю, это чисто американская традиция.
– Да, наша. Я и сама, бывало, бегала ряженой по Нью-Йорку.
– Интересно, какую шутку она теперь со мной сыграет?
– спросила я.
– Не знаю. Моя матушка снабжала меня носком, наполненным мукой. Если ударить им по двери, остается здоровенное пятно.
– Кажется, я слышала глухой удар, когда спускалась по лестнице, сказала я.
– Но на носок с мукой не похоже. Скорее уж башмак.
– Говорят, в Америке на хэллоуин теперь творятся разные безобразия. Не дашь ряженым доллар, побьют окна или проколют шины.
По моему твердому убеждению, хэллоуин выродился и превратился в неприкрытое поощрение хулиганства, о чем я не преминула сообщить Бэмби. После чего добавила:
– Да и вообще он только завтра.
Похоже, Бэмби задело мое прохладное отношение к американским народным обычаям.
– Господи!
– воскликнула она.
– Я уже месяц беспрерывно жертвую пенни в фонд Гая Фокса. По-моему, ваш Гай ничем не лучше нашего хэллоуина. Надо же додуматься - сжигать человеческое чучело!
У меня было несколько другое мнение на сей счет, но я придержала язык. Сегодня Бэмби раздражала меня. Она была небогата, но я всегда завидовала её происхождению и воспитанию. И тому, что она, в отличие от меня, имела возможность путешествовать по свету, а мне оставалось только мечтать об этом.
Я налила ей ещё чаю, и Бэмби принялась травить киношные байки. А потом пришел мой муж Рон, и часов до одиннадцати мы резались в домино, проиграв все деньги, отложенные на бензин.
Встала я, как обычно, в шесть часов, напоила Рона чаем, нагрела полный котел воды и подошла к двери, чтобы забрать молоко. Молочник как раз собирался уезжать.
– Занятные у вас тут украшения, - сказал он и кивнул на дверь.
Да уж, куда занятнее. На двери висела резиновая кукольная рука, прибитая гвоздем. Тряпичная начинка лохмотьями торчала наружу. Зрелище было такое мерзкое, что я содрогнулась.
– Будь это в Брикстоне или Кэмден-Тауне, - продолжал молочник, - я бы подумал, что кто-то всерьез занялся вуду. Но в этом районе такое вряд ли возможно. Глостер-роуд все-таки, не трущобы.
Я сняла мерзкую штуковину с двери и выбросила в мусорный бак.
– И это - на дверях всех окрестных домов, - сообщил мне молочник. Ошметки куклы, прибитые гвоздями.
Я не суеверна, а посему лишь пожала плечами и пошла разносить жильцам молоко. Потом отправила сына в школу и приступила к уборке.
Мне не пришло в голову связать растерзанную куклу со вчерашнем визитом девчонки. Но когда домовладелица послала меня за покупками, я увидела, как профессор Ньютон снимает с двери своего дома кукольное туловище.
– Ну и ну!
– воскликнула я вместо приветствия.