Он продрался сквозь кусты самшита и вышел к двум слабо освещенным статуям и чашам для подношений. Камул и Хлебодарный сидели, любуясь друг другом, не обращая внимания на незваного гостя. Кенжебек попятился, обошел чаши и нырнул в переплетение ветвей. Тиша задергался, спрыгнул на землю. Принюхался, чем-то зачавкал. Кенжебек повел носом, нашел пригоршню шелковицы, насыпавшейся с дерева и закатившейся под хмель, и тоже приступил к трапезе.

Пища, попадавшая в желудок, отзывалась острой болью. Инстинкт требовал есть медленно – медведи умели правильно выходить из голодовки, неизбежно сопровождавшей зимнюю спячку. Кенжебек слизал еще горсть ягод и тихим свистом подозвал Тишу: «Иди сюда! Бери! Здесь много». Тот довольно заурчал – любил фрукты – и притих, услышав приближающиеся голоса.

– Сидел бы рядом, – огрызнулся волк. – Я пошел ключи искать, а тебя зачем следом понесло?

– Решил не докучать. Он меня боится.

– Он всех сейчас боится. Так. Сюда.

Затрещали ветки. Виноградная плеть, цеплявшаяся за дерево, с шорохом соскользнула на землю. Кенжебек схватил Тишу и побежал прочь от преследователей. Он наткнулся на стену дома, обошел его по асфальтовой дорожке, столкнулся с гроларом и спрятался в какую-то дверь. Альфа тут же вошел следом. Кенжебек поднялся по лестнице, опустил Тишу на пол, ворчанием предупредил: «Не подходи – убью». Гролар замер.

– Нашел? – закричал волк.

Голос подстегнул к действию. Кенжебек толкнул еще одну дверь, оказавшуюся незапертой, и отступил в чью-то квартиру. Тиша побежал вперед, спрятался под раскладной диван. Вещи, мебель, коврики – все пропахло альфой. Злым гроларом. Кенжебек понял, что сам, добровольно, вошел в ловушку, и лег на пол. Он понадеялся, что у него хватит сил не подпустить гролара к ребенку. Не позволить унести. Разлучить.

Настенные часы мерно тикали, отсчитывая секунды, складывающиеся в минуты. На лестнице и за окнами было тихо. Кенжебек ждал, наслаждаясь передышкой и невольно задремывая. Отключиться, провалиться в забытье мешал запах альфы. Действовал как нашатырь – вытаскивал из кратковременного обморока. Тиша, не понимавший нависшей над ними угрозы, возился под диваном, скреб коготками по фанере, гремел чем-то железным. Потом, сопя, выкатил из-под дивана две отвертки и гордо разложил на коврике. В другое время Кенжебек бы обязательно превратился и похвалил его за находку и наведение порядка. В другое время. Не сейчас – потому что кто-то постучал в дверь.

После стука дверь медленно приоткрылась. В щель просунулась чья-то рука, нащупала выключатель. В прихожей зажегся свет. В квартиру вошел волк в белом халате с квадратным ящиком-чемоданом. Смесь лекарственных запахов пощекотала ноздри. Кенжебек сдержался, а Тихон чихнул. Гролар маячил за спиной волка в халате, но порог не переступал.

– На что жалуемся? – деловито спросил волк. – Давайте, превращайтесь. Я вас осмотрю. Померяем давление, послушаем пульс.

Громкий рык заставил его сделать шаг назад.

– Мы так не договаривались, – сказал волк гролару. – Ко мне все пациенты добровольно приходят, я насильно никого не лечу. Видимых повреждений у него нет. Глаза чистые, слюна не пенится. Имеется дефицит массы тела, но не критичный.

– А можно дать ему что-нибудь успокоительное? Валерьянку?

– Зачем? Вы же его из какого-то подвала приперли, как я понял? Дай ему отлежаться, отоспаться. Пусть поест, искупается. Если хоть что-то соображает – превратится, чтобы искупать ребенка. Покормит. Надо пару дней подождать. Посмотреть, как дело пойдет. В крайнем случае, вызовем психиатра. Если крыша поехала, то валерьянка не поможет.

– Хорошо, так и сделаем, – закивал гролар. – Оставим его в покое. Спасибо, Леонтий!

– Было бы за что, – отмахнулся волк. – Завтра утром к нему зайду. Сегодня в медчасти переночую. Если вдруг у него судороги начнутся или что-то в этом роде – зовите. Подумаем, что делать.

Кенжебек понял, что его не будут кормить лекарствами и силком тащить в больницу. Никто не пытался подойти ближе, схватить Тишу. Волк в халате ушел, гролар топтался в прихожей. Свет падал ему на лицо, и Кенжебек, наконец, смог спокойно рассмотреть своего спасителя-похитителя. Не клочок отражения в автомобильном зеркале, не контур профиля, а все целиком. Первое, к чему прилипал взгляд – шрамы. Толстые жгуты, расползающиеся от глаза к шее, виску и изуродованному уху. Казалось, что на лице гролара расплющили ядовитого паука, оставившего на коже неизгладимые следы. Кенжебек спохватился и отвернулся – стало стыдно, что он оскорбляет альфу демонстративным разглядыванием. Гролар вздохнул, поднял руки, показал открытые ладони – общеизвестный знак мира. Заговорил – неожиданно невнятно, глотая часть звуков:

– Постельное белье и полотенца в шкафу. Холодильник полный. Есть молоко, сметана, ягоды. Все свежее. Ешьте, покормите сына. Я ухожу. Квартира в вашем распоряжении. Спокойной ночи.

Перед тем, как уйти, гролар осторожно прокрался к креслу, ухватил какие-то тряпки, и вышел, пятясь и извиняясь. Кенжебек закрыл глаза, сосредоточившись на звуках. Топ-топ-топ – это гролар спустился по лестнице. Хлоп. Вышел из подъезда. Волк спросил:

– Будем караулить? Или пойдем ко мне? Если он захочет сбежать, я не знаю, как его останавливать. Не шокером же тыкать.

– Сначала в оружейную, – ответил гролар. – Я сдам автомат, переоденусь у тебя и посижу возле подъезда. Или не посижу. Он меня боится.

– Помню-помню, именно тебя, – отозвался волк. – Я тоже оружие сдам. Давай чаю попьем? У меня есть рыбные консервы.

– К чаю? – удивился гролар.

– К чаю. Больше ничего нет. А в ночной магазин выходить неохота.

Хлопнула еще одна дверь – чуть дальше. Через некоторое время в доме напротив зажегся свет. Кенжебек подобрался к подоконнику и совместил подслушивание и наблюдение – окна в квартирах были распахнуты, занавески отсутствовали. Гролар снял бронежилет, но это не добавило ему изящества. Крепкий альфа, настоящий кряжистый медведь. Такой сможет защитить и своего омегу, и ребенка, и пару волков в придачу. Обидно, что Кенжебек и Тиша вызывают у него ярость, маскируемую добродушием. Обидно, но понятно: альфы не хотят тратить силы на чужих омег, портящих сиденья в машинах, вламывающихся в квартиры и пропитывающих их своим запахом.