Шрифт:
Кот.
Обдолбанное, грязное, истлевшее,
Животное завернет свои рукава,
Лапами обмокшими кровью возьмет он
Своего ласкового кота.
И идет бедный кот,
Через вод и потоп, меркнет пространство и время,
Долежал, вот утроб, заходи и не бойся, ты утоп,
Чертов вечерний сброд, новый хозяин, сельхоз.
А тот лишь повторял на лады:
Мы все в детстве коты.»
Но не становитесь лютым пофигистом. Просто делайте вид, что вам плевать, пофиг. Дело в том, что я наступил на эти грабли… Мне стало плевать, кто вокруг меня, зачем они вокруг меня. Абсолютно наплевать. Я постоянно задавал себе вопросы о жизни и смерти, о реальности происходящего, тем самым постепенно теряя связь с реальностью.
Я ужасный парень и сумасшедший человек. Но таким образом, показывая, как мне плевать, я заставил свою неразделенную любовь страдать по мне; я влюбил в себя достаточно большое количество девушек, пара из которых прямо в этом признавались.
Но мне было плевать.
К слову, мне было не плевать только на мое творчество и на «Ашхабад против всех».
В студии я записал еще пару строк.
«В каждом куплете здравие,
Полуфабрикаты пьют за здоровье,
Тут каждый работодатель ценит незнание,
Слишком низкое звание, малое здание,
Магадан – не Красноярск, везде
Его омывает Енисей, Тепсей и Марс,
Наш Олимп на вездеходе,
Мало пыли было в дороге,
Тут праха неведомая куча,
Кто-то сказал про Буча.
Я – новая литра? Дайте плед,
Марафон салфет, тут отчасти хорошо,
Пока не застрелился Пушкин,
Не провозгласят еще.
Мы в дороге.
Снова, пороги, каждый вечер,
Мы падаем, чтобы подняться,
Ало, салам, диспетчер,
Мне плевать на курс полета,
Главное, что я лечу,
Где Париж? Какая квота?
Две башни в полете ненароком,
К несчастью разорву.
Ало, знай
Тут яхта Ван Пирсон,
Писатели выглядят, как
Загадочные малазийские туристы,
Тут никто не загадывал пиво на пирсе,
Возьмите, живо, унесите,
Здесь права граждан запрещены.
Меня будут звать Гетель,
Мало мелков, мало работ,
Наивная метель,
Брат, ты писатель?
Улетай, не покоришь даже Тепсей,
Меня будут жечь,
Будто флаги на красной площади,
Но только в книгах.
В историю мы не войдем,
Зато увязли в ее порывах.»
Завершил я «Ашхабад против всех» так:
«Залупа от лупити – очищать,
Нет, нигде его не применять,
Все не устал роли примерять,
Все же живы раз, а не пять.
Ну вот, опять по кругу "двадцать пять",
Опять двадцать пять,
Устали вы залупы осквернять,
Услужливо липу от липкого очищать,
Орут все залупы – двадцать пять, -
Лето и золотые пески мять.»
Таня лежала на кровати и спокойно листала страницы в интернете. Ее парень, Ярик, был на работе. День Тани прошел очень скучно, и она решила разбавить ее уютной, по мнению девушки, одеждой – длинными, аж до колен, носками, и огромным шерстяным свитером. К слову, лежала та без брюк и трусов – зачем, если свитер закрывает все, можно сказать, элегантные места?
В этот момент в комнату зашел парень.
Девушка сразу стала нервничать и лихорадочно укрылась одеялом. Когда операция "укрыться всей" была выполнена, та дрожащим голосом сказала Ярику:
– Ярик, уйди~
– Я ищу свои триста рублей. Ты их не видела?
Девушка знала, о чем он говорит. Сегодня утром она заметила три сотни рублей на столе, и, подумав, что это подарок ей от парня, та пошла и купила себе эти самые длинненькие носочки в магазине. Девушка не хотела рассказывать парню о покупке, из-за чего соврала:
– Нет, не видела.
– Жаль. Мне они очень нужны. Я должен к Паше поехать по делам, а живет он далеко. Думал, такси заказать, положил утром деньги на стол, а сейчас их там нет. Ладно, пойду пешком.
Конец ознакомительного фрагмента.