– Где ты была?
– спросил он.
– Я не мог тебя увидеть.

– Мой ум больше не требовался, поэтому меня перевели к остальным обреченным. Сейчас я работаю на новых полях.

– Ты?
– Он выразил удивление, даже страх, что не понял ее слов.

– Я.

Остальные трое тоже остановились, она сделала им знак идти дальше, и предложила Керрику сделать то же самое.

– Я должна вернуться к работе.

Она повернулась, и он засеменил рядом с ней. В этом была какая-то тайна, которую он обязательно хотел разгадать, но не знал, - с чего начать.

– Что случилось с той, которую вы несли?

– Укус змеи. Их много там, где мы работаем.

– Но почему ты?
– Сейчас их никто не мог подслушать - тащившуюся сзади Инлену можно было не считать.
– Ты говоришь с Эйстаи, как с равной, а сейчас выполняешь работу, которую лучше может сделать нижайшая фарги. Почему?

– Причину этого не просто объяснить. Кроме того, Эйстаи запретила говорить об этом с другими ийланами.

Едва произнеся эти слова, Энги осознала заключенную в них двусмысленность.

Керрик не был ийланом. Она показала на Инлену.

– Прикажи, чтобы она шла впереди нас, следуя за теми тремя.

Как только это было сделано, Энги повернулась к Керрику и так горячо заговорила, как он еще не слышал от нее.

– Я и другие находимся здесь потому, что слишком сильно верим в то, во что не верят наши правители. Нам приказали отказаться от этой веры, но мы не можем. Тот, кто однажды узнал правду, не может забыть ее.

– О какой правде ты говоришь?
– удивленно спросил Керрик.

– О жгучей, беспокойной правде, согласно которой мир и все в нем содержащееся может стать гораздо лучше. Ты думал о подобных вещах?

– Нет, - честно признался Керрик.

– А я думала. Но ты еще молод и не ийлан. Ты удивил меня своей первой попыткой заговорить, а твое существование до сих пор загадка для меня. Ты не ийлан, а в то же время не дикий устозоу, потому что можешь говорить. Я не знаю, кто ты и каково твое место в планах великих.

Керрик начал сожалеть, что встретил Энги. Очень немногое из того, что она говорила имело для него смысл. Но сейчас, начав говорить, она уже не могла остановиться.

– Наша вера должна быть правдивой, потому что ее сила в передаче понимания неверящим. Первой это поняла Угуненапса, посвятившая свою жизнь упорядочению своих мыслей. Она принесла идеи, которых никогда прежде не было. Она говорила о своей вере другим, а они смеялись над ней. Эйстаи города узнав о ее странном поведении, вызвала к себе и приказала все рассказать. И она рассказала. Она говорила о существе внутри нас, которое нельзя увидеть, но которое дает нам возможность говорить и возвышает нас над животными. У животных этого существа внутри нет, и потому они не могут говорить. Следовательно, речь - это голос существа внутри, и оно есть жизнь и знание смерти. Животные не знают о жизни и смерти, сейчас они есть, потом их не будет. Но ийланы знают, а сейчас знаешь и ты. И в этом загадка, которую я должна попытаться разрешить. Кто ты? Каково твое место в жизни?

Энги повернулась к Керрику и заглянула ему в глаза, как будто могла найти в них ответ на свой вопрос. Но он не мог сказать в ответ ничего, и она поняла это.

– Когда-нибудь ты узнаешь, - сказала она.
– А сейчас ты слишком молод. Но я сомневаюсь, что ты сможешь понять прекрасную мечту Угуненапсы, мечту о правде, которую она объясняла другим. И доказывала тоже! Этим она разозлила Эйстаи, которая приказала ей отбросить эту фальшивую идею и жить так, как всегда жили ийланы. Угуненапса отказалась, тем самым поставив веру выше города и приказов Эйстаи. Эйстаи узнала о непослушании и лишила ее имени, изгнав из города. Ты знаешь, что это значит? Конечно нет. Ийлан не может жить без своего города и имени, если однажды он уже получил его. Лишение этого означает смерть. С незапамятных времен ийланы, покидающие город, очень страдали, падали духом, потом теряли сознание и быстро умирали. Так было всегда.

У Энги было сейчас какое-то странное настроение, нечто среднее между радостью и восторгом. Она остановилась, мягко взяла Керрика за руку и заглянула ему в глаза, пытаясь полнее выразить свои чувства.

– Но Угуненапса не умерла, и это было неоспоримым доказательством ее правоты. С того дня ее правота доказывалась снова и снова. Мне приказали уйти из Инегбана, приказали умереть - но я не умерла. Никто из нас не умер, потому мы и оказались здесь. Они называют нас Дочерями Смерти, считая, что мы заключили с ней договор. Но это неправда. Мы называем себя Дочерями Жизни, и это правда, потому что мы живем там, где умирают другие.

Керрик осторожно отстранился от ее холодного и мягкого прикосновения и повернул назад, солгав:

– Я зашел слишком далеко. Мне запрещено бывать здесь на полях.
– Он дернул за поводок, избегая пристального взгляда Энги.
– Инлену, мы возвращаемся.

Энги молча смотрела, как он уходит, потом молча направилась к полям. Оглянувшись, Керрик увидел, как она медленно бредет по пыльной дороге. Он удивленно покачал головой, не понимая, зачем она говорила все это, потом заметил поблизости апельсиновые деревья и потянул к ним Инлену.