— Дедушка, расскажи, как наступил конец света, ну пожалуйста, — попросил мальчик, вглядываясь в морщинистое лицо старика, сидящего рядом на стволе поваленного дерева.
— Я тебе рассказывал про это уже тысячу раз, — пробормотал тот сквозь сон, греясь в лучах теплого солнца. — Давай-ка лучше поговорим о поездах. Они...
— Хочу про конец света, деда. Ну расскажи, как он наступил, как все перевернулось...
Старик вздохнул и почесал ногу.
— Не надо так говорить, Энди, — произнес он, уступая упрямому внуку.
— Ты сам всегда так говоришь.
— Наступил конец света, того света, который я знал. Когда все перевернулось. Наступили смерть и хаос, насилие и грабеж.
Энди заерзал от восторга — это место ему очень нравилось.
— И не забудь про кровь и ужас, дедушка!
— Этого тоже хватало. И все из-за Александра Партагоса Скоби. Да будет проклято его имя!
— Ты хоть раз его видел? — спросил Энди, заранее зная, что услышит в ответ.
— Да, я видел Скоби. Он шел мимо и даже остановился в двух шагах от меня. Я разговаривал с ним вежливо. Вежливо! Если бы только знал, что случится... Тогда еще были заводы, и я работал на гидравлическом прессе. Честно работал. Лучше, если бы вместо: «Да, доктор Скоби, благодарю вас, доктор Скоби», — сунул бы его под пресс. Вот что надо было сделать.
— Что такое гидравлический пресс?
Старик уже не слышал его, в который раз воскрешая в памяти те дни, когда пришел конец всему — конец безраздельному владычеству человека на Земле.
— Скоби был сумасшедшим. Об этом уже заговорили потом, но было, конечно, поздно. И никто сначала не сообразил, чем это обернется. К нему отнеслись с вниманием, слушали, что он говорил, возражали, а он плевал на всех и делал свое дело. Да, делал свое дело. Как можно было спятившему человеку доверять лабораторию величиной с гору, открывать неограниченный кредит в банке и к тому же сохранять пенсию...
— Он всех ненавидел, хотел всех убить, этот старый Скоби, правда, дедушка?
— Так говорить про него несправедливо. — Старик повернулся немного вбок и распахнул знавший лучшие времена пиджак, подставляя грудь весеннему солнцу. — Я, как и все, ненавижу Скоби, что правда, то правда. Его сразу же убили, когда поняли, что он натворил, и никто не спросил, зачем он это сделал. Может, он считал, что делает нужное дело. Или, может, он роботов любил больше, чем людей. В своих роботах он разбирался. Тут ничего не скажешь. Я помню, задолго до наступления конца света стали появляться его первые роботы, и люди испугались, что они отнимут у них работу. Кто мог тогда знать, что они отнимут у них все. Люди всегда боялись, что роботы превратятся в монстров и пойдут на них войной. Такого не случилось. Скоби придумал роботов, которые даже не знали о существовании людей.
— Он делал их тайком? — живо спросил Энди. Ему ужасно нравилась эта часть рассказа.
— Только одному Богу известно, сколько всего он наделал. Они были везде, во всех уголках Земли. Одних он оставлял около свалок металлолома, и они бросались под старые машины и там исчезали. Других — вблизи сталелитейных заводов, среди скрапа. Они плодились со страшной быстротой. Мы и опомниться не успели — было уже поздно. Слишком поздно, чтобы остановить их.
— Они научились изготавливать друг друга?
— Они не могли сами себя производить, это не совсем правильно. Но те, которые придумал Скоби, оказались весьма удачные. Доведены до совершенства. Запрограммированы только на одно — делать себе подобных. Только и всего. Когда один робот завершал работу над изготовлением другого, он активировал магнитную копию мозга, записанную на стальную ленту, и новый робот принимался за себе подобного. Удивительно, до чего они оказались гибкими! Они были из чистого алюминия. Оставишь такой робот вблизи ангара, и через неделю из старых самолетов появлялись уже два робота. Да что там самолеты — им достаточно было простой консервной банки. Скоби додумался до того, что создал робота, который состоял из шестеренок и работал на древесном угле. Они сожрали все джунгли Амазонки и Конго. Они оказывались повсюду. В самых труднодоступных местах — там, где нормальный человек не может жить. Но Скоби было все подвластно, потому что он сумасшедший. Первые роботы, изобретенные им, боялись света. Вот почему их сначала никто не заметил, а потом стало поздно. Когда люди поняли, что происходит, роботов было почти столько же, сколько и людей. Через несколько дней их стало больше, и это был конец света.
— Но они стали сражаться с роботами? В ход пошли пушки, танки и все такое? Их начали уничтожать... тра...та...та...
— Они гибли тысячами, но им на смену приходили миллионы. А у танков не оказалось снарядов — ведь роботы уничтожали заводы, чтобы делать новых и новых роботов. В то время как танковые пушки уничтожали одних, другие подходили сзади и уничтожали танки. Это был самый настоящий ад, скажу тебе. Роботы готовы были умирать. Они могли себе это позволить. Если взрывалась нижняя часть туловища, то верхняя тут же начинала все сначала, а рядом стояли другие и наблюдали. К тому времени они перестали бояться света, готовые броситься и перегрызть друг другу глотку за какую-нибудь микросхему или транзистор, чтобы только продолжить заложенный в них процесс размножения. В конце концов мы сдались. А что еще нам оставалось делать? Теперь сидим вот и смотрим друг на друга. Одно занятие — есть и спать.
Подул ветерок, зашевелил листву деревьев, за которыми скрылось солнце. Старик встал и потянулся — он боялся простудиться.
— Пора возвращаться домой.
— И тогда наступил конец света? — спросил Энди, дергая деда за жилистую руку. Ему хотелось дослушать рассказ до конца.
— Для меня да, но не для тебя. Тебе это не понять. Пришел конец всему: цивилизации, свободе, величию человека, его правлению. Теперь на Земле правят роботы.
— Учитель говорит, что они не правят, а просто существуют... как деревья или камни... ведут себя нейтрально... — так говорит учитель.