Шрифт:
1. Воображение и умопостроения были главными средствами выражения мысли. Поэзия считалась единственной реальностью. Энтузиазм замещал научную базу.
2. Рациональность на некоторое время ушла в тень. Убеждения, интуиция и вера считались самодостаточными.
3. Точно так же традиция также более не нуждалась в подкреплении доказательствами. Это четко прослеживается в так называемом Оксфордском движении и вообще католической реакции в Англии. Прослеживается это и в государственных институтах Англии, которые Диккенс высмеял в образе мистера Подснепа [47] .
47
Персонаж романа Ч. Диккенса «Наш общий друг» (1864), шарж на самодовольного буржуа-патриота: по его категорическому мнению, все в Англии и все английское превосходно, конституция дарована англичанам «самим Провидением» и «ни одна страна не пользуется таким покровительством свыше, как Англия»; сомневаться в превосходстве всего английского, замечать в стране факты социальной несправедливости – значит, по его словам, «идти против Бога»; он представляет собой воплощенное самодовольство торжествующего английского буржуа в период относительной стабильности.
4. Примирение христианства с философией стало общепризнанной ключевой проблемой. Кольридж, например, считал ее решение своей главной задачей.
Все эти черты можно заметить и в масонских сочинениях Оливера. Недостатки его исторических сочинений, например, которые заложили мину замедленного действия под всю популярную историю масонства в целом, суть всецело недостатки, порожденные романтизмом. Буйное воображение и энтузиазм визионера зачастую уносили его далеко. Заодно со своими наставниками в философии он отбросил прочь критический метод и утратил вместе с этим способность различать между тем, что действительно имело место, и тем, что, как бы он хотел, имело место в истории. С одной стороны, в масонской философии, где допустимы полностью умозрительные конструкции, это наделяло его даже определенными преимуществами. Милль [48] пишет о Кольридже, что у того был один их самых плодовитых умов в то столетие. И Оливер тоже более, чем кто-либо другой, побуждал своих современников мыслить на темы масонской философии. У него легкий приятный стиль. Его приятно и даже увлекательно читать. Множество читателей, которых оттолкнул бы многомудрый, но очень тяжелый стиль Краузе, знакомятся с работами Оливера с радостью. Он придал форму и направление масонским умопостроениям, которые актуальны до сих пор.
48
Джон Стюарт Милль (1806–1873) – английский философ, социолог, политический деятель, экономист и литературовед, один из столпов учений либерализма и утилитаризма.
Возвращаясь к философии Оливера, нужно отметить три важных ее аспекта: 1) его теорию о связях масонства и религии; 2) его теорию о масонстве как чистой допотопной традиции, дошедшей до нас и 3) его теорию о первоначально христианской сути нашего учреждения.
Давайте рассмотрим их по очереди.
1. Я уже упоминал о том, что примирение религии с наукой и объединение религии со всеми прочими видами человеческой жизнедеятельности было излюбленной темой романтической философии. Естественно посему, что священника привлекло это направление мысли и что ревностный церковник и переполненный энтузиазмом масон, от Престона, чью книгу он редактировал, усвоивший, что масонство есть знание, превратил эту проблему в дилемму о взаимоотношениях масонства и религии с намерением примирить их между собой. И способ, избранный для этого Оливером, был довольно остроумным. Религия и масонство, писал он, идентичны по своим целям, и сходны в них со знанием. И то и другое является проявлением духа, Абсолюта, то есть Бога. Бог же является нам посредством Откровения, и при этом явлении мы постигаем Его и себя самих, а также мы постигаем Вселенную посредством религии. Далее, Бог является нам через Традицию, и так мы постигаем Его и себя самих, а также Вселенную – через масонство. Наконец, Бог является нам посредством разума, и таким образом мы постигаем Его, себя самих и Вселенную через знание, или, как мы сами привыкли это называть, через науку. Так же, как и романтики, он стремился вбросить всё содержание жизни в единое взаимосвязанное Целое, которое он нашел в Боге, или Абсолюте. Соответственно, масонство для него было одним из способов приближения к Богу, а два других способа – это религия и наука. Если триадой Краузе были Закон-Религия-Нравственность, действовавшие посредством Государства-Церкви-Масонства, то триада Оливера – это Откровение-Традиция-Разум, и их развивают, передают в поколениях и истолковывают Религия-Масонство-Наука.
2. Теория Оливера о масонстве как системе передачи традиции во многом имеет своим истоком Хатчинсона. О нем также следует сделать небольшое отступление.
Уильям Хатчинсон (1732–1814) был английским юристом и, видимо, первым английским масонским философом. В 1774 г. Хатчинсон, с дозволения Великой ложи, которая настаивала на своем праве цензурировать все масонские публикации, издал свое главное масонское сочинение, озаглавленное «Дух масонства». Оливер писал, что эта книга стала «первой действенной попыткой объяснить с рациональной и научной точки зрения подлинную философию Ордена». Учение Хатчинсона гласило, что Утраченное Слово воплощает утраченную вследствие искажений иудейской веры религиозную чистоту. Он считал, что легенда степени Мастера воплощает Новый Закон Христа, занимающий место Ветхого Закона иудаизма, который разложился и умер. Путем несложных упражнений в «народной этимологии» он произвел имя Хирам (или Хурам) от греческого «хейрамен» («мы нашли»), а слово «акация» – от греческой альфа-привативум и слова «какия» («зло»), что давало ему значение «свобода от зла», то есть «свобода от греха». Таким образом, пишет он, Мастер вольный каменщик «воплощает человека, по христианскому учению, спасенного от могилы порока и поднятого верой к спасению». Хатчинсон оказал большое влияние на Хемминга – составителя символических наставлений для Великой ложи «Древних», а влияние последнего совершенно очевидно в Америке – особенно в толковании символа Пламенеющей Звезды в наших наставлениях.
Ясно, что Оливер позаимствовал направление мысли у Хатчинсона. Но Хатчинсон отождествлял религию и масонство. Этого Оливер, священник государственной церкви, допустить и в мыслях не мог. Вместо этого он хотел объединить их, сохраняя их различия между собой, но сделав равноправными частями высшего единства, средствами выражения того, что в пределе, пусть и не непосредственно, суть одно. Это он сделал, как мы видели раньше, считая и то и другое разными путями к Богу. Эта концепция породила теорию о масонстве как теле традиции.
Коротко говоря, теория Оливера состоит в следующем. Он считал, что масонство является корпусом традиции самой зари человеческой истории, как она отражена в Писании. Согласно его наполненным энтузиазмом умопостроениям, эта традиция была преподана Сифом его потомкам, и они следовали ей, тем самым создав чистое и первоначальное допотопное масонство. От них оно перешло к Ною и его потомкам, а при рассеянии человечества по земному шару разделилось на чистое (pure) масонство и дикое (spurious) масонство. Чистое масонство через Патриархов дошло до Соломона и от него – к членам нашего нынешнего Цеха. Но среди язычников чистая традиция подверглась загрязнению и разложению и приобрела форму Мистерий и других посвятительных ритуалов древности. Соответственно, писал он, в масонстве пред нами предстает традиционная наука нравственности, сокрытая в аллегориях и раскрывающаяся в символах.
3. Снова беря основные положения у Хатчинсона, Оливер полагает, что Древние Заповеди, требующие хранить верность Святой Церкви, дают ему право утверждать, что изначально масонство было строго христианским учреждением. Конечно, он полагал, что христианство предсказано и отчасти открыто в Ветхом Завете и что учение о Троице, в частности, весьма точно там описано. Точно так же он считал, что древнейшие из масонских символов тоже преподают учение о Троице и что масонский термин «Великий Архитектор Вселенной» недвусмысленно указывает на Христа. Для его системы это было необходимо. Ибо если религия, что в его случае означало, само собой, христианскую религию, и масонство должны быть соединены вместе, то они должны были стать двумя разными проявлениями одного и того же Бога. Может быть лишь один Бог, и этот триединый Бог, Бог его религии, дает познать Себя через Откровение, Традицию или Разум. И толкование Оливером Откровения определило толкование им и прочих двух путей. Держа это в уме, мы сможем легче принять его философию, даже не принимая эту конкретную доктрину. Ведь нужно всего лишь постулировать некую более всеобщую и обобщенную религию, чем исповедовал он, религию, стоящую над сектами, конфессиями и догмами, чтобы утверждать, что такая религия действительно ведет к Богу так же, как масонство и разум. Более того, индуист и магометанин также могут предложить свои толкования Откровения и присовокупить свои голоса к голосам поддержки этих трех способов постижения Абсолюта. Маккей укоряет Оливера за сектантство и узколобость, но перспективы у его масонской философии настолько обширны, что его не в чем упрекнуть, на самом деле. В 1840 г. все же было еще рано требовать от священника заходить еще дальше в своих умозрительных построениях.
Итак, каковы же ответы Оливера на три основополагающих вопроса масонской философии?
1. Какова цель масонства? Для чего существует наше учреждение?
Оливер ответил бы, что оно едино в целях с религией и наукой. Все три элемента являются способами, приводящими нас к постижению Абсолюта. Они суть средства познания Бога и трудов Его.
2. Как масонство намерено достигнуть этой цели?
Оливер ответил бы, что оно это делает путем сохранения, передачи в поколениях и интерпретации традиции незапамятных времен, чистой традиции, взятой из самой колыбели человечества.