– Да, признаю, это случай явно не наш. Поскольку наши «хвосты» будут подчищать РВСН и US Air Force. А что мы тогда вообще имеем с гуся?

– Стандартный комплект маскировочной аппаратуры, в частности «Нахамер» и «Верклейд».

– Поясни, – уточнил я, уже смутно понимая, что это происходит явно от немецких «Nachahmer» и «Verkleidung», то есть «имитатор» и «маскировка».

Кэтрин встала и сходила в прихожую за сумочкой. Сумочка была как сумочка, обычная, дамская, коричневой кожи, на длинном ремешке, с застёжкой в виде золотистой пряжки. Присев, она полезла в эту самую сумочку и достала из неё нечто похожее на обычную пудреницу, открыла крышку, вынув и показав мне две серёжки золотистого металла, не особо дорогие на вид.

– Ну, бижутерия какая-то. И что?

В следующий момент моя напарница нацепила серьги на уши, многозначительно ткнула пальцем куда-то в пудреницу, и в ту же секунду я так и обомлел, разом лишившись дара речи. Подозреваю, что вам бы тоже стало сильно не по себе, если вместо лица напарницы, к которому вы уже начали помаленьку привыкать, перед вами вдруг откуда ни возьмись возникла Уитни Хьюстон. Ну да, та самая афроамериканская певунья, только не из времён навязшего в зубах «Телохранителя» (где её лицо и глаза уже довольно тухлые, с головой выдающие давнее пристрастие к тяжёлым наркотикам), а откуда-то из своих ранних клипов 1980-х, когда она ещё употребляла вполне умеренно, была более-менее свежа, привлекательна и смотрела весело. Ещё одно движение пальцем – бац, и передо мной относительно товарная Тина Тёрнер из третьей серии «Безумного Макса». Вот эту тётю я уважаю как-то более предыдущего персонажа. Морда лица у неё, допустим, от природы страшненькая, но тогда, когда она снималась в том же «Безумном Максе», ей было хорошо за полтинник, но при этом старушка была в более чем хорошей форме (при анатомически правильной фигуре и всегда на каблуках), да и пела мощно. Но тут впечатление было более дикое, поскольку, если присмотреться, лицо было, как положено, шоколадно-смуглое, а вот кисти рук, шея и всё остальное остались прежние, розовенькие. Похоже, ради этой простой демонстрации моя напарница не стала заморачиваться с тонкой регулировкой прибора. Ну а прежде чем я успел вновь обрести дар речи и как-то среагировать – новое лёгкое движение пальцем в пудренице, – и передо мной прежняя Кэтрин.

– Ни хрена себе! Какая полезная в хозяйстве вещь! – только и смог я сказать на это. – А почему, собственно, именно эти образы, кстати говоря? Я, как человек слегка советский, вроде бы не противник межрасовых половых контактов, но и не могу сказать, что все эти негритянки-афроамериканки и прочие нубийки-гаитянки меня сильно возбуждают…

– Мне просто показалось, что именно на подобных примерах будет нагляднее. В общем, с помощью вот этого довольно нехитрого и миниатюрного устройства я могу полностью менять свою внешность. В смысле – лицо.

– А что за технология?

– Технические подробности вы всё равно вряд ли поймёте, хотя, подозреваю, что с чем-то подобным вы уже сталкивались. Если в двух словах – портативная голографическая оболочка. Благодаря ей я могу изобразить практически кого угодно. Разумеется, прежде всего – любую женщину. Мужское лицо тоже можно имитировать, но при моей комплекции это вряд ли будет целесообразно. И разумеется, портрет изображаемой женщины должен либо быть в наших базах данных или, по крайней мере, нужно здешнее её изображение хорошего качества…

– В смысле «хорошего»? – спросил я, слегка обидевшись на то, что меня в который уже раз легко и ненавязчиво обозвали тупым, и уточнил: – А что, у вас в не слишком счастливом будущем в этих самых «базах данных» представления о женщинах конца ХХ – начала ХХI столетия основаны исключительно на визуальных образах поющих наркоманок из Гарлема? Такое впечатление, что для истории сохранились исключительно изображения поп- и рок-певиц из безгранично далёкого прошлого, и Леонид Ильич Брежнев действительно считается политическим деятелем эпохи Аллы Пугачёвой?!

– А кто это, Алла Пугачёва? – удивилась Кэтрин.

Ну, слава богу, значит, хоть когда-то наступят золотые времена, когда эту обнаглевшую бабульку вместе с её доченькой (которая ещё в 1990-е, по версии газеты «Красная Бурда», была названа «известной певицей разговорного жанра») и мелким крысёнышем (кстати, это не я его так приложил, а тот самый народ, которым такие, как он, брезгуют – двое пенсионеров, чей разговор я как-то невольно послушал в очереди возле рентгенкабинета в нашей районной поликлинике) Максиком Алкиным наконец-то забудут! Уже ради одного этого, наверное, стоит жить дальше…

– Это такая женщина, которая поёт, которая пришла и говорит, – сострил я. – Понимаю, что подобное определение звучит абсурдно, но тем не менее… А вообще, это особо и не важно, поскольку рассказывать про этого персонажа долго, противно и неинтересно. Ради бога, не засоряй всякой попсовой шелухой свою оперативную память…

– Как скажете, командир, – усмехнулась Кэтрин, сняв и убрав обратно в пудреницу эти суперсерьги, и продолжила: – Ну почему же исключительно поп-певиц? Просто надо понимать, что по какому-нибудь «лицу с обложки» информации всегда значительно больше, чем по некой усреднённой женщине из какого-то там конкретного века. А кто во все времена чаще всего попадает на обложки? Правильно – актрисы, певицы, фотомодели, королевы и принцессы и, куда реже, женщины-политики или бизнес-леди. Собственно говоря, различные усреднённые внешние признаки для определённой эпохи и географической точки, если они, разумеется, не касаются конкретного исторического лица, «Нахамер» может почти мгновенно подобрать автоматически. А что касается хорошего качества изображения – детально воспроизводить чью-то внешность, к примеру, по чёрно-белой, газетной фотографии более чем проблематично, особенно учитывая здешнее качество печати…

– А вот это здорово! Говоришь, «конкретного исторического лица»? – выдал я.

И тут меня, что называется, осенило, поскольку в моей голове начали возникать смутные контуры некоего плана. Конечно, это будет чересчур нагло, но именно в силу этого вполне может и проканать…

Подозреваю, что когда в вечерних сумерках 27 октября 1962 года в ту самую спрятавшуюся в Шпессартских горах долину в районе Гальсбах-Флёхсбах, въехал большой тёмно-серый (у нас подобный цвет с советских времён обычно именуют «мокрый асфальт») «Додж Феникс» 1960 года, со стороны это выглядело вполне пристойно.