– Я ничего не поняла, но это так красиво… – заявляла Кинкина, поклонница Доктора.

– Меня аж озноб бьёт, когда он говорит, – вступалась Флорзинья за Капитана.

Все помнили те дни, когда на площади перед церковью Сан-Жоржи на украшенной цветами трибуне выступали по очереди Капитан и Доктор – первый как официальный оратор поэтического кружка имени 13 Мая, второй – от городского объединения любителей шарад и литературы имени Руя Барбозы. Все прочие ораторы куда-то подевались (даже учитель Жозуэ, чьё лирическое словоблудие пользовалось успехом у девочек из монастырской школы), и в торжественной тишине на трибуну поднимался то смуглый импозантный Капитан, в безупречном белоснежном костюме, с цветком в петлице и рубиновой булавкой в галстуке, похожий своим горбоносым профилем на хищную птицу, то худенький, почти совсем седой Доктор, маленький и нервный, как юркая птичка-щебетунья, в неизменном чёрном костюме, рубашке с отложным воротником, крахмальной манишкой и в пенсне, прикреплённом к пиджаку ленточкой.

– Сегодня выступление Капитана было фонтаном красноречия, – раздавались замечания. – Какой великолепный язык!

– Только смысла мало. Зато в речах Доктора всегда есть суть. Он просто ходячая энциклопедия!

Только доктор Эзекиэл Праду мог составить им конкуренцию в тех редких случаях, когда он, почти всегда в дымину пьяный, поднимался на трибуну не в зале суда. У него также были бесспорные достоинства. Что же касается судебных прений, то тут публика была единодушна: с ним никто не мог сравниться.

Пелопидас ди Ассунсан д’Авила происходил из семейства Авила, португальских идальго, обосновавшихся в этих краях ещё во времена капитаний. Так, по крайней мере, утверждал Доктор, основываясь на семейных архивах. Авторитетное мнение историка, с ним не поспоришь.

Потомок знаменитых Авила, чей особняк, превратившийся в чёрные руины, окружённые кокосовыми пальмами, возвышался на берегу океана между Ильеусом и Оливенсой, Доктор с другой стороны происходил от неких Ассунсанов, лавочников и плебеев. К его чести нужно сказать, что он одинаково ревностно хранил память о тех и других. Конечно, Доктор мало что мог рассказать о своих предках по линии Ассунсанов, в то время как летопись семьи Авила была богата историческими событиями. Скромный государственный служащий на пенсии, Доктор жил в воображаемом мире триумфа и величия – в воспоминаниях о прошлой славе семейства Авила и размышлениях о славном настоящем Ильеуса. О семействе Авила, их подвигах, их родословной он уже много лет писал обширный подробнейший труд. Что до прогресса Ильеуса, то Доктор был пылким его пропагандистом и бескорыстным подвижником.

Отец Пелопидаса был разорившимся потомком Авила по боковой линии. От благородного семейства он унаследовал лишь имя и аристократическую склонность к праздности. Женился он (по любви, а совсем не из вульгарного расчёта, как в своё время болтали злые языки) на плебейке Ассунсан, дочери хозяина процветающего галантерейного магазина. При жизни старого Ассунсана магазин давал такой доход, что его внук Пелопидас был отправлен учиться на юридический факультет в Рио-де-Жанейро. Но старый Ассунсан умер, так и не простив до конца дочь за её безрассудный брак с аристократом, а идальго, приобретя такие простонародные привычки, как игра в нарды и петушиные бои, проел мало-помалу весь магазин: метр за метром ткани, дюжину за дюжиной шпилек и моток за мотком разноцветной тесьмы. Так пришёл конец достатку Ассунсанов, как в своё время – величию рода Авила, и Пелопидас, который учился тогда на третьем курсе, остался в Рио без средств для продолжения учёбы. Правда, в Ильеусе, когда он приезжал домой на каникулы, его уже называли доктором – сначала дед, потом служанки и соседи.

Друзья деда нашли ему скромную должность в государственном учреждении. Он бросил учёбу и остался в Рио. Молодой человек поднимался по служебной лестнице, но с большим трудом, поскольку у него не было покровителей и полезного умения подлизаться. Через тридцать лет он ушёл в отставку и вернулся в Ильеус навсегда, чтобы целиком посвятить себя «своему труду» – монументальной книге о семействе Авила и о прошлом Ильеуса.

Книга эта сама по себе уже стала преданием. О ней говорили с тех самых пор, когда Доктор, ещё студентом, опубликовал в небольшом столичном журнале, закончившем существование на первом же номере, знаменитую статью о романтических приключениях императора Педру Второго во время его поездки на север страны и непорочной Офенизии из рода Авила, хрупкой и романтичной.

Статья молодого студента осталась бы в полной безвестности, если бы по чистой случайности журнал не попал в руки одного писателя-моралиста, папского графа [55] и члена Бразильской академии литературы. Ярый защитник добродетелей монарха, граф счёл, что этот «злобный анархистский пасквиль» задел его собственную честь, поставив «выдающегося человека» в смешное положение воздыхателя, вероломного гостя, флиртующего с невинной девушкой, чью семью он прославил своим посещением. Граф на великолепном португальском языке XVI века разгромил дерзкого студента, приписав ему намерения и цели, которых Пелопидас никогда не имел.

Студент возликовал: столь резкая отповедь – почти признание его правоты. Для второго номера журнала он подготовил статью, написанную языком не менее изысканным. Основываясь на неоспоримых фактах и особенно на стихах поэта Теодору ди Кастру, он камня на камне не оставил от претензий графа. Журнал, однако, прекратил своё существование, второй номер так и не вышел. Газета, в которой граф нападал на Пелопидаса, отказалась публиковать его ответ, но после долгих препирательств всё же поместила в самом углу страницы заметку в двадцать печатных строк с изложением статьи Доктора, написанной на восемнадцати листах. Даже сегодня Доктор бравирует своей «непримиримой полемикой» с членом Бразильской академии литературы, имя которого известно всей стране.

– Моя вторая статья сокрушила его и заставила замолчать…

Эта полемика навечно вошла в анналы интеллектуальной жизни Ильеуса, её постоянно приводят как доказательство высокого уровня ильеусской культуры наряду с почётным упоминанием в столичном журнале имени Ари Сантуса, нынешнего президента объединения Руя Барбозы, молодого клерка из экспортной фирмы, участвовавшего в конкурсе на лучший рассказ, и стихами уже упомянутого Теодору ди Кастру.

Что до тайных амуров императора с Офенизией, то дело, похоже, не зашло дальше взглядов, вздохов и произнесённых шёпотом клятв. Путешествующий император познакомился с Офенизией на празднике в Баии и без памяти влюбился в её глаза. А поскольку в особняке Авила на Ладейра-ду-Пелоуринью [56] проживал некий отец Ромуалду, знаменитый латинист, император появлялся там ещё много раз, якобы для бесед с этим мудрым священником. На кружевных балконах особняка монарх на латыни изливал свою тоску, сгорая от тайной и запретной страсти к прекрасному цветку рода Авила. Офенизия, растревоженная кормилицей, кружила по залу, где мудрый чернобородый император обменивался научными знаниями с отцом Ромуалду под почтительным наблюдением ничего не понимавшего Луиса Антониу д’Авила, её брата и главы семейства. Как известно, Офенизия после отъезда влюблённого императора начала военные действия, чтобы заставить семейство переехать ко двору, но потерпела поражение, столкнувшись с упорным сопротивлением Луиса Антониу, хранителя фамильной и девичьей чести.