Шрифт:
В трактире тихо-тихо, только на кухне гремит сковородами запалившаяся от работы кухарка, да на улице прогромыхает огромными колесами по булыжной мостовой фура ломовика. Пахнет жареным мясом, пролитым пивом, потом разгоряченных мужских тел и смазанной рыбьим жиром кожей сапог и безрукавок, обшитых стальными кольцами. Огромные, сильные, жестокие люди под воздействием музыки превращаются в наивных детей, жаждущих красоты и сказки. Наверное, я сейчас сродни сказочнику-фантасту, погружающему человека в мир его грез, уводящему туда, где сбываются мечты…
Когда закончил, секунд пять царила не прерываемая ничем тишина, потом зал взревел. Люди стучали по столешницам (тут это заменяло аплодисменты), вопили, потрясали в воздухе кулаками – только что не свистели от полноты чувств. Ибо у моряков свист считается дурной приметой, приносящей неудачи и вызывающей шторм. А тут ведь как минимум половина посетителей моряки, трактир располагается возле порта, так что нет ничего в этом удивительного. «Якорь» – он и есть якорь. Вышел с корабля, и зацепился за берег. Пока снова не пришло время сдаваться на милость повелителя глубин, Большого Змея.
Слова баллады точно соответствуют верованиям покорителей океана – по их представлениям, где-то на огромной глубине живет Большой Змей, именно он правит всеми морями. И когда Змей просыпается от своей спячки – а большее время в году он спокойно спит на дне – тогда и гибнут суда, тогда и упокаиваются в желудке Змея несчастные мореплаватели, оказавшееся не в том месте не в то время. Ведь Змею надо чем-то питаться? А что может быть вкуснее, чем просоленное, пропитанное пивом мясо корабела?
– Еще! Еще давай!
И дождь из монет. Хороший такой дождь. Меня любят, мне хорошо набрасывают монеток. И плевать им, что я ворк – человек из ненавидимого, гонимого имперцами племени. Моряки сами гонимы, и сами отвержены – как и я, как и тысячи мне подобных. Им ли меня ненавидеть?
Я снова наигрываю, задумавшись, и даже не попытавшись собрать монеты, которые раскатились по всей сцене. Успею собрать. Никто их не возьмет. А если все-таки одна-другая монетка пропадет, попавшись под руку усталой шлюхе, или замотанной беготней подавальщице – так и пускай. Значит, им больше было нужно, чем мне. Я не обеднею. У меня счет в банке, я курсант магической Академии на полном обеспечении, и музыка для меня только развлечение. Потому… попросит – я и сам подарю эти деньги. Нет, не альтруист, и не дурак. Просто… не жри один – не то подавишься.
Кому велит божественная милостьК закату дня трубить в победный рог?Мой друг сказал: «Сегодня мама снилась.Она звала – я сдвинуться не мог.Смотрю, совсем состарилась в разлуке,И голос так отчаянно дрожал…Она ко мне протягивала руки,А я копьём испоротый лежал.Наверно, сгину в нынешнем сраженье.В кровавый снег поникну не дыша…»На языке застыли возраженья.Я слушал друга – и рвалась душа.Всё восстаёт, противится и ропщет,Когда по детям плачут старики!Ведь это нам родителей усопшихНа берегу Черной рекиИ провожать, и обещать – догоним…Всему на свете должен быть черёд!Тут я поклялся: смерть его не тронет.Пускай меня сначала заберёт!…А сеча вправду выдалась жестокой.Израненные падали без сил.Того копья не уловил я оком.Почувствовал… и друга заслонил.И клич гремел. И знамя устояло.За истребленьем вражеских полков,За тем, как снег окрашивался алым,Я наблюдал уже из облаков.Над полем славы медленно темнело.Оставшись жить погибели назло,Мой друг увидел стынущее тело,Перевернул, сказал: «Не повезло…»Потом он шёл – усталый победитель.Мой щит и шлем качались на ремне.Дождётся мать. Не оборвутся нити.Живи, мой брат. И помни обо мне.Молчание. Потом рев, потом крики… все, как всегда. Я впитываю эмоции людей, я наслаждаюсь ими!
Наверное – я эмоциональный вампир. Как вероятно и большинство из музыкантов, певцов. Иначе зачем они это все делают? Просто для того, чтобы колебать воздух? Всего лишь зарабатывать деньги? Нет. Нам нужно именно это – рев толпы, поклонение, нам нужна ЛЮБОВЬ! Возможно, мы недополучили ее в детстве, а может быть мы просто ненасытны, как волки, всегда алчущие крови. Мы питаемся любовью, мы сосем ее, как материнское молоко – такое сладкое, и такое желанное. В эти моменты я тоже люблю. Весь мир! Всех, кто любит меня. И забываю о том, что в мире еще столько плохого, столько гадкого и грязного…
Нет преграды лунным лучам,Что блестят на волчьих зубах!Плохо спится нашим мечам,Помнящим, как сеяли страх!Голос рога в море лужён.Порвана кольчуга не раз.Помнишь, брат, как берег чужойСтрелами приветствовал нас?Грудь на грудь сходились полки —Кто отважней в битве, тот прав!Высекали наши клинкиБудущее новых держав.Если отчий край тебе мил,За него готовься на бой!Кто щедрее кровью платил,Тот ему и станет судьбой!Кто-то поделил серебро.Кто-то спит, пронзён, у ворот.Защищайте жён и добро,А не то чужак заберёт!Под луной клубится туман.Ставь же паруса, побратим!Впереди гремит океан,Вороны летят позади!Впереди поёт океан,Вороны кричат позади!«Впереди поет океан, вороны кричат позади» – ревет зал, повторяя последние строки. Они уже знают эту песню, я пел ее им, пел ее и Аллен – он просил у меня позволения исполнять мои песни. Как я могу ему отказать? Да и выполнит ли он, если я вдруг сойду с ума, и прикажу никогда не играть мою музыку, и не петь мои песни?
Я и сам-то не очень чист на руку. Половину из этих баллад некогда сочинил сам, когда на меня вдруг нападал такой… хмм… стих, а половину позаимствовал у земных поэтов. Например те три баллады, что сегодня пел – сочинила писательница Семенова. Баллады случайно попали под мой взгляд, когда я уже служил в ЧВК, и я недолго думая подобрал к ним музыку. Здесь мне осталось «только лишь» перевести слова стихов на Всеобщий язык, да подогнать под исполнение на лютне.