И тут Аидычу противопоставить напору Вишенки нечем, и ему приходиться мириться с тем, что себе позволяет с его внешним видом вытворять Вишенка, странными маслами фиксирующую его причёску в какую-то зализанность, затем она с помощью подручных ножниц и щипчиков удаляет в нём всё в сторону торчащее и лишнее, заставляет его взяться за бритву, за которую он время от времени только берётся, когда ему скушно, и как промежуточный итог, надевает на его нос очки, как она говорит, чтобы придать выразительности вашему взгляду.

А Аидычу, всё это паскудство на своём лице терпеливо сдерживающему, и надо признать, что ни единым словом не попрекнувшему Вишенку, – сжимающиеся кулаки от своего бессилия не в счёт, – удивительно такое в свой адрес слышать. – Какой ещё на хрен выразительности?!

А Вишенка, стоящая напротив Аидыча и удерживающая в пределах нормы и себя ярость Аидыча своей непосредственной простодушностью, явно умеет читать его мысли, и она делает столь необходимые для Аидыча пояснения. – Доктора философии, особенно либерального толка, – а вы ведь под одного из них будете рядиться, – смотрят на мир особенным взглядом, скажем так, отчасти познаваемым и в другой отчасти не принимаемым, а так-то они отлично видят, что мир погряз в своей гнусности, физиологичен и его ничего хорошего впереди не ждёт. Так что с ним можно особенно не церемониться и применять в его сторону любого рода экспериментальный инструментарий по его освоению своими теориями. Где все философские теории зиждутся на одной основе – на законе Архимеда, по академически звучащим следующим образом: «Объем вытесненной воды должен быть равен объему погружаемого предмета», а в философской натуре он означает, что от уровня проникновения системообразующих идей в интеллектуальную составляющую человека и общества, зависит его развитие и тому следующее.

– Значит, вот каким гадом я должен быть, и сейчас, наверное, уже выгляжу. – Аидыч делает интересные выводы из сказанного Вишенкой, отодвигая её рукой и заглядывая на стоящее на рядом находящемся журнальном столике зеркало. И как Аидыч видит и убеждается в зеркало, то он один в один похож на тех гадов, кого он терпеть не мог за их трусливую позицию и в тоже время гонор, которые они проявляют в сторону тех людей, кто не они. И при встрече такого типажа людей, у Аидыча невольно сжимались руки в желание схватить за хлипкую бородку одного из таких философски плюющих на тебя сверху патрициев интерлоджи, и в один резкий рывок вырвать у них все позиции из подбородка и заодно склонить их к тому, чтобы посмотреть на человека снизу вверх.

– Ну и сволочь же ты из меня сделала. – Переводя свой взгляд от зеркала на Вишенку, с холодностью в лице говорит Аидыч.

А Вишенке хоть бы хны, и она даже рада вот такой реакции Аидыча, считая её комплиментом для себя. И Вишенка на этом не останавливается, а она продолжает Аидыча продавливать на своё отторжение. – Не просто сволочь, а самую отъявленную. – А вот этого сейчас не понял Аидыч. Это про кого и на что намекает Вишенка. Что он и выказывает недоумённым видом.

– Будете у нас Сен-Бернаром Леви. – Говорит Вишенка. – Странствующим паломником по местам своих будущих свершений по форматированию в свою философскую наполненность безыдейных пространств в виде стран на географических картах, которые получают для себя только тогда значимость, когда начинают прорисовываться на политической карте мира.

– Ни хрена не понял, кроме того, что этот Сен-Бернар мир под себя комплексует, – говорит Аидыч, – но я готов эту сволочь на лопатки под себя положить, и лучше при встрече с ним один на один.

– Один на один не получится, – отвечает Вишенка, – но нам это сейчас и не надо. А сейчас нам нужно дополнить ваш образ, приодев вас. – И опять Вишенка смотрит на Аидыча заставляющим его нервничать взглядом неприятия всего того, что он собой представляет, в частности то, что он на себе носит и с этим можно сказать вжился. Ну а куда эти взгляды Вишенки на Аидыча обоих их приводят, то Аидычу прямо там хочется расплеваться и стыдоба-то какая для него – он взрослый мужик, при своём уме и лёгкой седине, оказывается не просто в торговом помещении по обретению себя в новом качестве, как это место объяснил и описал один из местных типов, типа конферансье, – какое, бл*ь, себя?, сразу охренел Аидыч, – а в окружении странных и что-то с ними не так людей, точно в обыденной жизни такие не живут. И Аидыч уже приготовился от них отбиваться стальными ударами своих кулаков, если бы не всё та же Вишенка, вставшая на разделительной полосе между Аидычем и этими типажами из гротескной реальности, и объяснившая Аидычу, что ему ради успеха будущего дела придётся немного потерпеть и возможно даже пойти на некоторые моральные издержки.

– Это ещё какие? – нервно не сдержался Аидыч, держа под контролем ближе к нему стоящего типа точно другой человеческой конфигурации. Он вроде с виду мужского пола, но это не так, как внутренне чувствует Аидыча, обнаруживая в нём и его поведении противопоставления всему тому, что Аидыч считал за мужское. – Да на хрен кто он такой?!

– Ваш костюм. – Удручающе так посмотрела на Аидыча Вишенка и с той же выразительностью это сказала. А Аидыч понять не может, что с его костюмом не так. – Да ему сносу нет. – Пока что про себя возмущается Аидыч. – Я из него уже лет семь не вылезаю. В нём можно и в футбол играть и в гости к кому-нибудь за полночь нагрянуть. Везде он будет к месту.

– Что не так с моим костюмом? – задаётся вопросом Аидыч, подтягивая свои трикотажные штаны, только слегка вытянувшиеся в коленках.

Ну а Вишенка, видя, как Аидыч дорожит своим спортивным костюмом, дипломатично подходит к решению вопроса с костюмом. – Он не походит под стоящие перед нами задачи. – Говорит Вишенка.

– Поясни. – Следует ответ Аидыча, до конца не сдающегося.

– Он не отражает философскую природу представляемого вами человека. – Пускается в пояснения Вишенка. – Ваш костюм, как бы это сказать, уже определился и стоит на одной идеологической платформе – не быть притязательным к окружающему, быть с ним ближе и принимать мир такой какой он есть.

– Разве это плохо? – задаётся вопросом Аидыч, видно так и не уразумев, что есть по своей сути философ. Что ему сейчас и объяснит Вишенка.

– Это не по-философски. – Говорит Вишенка. – Человек с философским взглядом на мир всегда по отношению к нему критичен и неустойчив на одной мысли. Для него мир вокруг не статичен, а он находится в концептах идей, в конструкторских разработках. – И, хотя Вишенка была сейчас не проста на слова, Аидыч её понял. Что он и сказал.

– Я тебя понял. – Так и говорит Аидыч, переводя свой взгляд на типа, стоящего за спиной Вишенки. – Я с философской невозмутимостью посмотрю на всё это, – кивая на всё того же типа, говорит Аидыч, – и на то, во что вы меня преобразуете.