Вымывшись, я вывела нас из душа и взяла два полотенца, прежде чем быстро вытереть нас. Я даже провела им по его мокрым волосам, смахивая всю лишнюю воду. Он закрыл глаза, погружаясь в мои прикосновения.

После того, как мы полностью высохли, мы молча легли в постель. Виктор не произнес ни слова. Он наблюдал, как я зашиваю глубокие порезы, накладываю бинты на более мелкие после дезинфекции. Я даже наложила успокаивающую мазь на его фиолетовые и зеленые синяки.

Некоторым ранам было несколько дней. Егор сказал мне, что Виктор на этой неделе пять раз ходил в яму смерти. Он заставил свое тело бороться больше, чем мог вынести.

Закончив, я свернулась калачиком рядом с ним, натянув простыню на нашу наготу. Он коснулся моей щеки, скользнул пальцем вверх, а затем стукнулся кончиком нашего носа. - Я не хочу просыпаться от этого сна, - прошептал он мне, прежде чем закрыть глаза.

– Это не сон, - попыталась сказать я, но он больше не открывал глаз. Через несколько минут его дыхание выровнялось, и я наблюдала, как он спит. Даже тогда его брови были нахмурены, а лицо напряжено. Я хотела унять всю его боль, но Виктор, казалось, держал меня на расстоянии.

В конце концов, мои глаза потяжелели, и я погрузилась в сон. Когда я проснулась позже, Виктор метался на кровати. Его кожа блестела от пота, а лоб был сердито наморщен. Его челюсти сжались, и он издал болезненный рык, исходящий прямо из его груди. Его глаза были зажмурены, и я не могла этого вынести...

Я не могла видеть его таким ...

Я не могла ...

Я просто не могла ...

Слезы навернулись на мои глаза, я сложила руки на его кулаке. - Проснись. Пожалуйста.

– Валери, - простонал он. - Не трогай ее, мать твою!

Он резко сел, и я подавила рыдание в ответ. Его налитые кровью глаза встретились с моими, и он уставился на меня. Шок. Боль. Нежность. Потерянность. Восхищение. В его темных глазах была глубокая мука. Мучение. Гнев. И любовь.

Как он мог смотреть на меня с такой болью в глазах, и в то же время его взгляд был полон такой любви?

Это была трагедия для моего сердца.

– Ты…, - начал он грубым сонным голосом. – Что…

Он прочистил горло и потряс головой, словно пытаясь очистить свой разум. Виктор посмотрел на мои руки поверх своих. - Как...как ты оказалась в моей комнате?
–  он выглядел таким растерянным, несколько раз моргнул, как будто хотел избавиться от этого миража, который был мной.

Я сжала его кулак, подарив ему маленькую улыбку.
– Егор пришел ко мне. Он сказал, что ты ранен. Я не могла больше оставаться в своей комнате, не тогда, когда ты нуждаешься во мне.

– Если Валентин узнает...

Я оборвала его, прежде чем он успел продолжить. - Он не узнает. Егору удалось меня утащить, и все спят.

Виктор недоверчиво покачал головой. - Нет, Валери, - прошипел он. — Ты не должна так рисковать собой и ...

Его гневная тирада была прервана, когда я закрыла ему рот рукой. - Ты забыл. Валентин...он отдал меня тебе.

От этих слов у меня запылали щеки, я почувствовала, как по шее разливается румянец, а в груди разливается тепло. - Это значит, что я твоя. Он больше не имеет права голоса в том, что я делаю. Его единственной просьбой было не покидать поместье. Он никогда не упоминал о том, чтобы я не покидала свою комнату. Единственная причина, по которой мы решили, что я должна остаться в своей комнате, заключалась в том, что так будет безопаснее и я буду подальше от глаз Валентина.

Виктор все еще казался неудовлетворенным моими словами.
– Все в порядке, Виктор. Никто не может причинить мне вред. Уже нет. Ты об этом позаботился.

Виктор принес в жертву больше, чем я когда-либо могла понять. Ради меня. Он был вынужден сделать выбор.

Его семья...или я?

Его брат...или я?

Мой Виктор был солдатом. Верным воином. Он стоял, чтобы защитить свою семью, свой народ—стоял по правую сторону своего Короля.