– Я сообщу позже, – резко разворачивается и уходит, унося с собой аромат и грозу, что сверкала над нами.

Остаток дня прошел без эмоциональных скачков, ужин все-таки подали на двоих. Я старалась не думать ни о Егоре, ни о его гостье, ни о том, чем они могли сейчас заниматься. В душе был некий раздрай, хотелось чем-то себя занять и отвлечь. В дверь комнаты постучали.

– Вера, я обещал тебе свидание, ты готова? – Глеб стоял на пороге моей комнаты и держал в руке белую розу.

Это было очень трогательно, прижав руки к груди, я смотрела на этот цветок как на что-то нереальное. Чувствую, что краска приливает к лицу, краснею от смущения как девочка.

– Ты так смотришь, словно тебе ни разу не дарили цветов, – Глеб подходит ближе, заглядывает в лицо, хмурит брови, – Вера, я подарю тебе еще много цветов, обещаю.

– Тамара Степановна называет тебя Глебушка, можно, я тоже так буду тебя называть? – лукаво улыбаюсь и принимаю розу.

– Я подумаю, ну что, идем на свидание?

– Идем.

Егор

Снежана возникла, как всегда, неожиданно, ее никто не звал, но она приехала. Несколько звонков и моё категорическое «нет» её не остановили.

– Егор, я так скучаю, так скучаю, но ты совсем обо мне забыл. Зачем ты приехал в эту глушь, я ехала почти час по трассе, все дороги занесены метровыми сугробами. Почему нельзя поехать отдыхать не в лес, а на море, туда, где жарко, где будем только ты и я.

– Здесь тоже, Снежана, только ты и я. Что тебя не устраивает, если ты, как говоришь, скучала? И вообще, я тебя не звал, ты сама приехала.

– Какой ты грубый, Егор, – девушка надула губки и отвернулась к окну.

Снежана реально раздражала, её манера говорить, как капризная девочка, её образ, эти слишком выбеленные волосы, откровенный и вызывающий вид. Такое чувство, что я был слеп, а сейчас резко прозрел и увидел всю эту нелепицу, из которой состояла буквально вся Снежана.

А ведь она меня возбуждала, её готовность везде и как угодно принять мой член в себя. Она никогда не говорила «нет», а мне не нужно было её согласие. Словно кукла. Да и сама похожа на куклу, дорогая, но уже надоевшая кукла.

Не понимаю, что вообще так долго делает эта девушка в моей жизни. Устал. От ее истерик, претензий, нежданных появлений, безумных ночных тусовок. Масло в огонь моего настроение подлил перекур Морозова и Веры, я прекрасно видел из окна кабинета их милую беседу, то, как Вера открыто смеялась.

Я хотел, чтоб она так улыбалась со мной, улыбалась именно мне, видеть свет в ее глазах, а не слезы паники, как вчера. Я злился на Морозова и Веру, на Снежану, которая начала бесить и раздражать, самое главное, злился на самого себя.

Вера меня волновала, я не знал о ней практически ничего, но она притягивала. Морозов ничего не нарыл, родилась, жила, училась, все в далеком от нас городе. Что привело её к нам – неизвестно, было даже фото, отвратительного качества, сканированное с какого-то документа, зачетка или студенческий билет. Молодая девушка с длинными волосами и челкой, в нем с трудом можно узнать Веру.

Никогда не задумывался о том, что пора заводить семью и детей, как это делают мои знакомые. Не считаю, что семью нужно заводить, как собаку или кота, создавать да, что-то свое, родное, чистое и светлое. Строить по кирпичикам основу и фундамент своей жизни, крепкий фундамент.

Но я всё ровно не думал об этом. Считал себя одиночкой, но не гордился этим и не говорил на каждом углу. Не понимал тех мужиков, которые теряли голову и совершали глупости от внезапно накрывшей любви. Любил ли я когда-то?

Потеряв всю семью в восемнадцать лет, сам строил свою жизнь, капитал, бизнес. Много чего было, первые взлеты, жёсткие падения, изматывал себя, изводил, поднимался и шёл дальше. Дикий график, в нем не было места семье. Родители погибли в автомобильной катастрофе, ехали на машине в Крым.

Фура вылетела на встречную полосу, водитель заснул за рулем. Мама так долго ждала своего отпуска, накупила новых платьев. Я не поехал, сдавал экзамены в институте, не сдал, не пошел сдавать и после этой страшной новости. Моя семья, то, что я действительно любил, умерла тогда, под раскоряченной грудой железа, а другую я не хотел.

А сейчас что-то необратимо меняется. Точка отсчета этого изменения во мне – Вера. Её подставленное ноябрьскому солнцу лицо, тень от ресниц на бледной коже, и эти полные соблазна чувственные губы. Хочу, чтоб она улыбалась только мне, стонала, как тогда в сауне, но только подо мной.

Не дослушав все нытье Снежаны, срываюсь вниз, в крыло прислуги, хочу выйти на улицу, но Вера заходит навстречу, сталкиваясь со мной. У нее очень холодные руки, чувствую этот холод через ткань, а я словно горю от её прикосновения. Она пахнет морозом и слегка сигаретным дымом, поднимает на меня глаза, а меня несет, я говорю совсем не то, что хотел сказать. В итоге дергаюсь и ухожу. Какой кретин.