Бабушку Виола всегда вспоминала с теплотой и острой, щемящей нежностью, от которой к глазам подступали слезы. Неграмотная простая женщина была для внучки средоточием всего добра и величия, что только есть в людях.

– Баба, – прошептала маленькая Виола, уткнув губы ей в пушистые седые пряди у уха. – Они взяли у тебя все мыло, которое в кладовке.

– Сколько? – тихо спросила бабушка, не прекращая штопать носок.

Виола растопырила десять пальцев.

– Это много, – покачала головой бабушка и вздохнула. – Будет им достаточно и пяти. Остальное оставь. Пусть их…

Виола послушно вытащила у матери из сумки пять кусков мыла, на цыпочках пробежала в спальню, спрятала все под кроватью с длинным цветным покрывалом – там не найдут. А потом сидела у бабушки на коленях, давясь слезами от невыразимного чувства, которое распирало изнутри, заставляло сердце биться и потоком литься слезы из глаз. Бабушка гладила внучку по темным волосам, ласково шептала в ушко.

«Не держи зла».

«Делай добро, и оно вернется к тебе».

«Хороших людей всегда больше, чем плохих».

Простые, наивные мысли не имели ничего общего с тем миром, который видела Виола. Но бабушка не просто говорила это, она так жила. Одним своим присутствием меняла постылую реальность. И становилось светло.

***

Горькие слезы кончились, но щеки были липкими от них, и от ночной жары. Рядом остановилась большая машина, в подъезд дома, у которого притулились Виола с Давидом, носили какие-то коробки. Колыхались оранжевым тени пальм на асфальте.

– Шалом.

Она подняла голову. Темный громоздкий силуэт на фоне фонарей присел, свет косо упал на квадратное лицо с густой щетиной.

– Почему ты плачешь?

Виола не смогла ответить, слишком странно прозвучал этот прямой и простой вопрос.

– Я есть хочу, – повторил Давид.

Грузчик поднялся, протянул руку.

– Можем заказать фалафель[6] или пиццу. Ты что любишь?

Виола инстинктивно перехватила руку сына прежде, чем она легла в чужую широкую, темную ладонь.

– Не бойтесь. Я Роман, – он произнес имя на ивритский манер, с ударением на «о». – Что случилось?

Словно сами небеса послали им этого громилу, проявившего интерес и подкупающее сочувствие к незнакомой женщине и мальчику на улице. К тому же другого плана у Виолы все равно не было. Можно позволить ему накормить сына, а потом настанет утро… Как знать, все образуется? Давид задремал у Виолы на руках, пока Роман вез их к себе домой. Виола и сама чуть не заснула, укачиваемая большой мощной машиной.

В квартире было довольно чисто, хотя и видно, что здесь живет бобыль. Роман заказал три пиццы, еду разделил пополам. Он был такой большой, что едва умещался в продавленном кресле, полутора пицц, которыми Виола с сыном наелись до отвала, ему явно не хватило.

Виолу растрогало то, как мужчина пытался устроить их поудобнее, старался не тревожить резкими движениями, словно они были пугливыми оленями.

Давид облился кока-колой, пришлось застирать футболку в ванной. Вот уж где все – от желтых полосок в раковине до потертой зубной щетки в заплывшем пастой стакане – говорило о том, что это холостяцкая берлога. Выйдя оттуда с мокрым комком в руках, Виола нерешительно посмотрела на сына. Не надевать же так? Хоть и жарко, но все же…

– Вам есть куда пойти?

– Нет, – заставила себя признаться Виола.

– Можете ложиться на диване, – широким жестом предложил Роман, – там в шкафу есть это… простыни. Я уезжаю, у меня сидурим. Вернусь утром. Э-э, мафтехот[7], – не вспомнив русского слова, он покрутил ключи на пальце, повесил на стенку. Утром приеду.

– Спасибо…

Впервые в жизни Виола испытывала к кому-то столь острое чувство благодарности. Роман не требовал от них ничего, не спрашивал, когда уедут и, казалось, каждый раз радовался, вернувшись домой и обнаружив там задержавшихся гостей. Услышав печальную историю, покачал головой, сказал, Виола может спокойно подумать, что ей делать дальше, искать работу. «Вместе веселее».

Она отмыла квартиру, на оставленные Романом деньги купила продукты в маленьком русском магазинчике внизу. Хозяин дома с видимым наслаждением поглощал тарелку за тарелкой, Виола поражалась, сколько энергии нужно этому по-медвежьи могучему телу.

Спустя какое-то время она пришла в постель Романа. Это казалось правильным, отвечало желанию отплатить за добро, а еще – впитать толику спокойствия и силы такого большого существа. Было странно оказаться так близко с кем-то другим. Не с Сергеем.