Исаак Соломонович с Чадилкиным направились было туда же, но оттуда, как бомба, вылетел Вывих.

– Идите, идите, Исаак Соломонович, - подскочил он к ним.
– Читают отчеты. Очень интересно, как они так подтасовали. Деньги растрачены. Завтра же в газетах тисну. Целый фельетон выйдет. Строчек в триста значит, пятнадцать рублей получу. Идите скорее.

– Идем, идем! Надо другого председателя выбрать. Я думаю Величковского, он с честным направлением, - сообщил Коган Вывиху.

– Величковского, конечно, Величковского, - подтвердил на ходу уже в дверях Марк Иванович.

– Видно, - думал Алексей Алексеевич, идя вслед за ними, - в нынешнем году слетит господин Бежецкий - это не прежнее время. Баба замешалась, а во всякой гадости ищи женщину, а она тут и есть. Будет теперь знать, как мне не додавать денег. За постройку прошлого года мне не додали, а в нынешнем другого архитектора взяли. Я ему удружу.

Все трое вошли в зал.

XIII. Скатертью дорога

Заседание в самом деле было бурное.

По прочтении отчета, со всех сторон послышались возгласы.

Громче всех раздавались голоса Петрова-Курского и Городова.

– Неправда, неправда, вы подтасовали счета!
– слышались крики.

– Это оскорбление личности!
– старался перекричать Шмель, читавший отчеты.

– Вашей рукой счета переправлены. Какой вы эконом!
– раздался громкий голос Городова.

– Вам самому хочется в экономы попасть, по этой причине я и не гожусь, - отпарировал Борис Александрович.

– Не ваше дело, чего я хочу, но во всяком случае брать жалованье с общества не стану, - наступал на него тот.

– Я и не беру. Неправда. Не беру.

– Господа, господа, потише, замолчите!
– вступился Бежецкий.

– Не хочу я молчать. Вы, конечно, будете за него заступаться. Куда годны такие распорядители?
– горячился Михаил Николаевич.

– Перестаньте, Городов!
– перебил его Владимир Николаевич.

– Не делайте скандала, Городов! Зачем скандал?
– увещевал его Бабочкин.
– Не живется покойно!
– добавил он как бы про себя.

– Господа, что же вы молчите! Наши деньги летят, а все молчат! воскликнул Городов.

– Вы оскорбляете, - начал было Шмель.

– Не оскорблять, а выгнать вас за это надо!
– крикнул Михаил Николаевич.

– Выгнать, выгнать!
– послышались сначала робкие голоса, а потом они стали все смелее и громче.

– Вот скандал!
– захлебывался с восторгом Вывих.
– Что завтра я напишу, что напишу!

– Вон, вон!
– послышалось несколько голосов.

– Да, вон, нам воров не надо! Баллотировать.

– Баллотировать, баллотировать!
– подхватили голоса.

– Постойте, постойте, господа! Вы меня этим оскорбляете, - заявил Владимир Николаевич.

– Господа, не оскорбляйте его недоверием. Это нехорошо!
– заявила Щепетович, сидевшая около Бежецкого.

– Так не молчать же всем из-за того, что вы оскорбляетесь, возразила громко Крюковская, окинув ее злым взглядом, - дело важнее вас.

Бежецкий с ненавистью посмотрел на нее.

– Правда! Правда, Надежда Александровна!
– закричал Сергей Сергеевич.

– Мы верных отчетов требуем, - вступился Городов.

– И вы обязаны их дать, - в упор сказала Владимиру Николаевичу Крюковская.

– Имеем на то право!
– высказался Чадилкин.

– Юридическое право, - подтвердил Михаил Николаевич.

– Имеем право, имеем право!
– послышались крики.

– Конечно, имеете, и требуйте, господа!
– обратилась к собранию Надежда Александровна.

– Требуем! Требуем!
– раздались крики.

– Вам что до других за дело? Не мешайтесь в историю, - прошипел сквозь зубы, обращаясь к ней Владимир Николаевич.

– Я о деле говорю, - каким-то неестественным голосом крикнула она, оно мне дороже всего. Напрасно думаете, что я уж и на это права не имею и разум настолько потеряла, что и об искусстве забыла. Оно для меня выше всего и, конечно, выше ваших личных интересов.

– Да, дело выше личностей!
– подтвердил Сергей Сергеевич.

– А у нас о нем не думают. Я один только думаю, - кричал Городов.

– Да никто не думает и даже те, кто управляет. Это для общества постыдно, господа!
– крикнула снова Крюковская.