Впереди был еще один, последний…

Под махрой жарко. Солнце не щадит. Глаза слепнут от яркого света. «Это просто чудо! Все белозеленое. Самое подходящее для любви сочетание», – с нежностью подумала Аня. Прошлую ночь они почти не спали. Сердце тут же заторопилось, а в унисон ему заухала откуда-то сверху неведомая, пролетающая мимо птица. Аня улыбнулась. Глупо улыбаться самой себе, но не сдержалась.

Прошло всего четыре дня, а столько всего произошло. Как об этом сказать матери?

В первый раз они приехали в Грузию втроем – Аня с Галиной Викторовной и Анина близкая подружка, Нинка, которую позвала для отвода глаз, «чтобы мать не скучала и ничего не заподозрила», о чем Аня честно призналась Нине накануне. Та была поездке рада, но Аню отругала.

– Ты что? Не понимаешь, с кем связалась? Наши козлы еще те (козлами она называла всех мужиков без исключения), а те так вообще… Это же южный народ! Ни одной юбки не пропустят. У них каждое лето новая жена. И потом – ему вот-вот стукнет сорок, а это у них, сама знаешь, как переходный возраст, пубертат. Не терпится – ищи мужа тут, на родине.

– Какого мужа, Нин? – чуть не плакала Аня. – Рано об этом. И потом – Боба другой, он добрый, хороший, заботливый.

– Другой, как же! Нашел дуру питерскую. Ну ладно.

Даже если другой, а дальше-то что?

– А что дальше?

Аня о «дальше» вообще не думала. Если бы ей прежде кто-нибудь из подруг рассказал подобную историю и пришел за советом, она отреагировала бы точно так же. Возмутилась. Пустилась бы в пространное, отрезвляющее морализаторство, «включила» бы на полную здравость и логику, приплела бы сюда избитые киношные и книжные сюжеты. И тоже посоветовала бы сначала думать, а потом действовать. Как же по-другому? Бабам о таком думать надо сразу. Но то другие, а то она. Даже не так. Другие и какие-то там чужие грузины, а то – она и знакомый, родной Боба. Их чувства, их реальность. Разрешенное счастье – самое беспечное.

С другой стороны, думать все равно придется. Можно сколько угодно верить в любовь и даже вопреки всему не ошибиться в ней, но когда дойдет до дела, как матери сказать? Аня знала, что та ни за что на грузина не согласится. Да если только узнает, для чего Аня в Грузию мотается, сразу с катушек слетит.

Годы не шли, бежали, а Галина Викторовна так и не смирилась с тем, что стало с ее братом и подругой. Не перебродила ненависть, не ушла грусть, не притупилась боль. Аня видела это. По тому, как стекленели и мутнели материны глаза, когда впивались в фотографии так и не повзрослевшего брата, по тому, как дрожал голос, когда она в очередной раз по телефону успокаивала подругу или посреди ночи неслась к ней на такси, отмахивая километры по окружной (мосты-то разведены), или готовила пирожки с бульонами для вновь обретенной больницей имени Скворцова-Степанова пациентки. Аня знала – мать эти истории в себе годами носит, вымучивает.

Даже если остынет, поймет, примет, даст добро, то как ей самой на такой шаг решиться? Как в той, чужой стране жить? Взять и уехать? Семью оставить, работу, друзей? А если наоборот, Боба сюда? Аня была уверена, любимый просто так на переезд не согласится. У этих народов сердце к историческому дому гвоздями приколочено. Да и мать не оставит. Любящий сын.

– Нин, ну что ты взъелась? Просто помоги мне, а?

– Ладно уж, но я тебя предупредила, – сдалась наконец подружка.

Еще с неделю Аня уговаривала мать – та ехать в Грузию не хотела. Аня старалась как могла, но действовала осторожно, боясь показаться чересчур заинтересованной. Умело завлекала древностью, дивной природой, богатой историей, паломническими местами, конечно, ничего не упоминая о Бобе. Про влюбленность свою она маме рассказать так запросто не могла. Решила промолчать. Да пока и говорить, по большому счету, было нечего.

История нелюбви Галины Викторовны к «лицам кавказской национальности» имела два начала, но один конец. И именно грузин она на дух не переносила. Десять лет прошло, как под обстрелом в Цхинвали, от руки «обезумевшего грузинского пехотинца» (так было написано в рапорте) погиб ее младший брат, бывший в составе той самой тактической, наступательной группы Пятьдесят восьмой армии. Сострадательные однополчане рассказывали, как грузинский солдат что-то кричал Антону, то по-грузински, то русским матом, а потом выстрелил в упор. Пуля прошла навылет, не задев сердце, но Антошу не спасли. Врачи так и сказали: «Не успели, потеряли по пути, скончался от потери крови». Потеря от потери… О горячей точке в семье узнали постфактум, когда свояченицу вызвали опознавать серое и помятое с одного боку тело. Видно, как уложили второпях, так и везли. Антона похоронили с почестями, но злость и горечь в семье остались.

А двумя десятками лет раньше ближайшая подруга Галины Викторовны «попалась в руки» заезжему «гастролеру», приняла его, прижила, прикормила, родила дочь и сына, и только потом узнала, что у гражданского мужа в Кутаиси проживают и здравствуют законная жена и трое детей, последнему из которых было столько же лет, сколько и ее маленькому Димке. Супруга любвеобильного Гоги, грудастая, квадратная, с махровой бородавкой на переносице, укомплектованная с ног до головы золотыми побрякушками, лично прибыла в Питер и пригрозила расправой «подлой полюбовнице». Угрозы были нешуточными – вместе с ней в квартиру ввалилось человек десять чернявых молодцев той же национальности и отнюдь не мирного настроя. Подруге недвусмысленно дали понять, что случится с ней и ее «выродками», попытайся она покачать права. Как оказалось, там, на родине у отца Гоги, была довольно серьезная бойцовая репутация. Псевдосвекр приблудных жен не жалел.

Перепуганная до смерти, ничего не понимающая женщина, заперев детей в кладовке и наказав молчать, чтобы ни случилось, тут же открестилась и отказалась от всего, включая самого Гогу. «Пока поверим на слово, но помни, сука, за тобой следят. И чтоб ментуре ни гугу!» Вечером подругу хватил удар. Отправив перекошенную, еле откачанную женщину на скорой, Галина Викторовна по-быстрому собрала вещи дрожащих, молчаливых детей и увезла к себе, на попечение Ани, в то время еще школьницы, а сама круглыми сутками дежурила в больнице. Подругу спустя месяц выписали, но у той с тех пор начались проблемы с головой – случались, хотя и редко, помрачения, а чаще – приступы неконтролируемого страха. Детям тоже досталось – девочка выросла заикой, а мальчик до отроческих лет ночами ходил под себя.