Группа собралась в полном составе почти одновременно с возвращением разведки. Ближайшие улицы были пусты, кордонов и патрулей никто не встретил. Выслушав доклады, Велий огляделся. Солнце еще не появилось, но ночь уже отступила. Дольше ждать было опасно, и он указал направление.

– Идем к северным воротам. Держаться вплотную, не растягиваться и не звука. Если что, говорю только я! Всем остальным рта не открывать!

Солнце еще не показалось над вершинами гор, но утренний свет уже разлился над долиной Ура. Теперь глобальность катастрофы, нависшей над городом, предстала во всем своем ужасе. Тысячи и тысячи собранных вокруг Ура людей накатывались волна за волной на каменные стены, усыпая подступы своими трупами.

Наблюдая за развалившимся в кресле стратилатом, Иоанн заметил, как тому не удается скрыть растущую нервозность. Маленькие пухлые пальчики, не переставая, стучали по столешнице, а нога, облаченная в расшитую туфлю, раскачивалась как маятник.

Сделав пару шагов, цезарь склонился к уху стратилата.

– Нервничаешь?

Тот поднял взгляд и растянул губы в улыбке.

– Нет, что вы, мой император. Все идет по плану. – Вопреки сказанному, Наврус поднялся и повернувшись так, чтобы со стороны Василия и Зои была видна только его спина, прошептал:

– Велий уже должен подходить к северным воротам, и меня сильно заботит тот факт, что город там штурмует четвертый варварский легион. Не доверяю я, знаете ли, этим гавелинам. Вы посмотрите, что они там творят. Ползают как беременные тараканы! Я прямо извелся, думая кого бы туда послать, чтобы пришпорить варваров.

Слушая Фесалийца, Иоанн хранил на лице полную безмятежность, не давая смотрящей на него Зое ни малейшей возможности удовлетворить свое любопытство. В тот момент, когда Наврус замолчал и выжидательно уставился на него, Иоанн вдруг осознал, насколько этот толстый, внешне простоватый человек хитер. Покачав головой, он мысленно поаплодировал стратилату: «Браво! Значит, все эти нервные телодвижения всего лишь средство, чтобы привлечь мое внимание! Просто подойти к императору и отправить его к северным воротам проблематично, а вот ежели он сам захочет проконтролировать, то кто же ему сможет помешать».

Не меняя выражения лица, Иоанн прошептал в ответ.

– Хорошо, убедили, я сам схожу.

– Ну что вы, как можно! Вы меня не так поняли. – Наврус аж вспыхнул, но тут отыграл назад как ни в чем ни бывало. – Впрочем, наверное, вы правы. Присутствие императора подстегнет этих обезьян лучше всяких приказов. Знаете, я даже пошлю с вами третью когорту Евсания из резерва.

Молча кивнув, Иоанн взглянул на довольное лицо Навруса и подумал: «Наверное неплохо, если он по-прежнему будет думать, что такие штучки со мной проходят».

Некоторое время они еще постояли рядом, а затем Иоанн со скучающим видом вернулся к своему креслу, и еще через пару минут, приказав охране оставаться на месте, покинул ставку и двинулся вдоль реки к резервным когортам.

Его уход не остался незамеченным, и Зоя, как бы невзначай, бросила многозначительный взгляд на Ликоса. Преторианский гвардеец лишь молча кивнул, мол все вижу, все контролирую и все помню. Не волнуйся.

***

Если бы центурион Евсаний за свою долгую беспорочную службу не потерял способность хоть чему-нибудь удивляться, то наверняка сделал бы это, увидев подходящего императора. Без охраны, без сопровождения, в простом солдатском панцире, и в шлеме армейского трибуна. Мысленно пожав плечами – не мое это дело, Евсаний гулко ударил себя в грудь и вытянул сжатую в кулак руку.

– Центурион третьей когорты, первого легиона…

– Вольно! – Оборвал его Иоанн и коротко скомандовал. – Следуйте за мной, центурион!

Развернувшись, он зашагал в сторону северных ворот, слыша, как выстраиваясь в колонну двинулась за ним вся когорта.

«По-моему, получилось неплохо, – Иоанн остался доволен собой, – теперь, главное не облажаться с варварами. Если я правильно все понял, Наврус не доверяет гавелинам. Он считает, что те по каким-то причинам могут не пойти в открывшиеся ворота. По тайному наущению Зои, например, или из страха попасть в засаду, неважно. Моя задача возглавить прорыв и не дать гавелинам возможности отвертеться. Если это так, то тут он прав, кроме меня довериться ему некому. Добрый дядюшка Наврус не поскупился даже на резервную когорту. – Иронично прокручивая недавний диалог, Иоанн вдруг почувствовал злое раздражение. – Вот только почему надо всегда так сложно?! Что, нельзя было объяснить все заранее и по-человечески?! Иногда, Наврус меня просто бесит! Ему постоянно надо все запутать и выкрутить через задницу».

Чувствуя за своим правым плечом тяжелую поступь центуриона, Иоанн вдруг ощутил слева присутствие еще одного человека. Оторвавшись от своих мыслей, он оглянулся и удивленно воскликнул:

– Ты что здесь делаешь?!

Рядом с ним шла Зара. Все в той же серой далматике стремянного, но с тяжелым поясом на талии и торчащей из ножен рукоятью пехотного меча. Она ничего не ответив, лишь молча зыркнула в ответ – не говори глупостей!

Иоанн не знал как реагировать, он оставил девушку в лагере под охраной, и ее изможденный вид тогда говорил, что она точно проспит до утра. Сейчас же она бодро шагала за ним, и если бы не синяк в пол-лица, то можно было бы и не вспомнить в каких условиях она провела последние несколько дней. Он хотел уже было остановиться и отправить ее обратно, но Зара, словно почувствовав это, одарила его таким взглядом, что он передумал. «А, ладно! – Решил уступить Иоанн. – Пусть идет, не скандалить же с ней на виду у всех».

Многочисленные ворота Ура знаменовали собой всходы и закаты целых эпох в истории города. Сегодня, на пике расцвета Туринской империи, главными считались западные ворота, выходящие на фесалийский тракт, а до этого, когда столетиями здесь правили Сарды основную дорогу открывали дубовые створки восточных ворот. Ну, а еще раньше «правили бал» северные. В ту пору богатый и могучий Ур был непререкаемым авторитетом в торговле с северными варварами. Тогда эти ворота, прикрытые двумя квадратными башнями, символизировали мощь растущего города, а сейчас, спустя пол тысячелетия, когда былая слава уже угасла, поистрепался и некогда парадный вход. Исчезли яркие краски, позолота, облупились носы монументов, но одно осталось неизменным – отсюда начинался торговый путь к полуденным странам.