Наклонилась, перевернула тело на спину. Кузнец поднёс поближе светильник, теперь они могли рассмотреть чужака. Неудачливый путник оказался тощим и длинным, мало похожим на массивных сородичей Вильяры и Лембы. Черты лица — странные, но не настолько, чтобы казаться отвратительными. Приснится иногда и не такое! Светлая кожа будто совсем не пострадала от мороза. Больше всего удивляли волосы. У северян они белые, искристые как снег. На юге родятся серые и рыжеволосые. Лемба впервые встретил двуногого с угольно-чёрными волосами, бровями, ресницами. Одежда тоже удивляла. Не из шкур, как у северных охотников, не из тканых и вязаных ниток, как у южан, а будто сваляна из глубочайшего пещерного мрака. Гладкая, без видимых швов и застёжек, но всё-таки одежда, не шкура.

— Ты говоришь, у него было с собой оружие?

— Для войны, не для охоты. Два меча, тоже чёрных. Отличная работа, но я никогда не видал подобного. Показать тебе?

— Мне интереснее дух и плоть, чем сталь. Лемба, отнеси его в мою любимую комнату, на шкуры. Там теплее и светлее. Там подходящая обстановка для приёма гостей.

Вильяра величаво восседала на стопке шкур. Рядом Лемба положил свою странную находку, отметив про себя, как нелепо смотрится чёрное существо на белом мехе. В комнате было светло и жарко, но мудрая приказала пододвинуть поближе жаровню и принести побольше светильников.

Вильяра внимательно разглядывала руку найдёныша, играла с ней, вялой и безвольной.

Приложила свою пятерню к его: пальцы колдуньи оказались на полторы фаланги короче, но сама ладонь — шире, мощнее. Вильяра вынула нож из ножен, подышала на широкое лезвие. Напевая заклятие, поймала затуманенной сталью отсвет углей. Лемба сторожко наблюдал за её действиями. Непредсказуемая ведьма могла одним движением отсечь чужаку голову. Могла, шутя, метнуть клинок в него, Лембу. Хороший охотник перехватит на лету или увернётся, плохого не жаль. Вильяра не стала делать ни того, ни другого, а легонько чиркнула остриём по ладони найдёныша. Выдавила из пореза несколько капель крови — чёрной? Слизнула, поморщилась, метко сплюнула в жаровню.

— Отрава! Хорошо, что твои звери были сытые, и тебе не пришло в голову покормить их на месте. А если бы ты задержался на ярмарке денёк-другой. Если б дикая стая успела попировать, ты хвастался бы мне белыми шкурами, доставшимися даром, — она провела пальцем по чёрной царапине. — Гляди-ка, зарастает. Он не только жив, но и здоров на зависть. Просто впал в спячку, как летний зверь.

Лемба фыркнул:

— Глупец, если надеялся долежать в том сугробе до весны. А почему он не просыпается в тепле?

Вильяра села, скрестив ноги. Подтянула к себе бесчувственное тело так, что голова найдёныша оказалась у неё на животе, будто на подушке. Стала медленно гладить, перебирать, пропускать сквозь пальцы короткие чёрные волосы. Провела ладонями по лицу чужака, легко коснулась сомкнутых век. Потом ладони ведьмы замерли на его висках, серебряные глаза закатились, она загудела низко, утробно, жутко. Белая грива встала дыбом на спине кузнеца — мудрая впервые пела рядом с ним песнь Познания. Звук перешёл в вой, взлетел до раздирающего уши визга и затих. Вильяра встряхнулась, посмотрела на Лембу холодно и жёстко:

— Это странная и, возможно, опасная находка. Будь я не Вильяра мудрая, а ты — не мастер Лемба, мы отвезли бы его подальше от жилья и через пару дней честно поделили белые шкуры, — зрачки колдуньи сверкнули хищными искрами. — Он пришёл к нам с другой стороны звёзд. Кто-то напал на него по дороге, украл часть души. То ли его специально бросили подыхать на морозе, то ли он вырвался и упал сюда сам, случайно. Я увидела не много. Меньше, чем обычно получается. Я не пойду по следу. Слишком опасная чужая охота, чтобы лезть из любопытства. А касается ли дело клана, я не знаю, посоветуюсь с другими мудрыми. Пусть пока он побудет в твоём доме. Вряд ли он в силах причинить заметный вред. Можешь пристроить его по хозяйству, а я поиграю с диковиной. Попробую его разбудить.

Кузнец нахмурил густые белые брови:

— Ты говоришь, он не в силах причинить вред?

— Я чувствую, он совсем не помнит себя. Может, будет совсем как младенец. Или тупой, как дыроголовый Румил. Но у этого мозги целы, он будет учиться заново. Мы научим его нашему языку и обычаям. Давай, пока спит, придумаем ему прозвище.

— Мудрая, зачем? Ты ведь можешь узнать настоящее имя?

— Я узнала. Но если мы будем звать его по имени, он быстрее вспомнит себя и уйдёт от нас. А мне скучно, зима только началась.

— А он вспомнит?

— Может быть. Да, когда-нибудь потом я желаю послушать, как он расскажет про свои похождения… Так как насчёт прозвища? Ты нашёл, тебе и называть.

— Иули — Тёмный?

— Не годится. Слишком близко к его сущности, всё равно, что имя. Но ты посмотри, какие у него волосы. Они похожи на твой лучший уголь, чёрные и блестят. Пусть будет Нимрин — Уголёк.

— Как скажешь, мудрая.

Вильяра плавным, вкрадчивым жестом взяла руки чужака в свои. Его пальцами как-то по-особому сжала и расцепила пряжку широкого пояса, вытянула ремень из-под спины лежащего, бросила кузнецу. Перегибая тело как куклу, его же руками расстегнула на нём сапоги. Ногтем большого пальца найдёныша чиркнула по странной одежде от горла до паха — чёрное разошлось, будто распоротая шкура. Охотница быстро, сноровисто сняла её совсем и принялась жадно разглядывать добычу. Лемба тоже посмотрел.