По разумению нава, старику здорово повезло. Стрела ударила по касательной и не в полную силу: или на излёте, или пробивала магический щит; вошла в тело неглубоко и застряла. Древко не отломили, а выдернули, плохо закреплённый наконечник остался внутри. Видимо, наружная плевра повреждена остриём или надломом ребра, но лёгкое цело. Кровотечение не сильное, гемоторакс развивался постепенно и свалил раненого с ног далеко не сразу.

Любопытно, откуда Латира пришёл: ни малейшего следа на снегу он не оставил. Понятно, что «морозную дымку» умеет петь не одна Вильяра, и этот колдун тоже таился. Уходил от погони? Оторвался, или скоро догонят, и предстоит разбираться с «хвостом»? Ромига бы запросто, даже с удовольствием, но давайте, в другой раз…

Вильяра оперировала быстро и умело. Эрли справился бы лучше, сам Ромига, без магии — точно, нет. А мудрой явно не в новинку было латать раны в походных условиях, на снегу. Как и обещала Латире, она извлекла наконечник стрелы — обсидиановый, между прочим — и зашила рану. Замазала шов чем-то густым и тёмным, налепила сверху полоску растрёпанных в мочалку растительных волокон. А кровь из плевральной полости вывела на снег каким-то заклятием. Юни и второй зверь, крутившиеся рядом, тут же вылизали красно-розовое пятно до белого. Вильяра проверила у пациента пульс, зрачки, и под ещё одну заклинательную песнь укрыла лежащего своей курткой, которую скинула безо всяких раздумий. Ладно, в доме, но в снегах-то — даже смотреть холодно! А колдунья, как ни в чём не бывало, мыла руки и умывалась снегом. Протёрла спиртом и убрала в котомку свой целительский инвентарь. Ещё раз проверила состояние старика: живой, дыхание стало ровнее и глубже. Тихо позвала:

— Мудрый Латира? Не спи, а то щуры уведут.

Тот нехотя приоткрыл один глаз:

— Здесь я, малая. Сейчас ещё немножечко отдохну…

— Лежи, молчи и заживляй раны. Ждём. Нимрин, скажи, ты умеешь делать снежные убежища?

Ромига припомнил свой особенно неудачный экзерсис на тему иглу:

— Меня этому учили, но опыта мало. Опасаюсь, что построенное моими руками рухнет на головы в самый неподходящий момент… А ты думаешь заночевать здесь?

Вильяра поёжилась: холод её всё-таки донимал. Встала, огляделась, понюхала воздух.

— Думаю. Ненастье идёт с гор. Налегке, под уклон мы успели бы добежать до дома Лембы. Но быстро везти Латиру сейчас нельзя. Я позову охотников, и мы будем делать стоянку.

— Зови их, а я тебя пока немножко погрею, — нав расстегнул комбинезон и прижал женщину к груди, кожа к коже, крепко обвил руками.

Вильяра тихонько рассмеялась:

— Скажи лучше, сам погреешься, мёрзлый уголёк Ромига. Хотела бы я увидеть мир, откуда ты родом. Любопытно, что за место, где разумный, взрослый, грозный воин — еле держится на лыжах и не умеет строить из снега?

— Ха! У нас есть места, где лето круглый год, и так жарко, что вода вообще не замерзает. Там тени исчезают в полдень, потому что солнце проходит прямо над головой. А есть места, где вечные снега никогда не тают, слёживаются во льды, и ледяные реки текут в море. Там солнце ходит низко, полгода — день, полгода — ночь, и круглый год — зима. А в угодьях, где я дольше всего жил, есть и зима, и лето, но всё равно, по-вашему, очень тепло… Скажи, сейчас зима?

— Да, Нимрин, начало зимы.

— А почему такой длинный день, и солнце так высоко?

— Так скоро же высокое солнцестояние! После него день станет убывать, пока не сравняется с ночью. Около зимнего равноденствия будет самое маленькое солнце и самая тёмная луна. Позже солнце начнёт расти, луна светлеть, но день продолжит укорачиваться. От зимнего равноденствия до низкого солнцестояния — самая глухая и лютая зима, время снов. Потом день станет удлиняться, солнце — расти быстрее и греть сильнее. Придёт весна с паводками, высокими приливами и пробуждением вулканов. Позже большое солнце и светлая луна позовут к себе зелень, ростки пронзят лёд, снег растает, и наступит лето. Макушка его — после равноденствия, когда жар великого солнца ещё не ослаб, а день растёт… Вот не думала, Нимрин, что буду кому-то это втолковывать!

— Почему?

— Обычно матери объясняют детям про солнце и луну.

В голосе колдуньи послышалась печаль, и Ромига не стал деликатничать, задал прямой вопрос.

— У тебя нет детей, мудрая?

Вильяра ответила сухо:

— Нет, и не будет. Когда меня выбрали, я ещё не знала мужа. А потом я отсекла и похоронила свою родовую ветвь. Стихии приняли её вместе с моим прежним именем, чтобы после посвящения в мудрые наделить меня колдовским даром, здоровьем и годами жизни всех моих не рождённых потомков.

Ромига присвистнул:

— Ты что же, бессмертная?

— Нет. Но все мудрые стареют медленнее остальных охотников и очень трудно умирают.

Маловато радости в голосе! Нав даже отстранил женщину от себя, чтобы заглянуть ей в глаза. В родном мире он встречал магов, готовых продать всё и вся за продление жизни хотя бы вдвое. Не среди навов, естественно.

— Скажи, Вильяра, оно того стоило?

Колдунья покачала головой:

— Чтобы хранить клан, да. Врождённого дара мало, чтобы превозмочь буйство стихий. Колдун без посвящения не усмирит паводок, не отведёт в сторону лавовую реку. И мудрые-то не справляются, гибнут. Так погиб прошлый хранитель клана Вилья… — Вильяра мельком глянула на небо и осеклась, мягко отпихнула Ромигу от себя. — Прости, Нимрин, договорим потом. Сейчас я быстро зову охотников и начинаю искать место для стоянки. А ты со зверями пока посторожи Латиру.