«Как жаль, что ты глупая».

«Бессмысленная потеря времени».

«Кому ты нужна? Ты же бездарность!».

«Жизнь жестока и сложна, найди надёжную работу и живи как все нормальные люди!».

Время от времени соседи слышали, как чёрная мечта шепчет ночами странные фразы. А когда к её дому приближалась душа ребёнка, та набрасывалась на неё с оскаленными зубами и всё кричала и кричала: «Перестань бредить! У тебя не получится, это слишком сложно! Пора взрослеть». Дети плакали, но их мечты старались их успокоить, обнять и подбодрить волшебными искорками счастья. Помогало, но не долго.

Вскоре таинственный дом вконец почернел и превратился в сплошное пятно, где еле-еле можно было разглядеть очертания совершенно прозрачного пристанища чёрной тени сгнившей мечты. Поначалу из того пятна доносились лишь тихие всхлипы, но после того, как сосед в очередной раз хотел покормить погибшую мечту, она бросилась на него и очень больно укусила. Рана засочилась светом, от которого тень потеряла рассудок и кинулась на соседа, стараясь впитать как можно больше его света.

Трагический случай стал городской новостью номер один, короли и королевы были в панике, такого не было никогда. Как вдруг подобная ситуация произошла снова, а потом ещё раз и ещё. По всей стране стали десятками чернеть дома. В каждом городе находилось по нескольку улиц, почерневших до основания. На остальных же тут и там нападали чёрные тени. «Что за век настал у человечества, что дети перестали мечтать?» – с испугом думали граждане страны Мечты. И только ветер Перемен знал, что стране суждено пройти через жестокие испытания, чтобы сохранить свой свет.

Тогда он начал вести свою книгу Времени, в которой записывал то, что происходит, что может произойти, и чему никогда не бывать. Хранил он её в своём доме, каждый об этом знал, секретов тут не было. Но выведать у ветра что же им теперь делать так и не удалось. Он твердил: «Флюгер покажет». И улетал причёсывать траву на лугах.

«Так скоро не останется никаких лугов, чтобы ты мог их причёсывать, глупый ветер!» – разозлился один из королей. Но мудрая королева его успокоила: «Не печалься, мой король, ветер сам не знает, что будет, он лишь придаёт сил переменам, а происходят они благодаря мечтам. Не переставай верить в нас». Её милая улыбка была такой теплой, что король не смог больше грустить, а твёрдо вознамерился найти смельчаков, которые способны противостоять трудностям времени и идти за своей мечтой несмотря ни на что.

По крайней мере, пока всех их не съели, они будут бороться. Черные мечты назвали дриморами, а их окрестности Забвением. Страна мечты была под угрозой и не было уже в ней такой мечты, что могла бы гордо возвысить свой дом над садами. Каждый боялся, что на него налетят тени и унесут с собой в темноту. Но ситуация стала ещё ужаснее, когда мечты стали просто исчезать.

Дриморы научились пересекать реку снов и попадать прямо к детям в сновидения, где под видом доброго котика или любимой мамы, мудрой бабушки или чудного волшебника рассказывали ребёнку, что его мечта – это бессмысленная трата времени, что в этой жизни его душа должна отдохнуть от свершений, поэтому не стоит идти против предначертанной судьбы. «Кроме того, это очень сложно и страшно начинать что-то новое, переходить за грань привычного, – говорили они, – зачем тебе нужны лишние разочарования и переживания, трудности, их ведь не избежать на этом пути. Тогда как ты можешь быть как все и не волноваться ни о чём, жить в своё удовольствие и только. Как это сладко, прекрасно, спокойно. Усни…»

А иной раз они выбирали чувство вины или долга, и тогда получалась речь об обязанностях перед родителями и ответственности перед обществом, которые мы все несём: «Оставь пустые мечты, ты должен следовать зову предков и делать то, что нужно и важно для семьи сейчас!» Или что-то вроде того. Так или иначе, но мосты стали рушиться.

Как-то раз придя домой слишком поздно, Тау не обнаружил свою маму дома. Это было нормальным явлением. Та всегда работала до конца смены в больнице и ещё брала сверхурочные. Она не была таким уж трудоголиком, просто «деньги всегда достаются тяжким трудом», говорила она и собиралась на вторую работу. Кроме медсестры, она подрабатывала сиделкой у пожилых людей или тех, кто пережил тяжёлые травмы. Выходило так, что спала она всего пару часов в сутки и этим очень гордилась, но всегда чувствовала усталость, что плачевно отражалось на её характере.

Тау было всего двенадцать лет, но он уже твёрдо знал, что жизнь жестока и слабым тут быть запрещается. За своё место нужно бороться, сопли не размазывать и никому не доверять. Черноволосый мальчуган с голубыми глазами, всегда ходил с руками в карманах и длинной чёлкой на глазах. Учителя в школе ругались на его прикид, но потёртая джинсовка и чёрные брюки в высоких ботинках были его доспехами в слишком рано начатой битве со всем миром. Он был неглупым парнем и всегда стоял особняком в любой компании, не слишком сближаясь, не слишком отдаляясь от общества дворовых бунтарей.

Когда в школе началось деление на профессии в прошлом году, он, не сомневаясь выбрал военную специальность, чтобы после девятого класса попасть в кадетский корпус и уже ни о чем не думать, а просто стрелять куда скажут. Так он это понимал, по крайней мере. Мама ничего не говорила про его выбор, казалось ей было всё равно, главное, чтобы не тратил время на пустые мечты. И он не тратил.

Только иногда, доставая из нагрудного кармана уже прилично измятый листок, он разворачивал его и подолгу разглядывал свой портрет, который однажды нарисовала ему мама. Она тогда переживала особенно сложный период на работе, больницу могли закрыть. Да и с личной жизнью у неё там что-то в очередной раз расклеилось. Она как-то по-особенному взяла руку Тау, приложила к своему заплаканному лицу и сказала – «Давай помечтаем?». Тау обомлел, но протестовать не стал, момент был уникальным. Она начала взахлёб рассказывать, как обожала рисовать в детстве. Как ей казалось, что она вырастет и обязательно станет художником. Вот ну просто точно и всё тут, решено! И тут она вскочила, быстро выхватила с полки лист и принялась рисовать его лицо, так смешно вытаскивая кончик языка и периодически сдувая выбившуюся прядь с лица. Это был краткий момент счастья, чистого, искристого, свежего как глоток воздуха, сладкого как мороженое. Тау цеплялся пальцами за диван, чтобы запомнить даже его шероховатую поверхность в этот миг. Боялся глубоко вздохнуть, чтобы не спугнуть эти секунды, когда мама, кажется, была по-настоящему счастлива и причиной тому был он.

– Мам, ты скоро домой? Смена уже четыре часа назад кончилась… – промычал Тау в трубку.

– Давай только без этого ладно? Я занята. Разберись со всем сам, не маленький уже. Ложись спать. И не вздумай сюда притопать! – бросила она ему в ответ и отключилась.

– Мам… – позвал он телефонные гудки.

Ну конечно же он потопал. Это был его излюбленный и самый действенный протест – буквально выцарапать маму с работы, чтобы та поспала чуть больше и наконец что-то поела. Выходя в ночь, Тау почувствовал бодрящую свежесть осеннего воздуха, только ничего бодрого в нём не было. Моментально продрогнув до костей, мальчик пошёл до боли знакомыми переулками короткой дороги до маминой больницы. Идти было недалеко, всего пять-шесть поворотов и один неудобный переход. Неудобный переход был просто метров на пятьдесят дальше маршрута, который пролегал через глухой поворот. Из него частенько выскакивали машины на полном ходу. Но Тау был уверен в своей неприкосновенности, потому что «да кому он нужен».