На третьей полке обнаружила квадратные, размером с диски, штуковины из непонятного материала с изображениями людей. Всего их было три: на одной красовался улыбающийся светловолосый молодой мужчина в белой, кружевной рубашке и обтягивающих чёрных штанах. На другом – пожилая женщина с крючковатым носом, злыми маленькими глазками, в пышном длинном платье. На третьем – грузный мужчина в мундире с большим носом и богатыми усами.

До блондинчика я дотронулась совершенно случайно, и – о, чудо! – он ожил.

Маленькая фигурка вскочила и засветилась, превращая поверхность «диска» в иллюзию комнаты. И не просто комнаты, а мужской спальни – всё в ее обстановке говорило: здесь живёт активный холостяк. Франт запрыгнул с ногами в высоких сапогах прямо на кровать и расстегнул верхние пуговицы рубашки до пупа.

Ничего себе шоу! Но микропарень на этом не остановился. Он потёр безволосую рельефную грудь рукой и посмотрел на меня, томно облизнув пухлые губы, а потом кокетливо улыбнулся.

Вот это номер! Ничего себе Анни мультики смотрела! Проказница, однако, эта аса, чтоб ей в раю хорошо жилось!

Но не успела я решить, что с этим делать, как игрушечный красавчик размером с палец вдруг заговорил…

– Любимая! – голос его звучал как у большого, знающего цену своей привлекательности мальчика. – Сейчас ты непременно должна скрыться, чтобы потом нам воссоединиться в…

Я прихлопнула парня вместе с его декорациями ладонью – она хоть и прошла сквозь изображение беспрепятственно, но трансляцию шоу прекратила. Отлично! Не до него мне сейчас. Что-то подсказывало: это всё лучше посмотреть и послушать, когда останусь одна.

Перешла к изучению содержимого полки выше и там, наконец, обнаружила искомое: стопка толстых гербовых бумаг порадовала меня открытием – я умею читать! Прекрасно!

Перебрала грамоты и среди удостоверений личности на Анниэллу и Далию Торви обнаружила свидетельство о браке Анниэллы Хакон и Айвара Торви. Свидетельство о смерти Айвара Торви. Завещание Айвара Торви и грамоту, свидетельствующую о том, что Анниэлла Торви является хозяйкой поместья «Гостеприимная ракушка»…

С губ сорвался нервный смешок. Если верить Мюрей, то название весьма подходящее Анниэлле.

Подхватила бумагу, закрыла сейф – позже всё изучу – и вышла из кареты.

Местный мужик внимательно прочёл грамоту, и счастья от встречи с хозяйкой на его лице не появилось. Вернул мне документ и заорал:

– Сельма! Тащи сюда свой зад! Хозяйка приехала, заселяться будет!

Ну точно пансионат «Дружба» в период упадка – анархия и хамоватое разгильдяйство.

Одна из дверей уродливого длинного барака на левой стороне владений распахнулась, и на улицу выкатилась упитанная женщина лет тридцати.

– Та ты чё?! А чем же их кормить? – так же громко завопила она.

– Так хозяйка-то, небось, с деньгами приехала, – мужик выжидающе посмотрел на меня и, дождавшись кивка, продолжил, – сейчас сбегаешь на рынок и купишь продуктов. Вон и пацана тебе в помощники дадут. – Мужик кивнул на прибывшего со мной парнишку.

Так. Что-то мне всё это не нравится. Я прямо чувствую, как у меня из рук утекает власть. Правда, не до конца ясно, была ли она вообще когда-то в руках Анниэллы, но я ведь не она. Меня такое панибратское отношение не устраивает.

Не то чтобы я когда-то имела прислугу и привыкла ею командовать, совсем нет. В последние годы замужества я вообще не работала и по хозяйству управлялась сама, но что такое субординация – я в курсе. Не представляю себе, чтобы сотрудники какой-то фирмы так разговаривали с хозяином, а я тут хозяйка. Все остальные – мои работники, поэтому ставить на место их нужно сразу.

– Представьтесь, вы вообще кто и чем занимаетесь в моём поместье? – строго потребовала я у мужика, недовольно нахмурившись.

Мюрей украдкой сотворила какой-то знак двумя руками – подозреваю, что перекрестилась на местный манер, а Прудения схватилась за сердце. Видимо, я опять делаю что-то такое, чего Анниэлла никогда не делала.

– Так я это… управляющий Гензель Гас, а то жена моя Сельма, – резко сбавил обороты мужик и принялся пояснять совсем другим тоном: – Меня ещё тётка ваша нанимала. Пока жива была, платила жалование, а как преставилась – так сами выживаем. Прости, хозяйка, одичал. А вы к нам надолго?