Видимо, за ним всё время наблюдали - хлопнул дверной запор, и в камеру вошли Мухин, Вишневецкий и контролёр.

– Вы свободны!
– сухо сказал Мухин контролёру, и тот вышел, прикрыв за собой дверь.

Дверь захлопнулась с громким и неприятным скрипом. Мухин недовольно передёрнулся и быстро заметил Вишневецкому:

– Надо смазать.

Вишневецкий молча кивнул. Гусев, гремя цепью, сделал несколько шагов навстречу. Мухин смерил его внимательным взглядом и протянул руку:

– Здравствуй, Вячеслав!

– Здравствуйте, Алексей Иванович, - Гусев пожал руку Мухина.

Цепь вновь зазвенела.

– Прямо декабрист в кандалах в Петропавловском каземате!
– проворчал Мухин и взглянул на Вишневецкого.

Тот лишь пожал плечами:

– Так хоть какие-то гарантии есть. Здравствуй!

– Здравствуйте!
– Вячеслав пожал протянутую руку Вишневецкого.

Гусев ничего не понимал: с одной стороны он сидел в одиночке изолятора и к тому же был прикован к койке цепью, с другой же и Мухин, и Вишневецкий здоровались с ним за руку, словно ничего не произошло. Вячеслав ждал, не без оснований рассчитывая, что вскоре всё проясниться.

– Садись, - то ли предложил, то ли приказал Мухин.

Вячеслав сел на койку. Мухин присел рядом, а Вишневецкому указал на привинченный к полу табурет.

– Да, не слишком здесь уютно, а?!
– то ли утвердительно, то ли вопросительно произнёс Мухин, осматривая одиночку.

– Пожалуй... Хотя я только что пришёл в себя, поэтому ещё не успел освоиться, - заметил Гусев.

– Тебя это не удивляет? То, что ты здесь и что прикован цепью к койке?
– Мухин пристально посмотрел Гусеву в глаза, словно хотел и в самом деле прочесть его мысли.

– Я думаю, что любой этому удивился бы, - кивнул Вячеслав.
– Надеюсь, вы мне объясните, почему я здесь и что случилось?

– Мне кажется, ты сам это понимаешь. Брось, Слава - ты ведь сам работник органов и прекрасно знаешь, что без серьёзных оснований ты бы не оказался здесь в одиночке, да ещё и в наручниках, - Вмешался в разговор Вишневецкий.
– Я уверен, что ты догадываешься о первопричинах.

– Возможно, из-за инсульта Барловского после моего допроса... Хотя за это цепью к койке не приковывают.

– Уже теплее, Вячеслав, - кивнул Мухин.
– Я думаю, ты в курсе, что мы никого цепью не приковываем. Фиксируют только психбольных в больнице. Значит, у нас были серьёзные основания так поступить. И ты, я уверен, знаешь, почему мы так сделали.

"Неужели бояться, что я убегу?! Может, они догадались о том, что я могу менять время? Но как? Зачем тогда наручники?", - лихорадочно размышлял Гусев, стараясь внешне выглядеть абсолютно невозмутимо.

– Будет лучше, если ты расскажешь обо всём сам, - добавил Вишневецкий.

– О чём я должен рассказать?

– Обо всём. О том, почему ты сидишь на цепи в одиночке, - уточнил Мухин.

– Вам это виднее, Алексей Иванович, - возразил Гусев.
– Но я постараюсь.

– Постарайся, Слава, постарайся - нам всё это очень интересно, - подал голос Вишневецкий.
– Начни с того, что известно тебе и что неизвестно нам.

– Хорошо. Я ещё раз расскажу о допросе Барловского... Можно узнать, как его самочувствие?

– Мы тебя слушаем, Вячеслав - начинай рассказ, - перебил Мухин. Вопросы будешь задавать потом, а я со своей стороны обещаю, что почти на все отвечу, если смогу.

– Хорошо, - кивнул Гусев.
– Мы торопились - нам был нужен результат. Никто не собирался ни избивать, ни, тем более, пытать Барловского... По сути, произошёл несчастный случай. Хуже всего то, что, когда Барловскому стало плохо, мы с ним были в кабинете наедине и теперь никто не сможет подтвердить мою версию. Я уже написал вкратце обо всём в рапорте, но, наверное, стоит рассказать более подробно...

Гусев, вернувшись к недавним событиям, подробно рассказал о допросе, добавив немало деталей, не вошедших в рапорт. Мухин и Вишневецкий слушали внимательно, но ничего не записывали. Мухин задал несколько уточняющих вопросов. Гусев был уверен, что весь разговор записывается на плёнку.

– Ты уверен, что ничего не забыл и не пропустил?
– спросил Мухин, когда Вячеслав закончил свой рассказ.

– Не знаю. По-моему я всё рассказал... Всё, как было, - пожал плечами Гусев.
– Теперь можно узнать о Барловском?

– Можно, - кивнул Мухин.
– Что тебя интересует?

– Как его состояние?

– Если в смысле денег, то неплохо - мы обнаружили не меньше сорока тысяч долларов, а если в смысле здоровья, то хуже некуда - ночью Барловский умер. И, между прочим, умер после того, как ты его допросил.