Тир нельзя было назвать ни хорошенькой, ни очаровательной. Она была красива. Той холодной строгой красотой, которой поразила Куиниэ суровая северная природа. Чистая белая кожа, брови вразлет, прямой классический нос, яркие четко очерченные губы, решительный подбородок. Теперь, глядя на нее, Куиниэ поражалась, как не узнала в ней представительницу своего пола.

— Что ты смотришь на меня, как на ярмарочного урода? — один светло-серый глаз приоткрылся и пронзил зазевавшуюся Куиниэ острой стальной иглой.

Она вспыхнула и возразила:

— Отнюдь. Я поражена и… испытываю гордость.

— Почему это? — теперь уже оба серебристых глаза снежной эльфийки гипнотизировали Куиниэ.

— Я рада, что хотя бы одна из нашего племени сумела остаться хозяйкой своей жизни, и даже заставила мужчин уважать себя. Как бы я хотела того же!

— Ты романтична и склонна идеализировать, малышка.

— Мне уже сто пятьдесят…

— Мне четыреста двадцать, и, поверь, я лучше знаю, о чем говорю. Этот мир по-прежнему — мир самцов, мир эльфов, а не эльфиек. Цена, которую я плачу за свое положение, слишком высока, Куиниэ. Я должна быть более жестокой, в два раза хитрее, в пять решительнее, в десять раз больше знать и уметь, быть много умнее, несоразмерно удачливее…Но главная плата — мое одиночество.

В глазах Тир мелькнуло что-то похожее на боль, но она ушла так быстро, что Куиниэ усомнилась в том, что видела ее — через мгновение та уже смеялась.

— Великий Дух снегов! Я даже не знаю, куда попаду после смерти! То, что я, скорее всего, встречу ее с оружием в руках, для меня очевидно. Будь я мужчиной, эльфом, вступила бы в высокие ледяные чертоги господина нашего Духа Севера, но… я эльфийка. И воительница. Многие смеются… И тогда их приходится учить… — губы Тир плотно сжались. — Уйди, Куиниэ, ты разбередила старые раны.

Но та медлила:

— Ваши родители живы?

— Я даже не знаю, кто они, цветочек.

Куиниэ смешалась:

— Но… А как же мать?

— Если я скажу, что принадлежу к числу тех, кто был с рождения обречен на могилу, ты ведь не поймешь?

— Н-нет.

— Тогда спроси у кого-нибудь, а сейчас оставь меня. Беги же! Не испытывай мое терпение!

Куиниэ вошла в просторную кухню и остановилась посередине, оглядываясь. Помещение сияло чистотой, на огромной плите в двух котлах что-то шкварчало и булькало, распространяя такой аромат, что в животе у девушки заурчало — она вспомнила, что не ела уже очень давно.

Раздались шаги, и в кухню вошла Ана:

— Ты уже здесь? Хорошо. Надо почистить овощи для жаркого. Берись.

Куиниэ вздохнула и, взяв грубую плошку, полную различных кореньев и лука, уселась на высокий табурет у добротного деревянного стола.

— Анайриэль, скажи, мне кажется, или ты на самом деле из лесных эльфов, а не местная?

Та усмехнулась:

— Все верно. Много лет назад, как и ты, я была похищена из родного дома. Эрик возжелал меня и сделал своей наложницей… Он думал, что это так просто сойдет ему с рук! — подмигнув Куиниэ, Ана воинственно взмахнула половником. — Мы женаты уже не первую сотню лет, дорогуша. Я родила трех сыновей ему и одну дочурку себе. Слава Духу леса и снежному Духу, все живы.

— Ты поклоняешься теперь и Духу снегов?

— Да. А какая, в сущности, разница? Оба защитники эльфов. Оба хранят мать нашу природу.

— А… Тир?

— По-моему, она верит только в себя…

— Анайриэль … Что значит, быть обреченным на могилу?

Ана метнула на Куиниэ испытующий взгляд.

— Не дай тебе Дух лесной узнать это на собственном опыте. Это слишком жестоко для наших, лесных, традиций.

— Но что это такое?

— А вот представь себе, что ты только что родила… Носила свое дитя под сердцем и в муках выпустила в мир… А мужу твоему, или господину, ребенок показался слабым, или неугодным, или это просто была девочка, а не долгожданный сын…

— И что же? — почти шепотом спросила Куиниэ.

Ана передернула плечами и мрачно отрубила:

— Его здесь, в этих суровых северных краях, просто выкинут!

— Что?!

— То, что слышала! Так же поступают и с теми детьми, чьи родители бедны и не могут их прокормить. Новорожденного кладут в открытую могилу и оставляют на милость Духов. Господин, глава клана, может забрать себе самого сильного, остальные умрут от голода. Вот что значит с рождения быть обреченным на могилу…

— Но это же ужасно!

— Они так не считают. По крайней мере, мужчины. Пока отец не дал имя ребенку, тот даже разумным существом не считается — так, зверушка, которую и убить его не грех.

Только теперь Куиниэ до конца поняла, через какую пропасть пришлось шагнуть Тир, чтобы стать тем, кем она была теперь…Но углубиться в эти раздумья не получилось.

— Что-то ты размечталась! Работу за тебя никто не сделает, а с лентяйками у меня разговор короткий! — окрик Анайриэль вернул Куиниэ к реальности, и, тряхнув головой, чтобы прогнать непрошенные видения, она принялась за дело…