“Занимаешься сексом?” Тихо спросил Сантино, подходя ближе. Мое тело жаждало его прикосновений, как будто я уже несколько месяцев обходилась без них. “Делить постель? Проводить время вместе, как пара?”

Пара. Он только что сравнил нас с парой?

Мое сердце казалось слишком тяжелым для моей грудной клетки, как будто оно могло упасть и разбиться об пол в любой момент.

“Мы всегда знали, что это не может продолжаться. Мы знали, чем это закончится ”.

“Ты выходишь замуж за Клиффорда”.

“Да”, - сказал я бесцветно.

Он остановился передо мной, касаясь моей щеки. Я уставилась на его грудь, боясь встретиться с ним взглядом. Я знал, что это поглотит меня целиком.

“Ты когда-нибудь хоть на секунду задумывался о том, чтобы следовать своему сердцу? Ты когда-нибудь позволял себе подумать о том, чтобы отменить свою помолвку и дать нам реальный шанс? ”

Я не могла поверить в то, что он сказал, не могла поверить, что он нарушил наше негласное соглашение не думать о совместном будущем. Почему он должен был сделать это сложнее, чем было?

Думал ли я об этом?

Да, конечно. Каждую ночь я засыпала в объятиях Сантино, и каждое утро я просыпалась рядом с ним.

Но я никогда не позволял этой идее гноиться, и я бы не позволил этому сейчас.

“Нет”, - твердо сказал я.

Сантино приподнял мое лицо, его карие глаза встретились с моими. Я закалял себя. “Ты хороший лжец, но я тебя знаю”.

“Ты хорошо знаешь меня, Сантино, но ты не знаешь всего, особенно моего сердца. Прежде всего, я верна своей семье, и им нужно, чтобы я вышла замуж за Клиффорда. Я не разочарую их ”.

“Брак с телохранителем, безусловно, был бы разочарованием”.

Я впился взглядом. “Мы всегда знали, что этого не может быть! Не веди себя так, как будто ты собирался сделать мне предложение.”

“Ты прав. Я полагаю, это хорошо, что я попросил твоего отца три года назад позволить мне вернуться к работе Головореза после Парижа. Таким образом, мы больше не увидим друг друга. Чистый разрез, как ты этого хочешь ”.

Я замер. Я думал, что, по крайней мере, все еще увижу Сантино, все еще смогу поговорить с ним. “Ты никогда не говорил мне”.

Он пожал плечами. “Как и ты, я часто забывал, что было время после Парижа”.

Я заставил себя улыбнуться. “Тебе никогда не нравилось быть моим телохранителем, так что теперь твое желание исполнится”.

Сантино взглянул на часы. “Мы должны идти спать. Наш рейс отправляется рано ”.

Я сжал губы. “Разве мы не проведем нашу последнюю ночь вместе?” Я заставила свои губы застенчиво улыбнуться, не желая быть сентиментальной.

Выражение лица Сантино было бесстрастным. “Я не думаю, что это было бы разумно. Мы должны провести ночь в наших постелях ”.

“Ты прав”, - сказал я с вынужденной решимостью. “Чистый срез — это то, что нам нужно”.

Я развернулся и вернулся в свою спальню, жестоко вытирая глаза.

Мы молчали на обратном пути домой. Сантино смотрел боевик по маленькому телевизору, а я смотрела в окно. Я мало спал прошлой ночью и чувствовал себя ужасно уставшим, но мои кружащиеся мысли не давали мне уснуть.

Я не видел Клиффорда с момента его неожиданного визита в Париж почти три года назад. Мы всегда скучали друг по другу: он проучился несколько семестров в Оксфорде и ездил на политические мероприятия со своим отцом, а меня не было в Париже. У меня было чувство, что он избегал меня. И я не возражал. Увидев его, я бы только разорвал открытые раны, раны, которые еще даже не появились. С тех пор многое изменилось. Я изменился. Мы с Сантино изменились. Мы стали еще ближе. То, что мы вышли далеко за пределы физического. То, что у нас было…

Сантино и я, мы больше не могли быть вместе. Этим утром наше общение было отстраненным и профессиональным.

Я ненавидел каждую секунду этого. Возможно, это было к лучшему, что он больше не будет служить моим телохранителем.

Я нервничал. Нервничаю, как я вернусь к своей прежней жизни, как мне удастся разрешить близость с Клиффордом. Как бы я убедил всех, что со мной все в порядке. Леонас был единственным, кто знал о Сантино, но он не был тем человеком, с которым я бы говорил о разбитом сердце. Потому что это было похоже на разбитое сердце. Разлюбить кого-то заняло больше, чем разговор о чистоте.

Может быть, я мог бы рассказать Луизе и Софии… Но я практически лгал им последние три года. Я даже не был уверен, почему я ничего не сказал им о нескольких вечеринках, на которых мы видели друг друга лично. Может быть, я думал, что было бы легче покончить с этим, если бы никто не знал. Но теперь я хотел бы, чтобы у меня был кто-то, кто дал бы мне ободряющую речь. Последние три года Сантино был ободряющим оратором, в основном говоря мне, чтобы я перестал устраивать себе вечеринку жалости, когда что-то шло не по плану или я получал посредственную оценку, но по понятным причинам он больше не мог играть эту роль.