В ночь, когда отец незаметно ускользнул из группы, дедушка, прикрывая его, должен был в случае, если спросят, сказать, что отец вынужден был вернуться в катакомбы, так как у него заболел живот. Конечно, это было нарушением, но отец всё же решил рискнуть, так как для него было очень важным убедиться, что их семьи в порядке. Уже минут через двадцать отец пробрался к дому деда и, оказавшись перед окнами его квартиры, стал тихо настукивать условным знаком. Ответа не было, но минут через 5–7 боковая дверь на площадке открылась и соседка деда по имени Валя, узнав отца, стала знаками показывать, чтобы он вошёл к ней. После того, как муж её ушёл на фронт, в квартире оставалась только она. По отношению к дедушке и дедушкиной жены Ольги, она всегда проявляла внимание и была с ними очень дружна.

– Ваших больше здесь никого нет, – шёпотом произнесла она, пытаясь зажечь керосиновую лампу.

– Не зажигайте, – остановил её отец. – Сейчас это опасно. А где они? Что произошло?

Вопрос сначала повис в воздухе, потому что Валя обдумывала, как сказать отцу о произошедшем, но отец нетерпеливо торопил женщину:

– Ну, говорите же.

Валя вздохнула горестно и стала рассказывать, что произошло.

– Вы, наверное, слышали, что румыны после взрыва поуничтожали много ваших. Потом прибыла немецкая группа фашистов и принялась уничтожать в основном только евреев. А недавно был издан указ сообщать, где живут евреи. Ну вот наш дворник и привёл немцев сюда, в вашу квартиру. Всех ваших тут же и забрали.

Отец почувствовал, как начал дрожать, но совладав с собой, спросил:

– Вы знаете, куда?

Женщина не знала, но сказала, что догадывается, так как прошёл слух, что евреев вывозят в Одесскую область в район то ли Первомайска, то ли Николаева.

Отец возвращался на базу с тяжёлым сердцем, по дороге рисуя и тут же отбрасывая всяческие ужасы, влетавшие в голову. Оклик патрульного потому он сразу не услышал, а когда два автоматчика выросли перед его лицом, он понял, что влип по полной.

– Документы, – потребовал один из них, освещая лицо отца фонарём. Судя по форме солдат, отец понял, что патрульные румыны. Румынского он не знал, но слово документы хоть и с акцентом было русское, правда, это не меняло дела. Документов у него с собой никаких не было, хотя это нарушало условия, по которым партизаны выходили на поверхность из катакомб.

– Где живёшь? – спросил на ломаном русском тот же солдат.

Отец указал рукой в направлении откуда шёл. Патрульный подумал немного, потом сказал:

– Вы должен пройти с нами.

При этих словах он направил на отца автомат. Отец подумал, что, если сейчас он вступит с полицейскими в бой, его почти точно убьют, так как их двое и у них оружие. Один из полицейских схватил отца за руки и заставил завести их за спину. Затем его повернули спиной и повели в полицейский участок, где, как и следовало ожидать, тут же втолкнули в полутёмную комнатку, обнесенную со всех сторон решёткой. Сидеть было не на чём и отец остался стоять в ожидании дальнейших событий. Ждать, однако, пришлось недолго. Минут через 40 в участке появился человек в гражданской одежде, с белой повязкой на правом рукаве пиджака. По виду это был либо русский, либо скорее украинец, и когда он обратился к отцу, отец по акценту понял, что не ошибся.

– Иди за мной, – приказал он отцу, открывая решётчатую дверь.

Не глядя назад, он пошёл вперёд по коридору, остановившись перед дверью без всяких надписей. Провернув ключ, торчавший из замочной скважины, украинский полицай прошёл в комнату.

Войдя за ним, отец понял, что его привели в комнату допросов. Здесь стоял маленький металлический стол с настольной лампой, табуретка с одной стороны и стул с противоположной. На столе не было ничего, кроме стопки белой бумаги и нескольких карандашей рядом.

– Кто такой? Фамилия, имя, отчество, – без обиняков начал допрос украинец, усаживаясь на стул.

Отец назвал своё настоящее имя, фамилию.

– Национальность? – тут же последовал следующий вопрос.

Отец понял, что говорить правду нельзя. Его могут прикончить сразу на месте.

– Русский по отцу, украинец по матери, – не моргнув глазом, соврал он.

Полицейский, однако, не поверил и повторил вопрос, теперь уже с угрозой в голосе. Отец решил, что признаваться опасней, чем выдавать себя за своего.

– Ну, добре, – немного смягчился полицейский. – Почему без документов и что делал на улице в комендантский час?

Отец без заминки сказал, что вышел в надежде стрельнуть папироску, так как свои кончились, а курить захотелось невмоготу. Украинец вновь стал подозрителен.

– Ладно, посидишь в кутузке до утра. Там разберёмся.

Наутро первое впечатление было, что о нём забыли. Каждый занимался своим делом. Да и отец вёл себя тихо, чтобы не навлекать на себя излишнее внимание. Однако в полдень ему приказали выйти из комнатки, и полицейский дал ему понять, что отец должен следовать за ним. Его вывели во двор, где стоял грузовой фургон, и показали, что он должен в него забраться. Не зная, куда его повезут, он, однако, залез в кузов машины, где сидело уже несколько мужчин. Через несколько минут он узнал, что везут их на Слободку, в созданное там недавно еврейское гетто. «Значит, всё-таки приняли за еврея», – подумал отец и прикинул, что так даже лучше. Не надо будет больше притворяться и представляться украинцем или русским.