Герцен Александр Иванович
Шрифт:
Про, рассерженный, заметил князю, что так как правительство имеет право высылать, то он ехать готов, но провожатого не возьмет, не считая себя преступником, которого следует конвоировать.
На другой день, когда полицмейстер приехал к Про, тот его встретил с пистолетом в руке, объявляя наотрез, что он ни в комнату, ни в свою коляску не пустит полицейского, не пославши ему пули в лоб, если тот захочет употребить силу.
Голицын был вообще очень порядочный человек и потому затруднен; он послал за Вейером, французским консулом чтобы посоветоваться, как быть. Вейер нашел expedient131: он потребовал полицейского, хорошо говорящего по-французски, и обещал его представить Про, как путешественника, просящего уступить ему место в коляске Про за половину прогонов.
С первых слов Вейер а Про догадался, в чем дело.
– Я не торгую местами в моей коляске, -сказал он консулу.
– Человек этот будет в отчаянии. (198)
– Хорошо, - сказал Про, - я его беру даром, за это пусть он возьмет на себя маленькие услуги, - да не капризник ли это какой? я его тогда брошу на дороге.
– Самый услужливый в мире человек, вы просто распоряжайтесь им. Я вас благодарю за него.
– И Вейер поскакал к князю Голицыну объявить о своем торжестве.
– Вечером Про и bona fide132 traveller133 отправились. Про молчал всю дорогу; на первой станции он взошел в комнату и лег на диван.
– Эй!-закричал он товарищу, - подите сюда, снимите сапоги.
– Что вы, помилуйте, с какой стати?
– Вам говорят: снимите сапоги, или я вас брошу на дороге, ведь я не держу вас.
Снял мой полицейский офицер сапоги...
– Вытрясите их и вычистите.
– Это из рук вон!
– Ну, оставайтесь!..
Вычистил офицер сапоги.
На следующей станции та же история с платьем, и так Про тормошил его до самой границы. Чтоб утешить этого мученика шпионства, на него было обращено особое монаршее внимание и его, наконец, сделали частным приставом.
На третий день после моего приезда в Петербург дворник пришел спросить от квартального, "по какому виду я приехал в Петербург?" Единственный вид, бывший у меня, - указ об отставке, был мною представлен генерал-губернатору при просьбе о пассе. Я дал дворнику билет, но дворник возвратился с замечанием, что билет годен для выезда из Москвы, а не для въезда в Петербург. С тем вместе пришел полицейский с приглашением в канцелярию обер-полицмейстера. Отправился я в канцелярию Кокошкина (днем освещенную лампами!); через час времени он приехал. Кокошкин лучше других лиц того же разбора выражал царского слугу без дальних видов, чернорабочего временщика без совести, .без размышления, - он служил и наживался так же естественно, как птицы поют. (199)
Перовский сказал Николаю, что Кокошкин сильно берет взятки.
– Да, - отвечал Николай, - но я сплю спокойно, зная, что он полицмейстером в Петербурге.
Я посмотрел на него, пока он толковал с другими... какое измятое, старое и дряхло-растленное лицо; на нем был завитой парик, который вопиюще противуречил опустившимся чертам и морщинам.
Поговоривши с какими-то немками по-немецки и притом с какой-то фамильярностью, показывавшей, что это старые знакомые, что видно было и из того, что немки хохотали и шушукались, Кокошкин подошел ко мне и, смотря вниз, довольно грубым голосом спросил:
– Ведь вам высочайше запрещен въезд в Петербург?
– Да, но я имею разрешение.
– Где оно?
– У меня.
– Покажите - как же вы это второй раз пользуетесь тем же разрешением?
– Как во второй раз?
– Я помню, что вы приезжали.
– Я не приезжал.
– И какие это у вас дела здесь?
– У меня есть дело к графу Орлову.
– Что же, вы были у графа?
– Нет, но был в Третьем отделении.
– Видели Дубельта?
– Видел.
– А я вчера видел самого Орлова, он говорит, что никакого разрешения вам не посылал.
– Оно у вас в руках.
– Бог знает, когда это писано, и время прошло.
– Впрочем, странно было бы с моей стороны приехать без позволения и начать с визита генералу Дубельту.
– Коли не хотите хлопот, так извольте отправляться назад, и то не дальше, как через двадцать четыре часа.
– Я вовсе не располагался пробыть здесь долго, но мне нужно же подождать ответ графа Орлова.
– Я вам не могу позволить, да и граф Орлов очень недоволен, что вы приехали без позволения. (200)
– Позвольте мне мою бумагу, я сейчас поеду к графу.
– Она должна остаться у меня.
– Да ведь это письмо ко мне, на мое имя, единственный документ, по которому я здесь.
– Бумага останется у меня, как доказательство, что вы были в Петербурге. Я вам серьезно советую завтра ехать, чтоб не было хуже.
Он кивнул головой и вышел. Вот тут и толкуй с ними.
У старика генерала Тучкова был процесс с казной. Староста его взял какой-то подряд, наплутовал и попался под начет. Суд велел взыскать деньги с помещика, давшего доверенность старосте. Но доверенности на этот предмет вовсе не было дано, Тучков так и отвечал. Дело пошло в сенат, сенат снова решил: "Так как отставной генерал-лейтенант Тучков дал доверенность... то..." На что Тучков опять отвечал: "А так как генерал-лейтенант Тучков доверенности на этот предмет не давал, то..." Прошел год, снова полиция объявляет с строжайшим подтверждением: "Так как генерал-лейтенант... то...", и опять старик пишет свой ответ. Не знаю, чем это интересное дело кончилось. Я оставил Россию, не дождавшись решения.