– Он в безопасности?-спросил я.

– Да, - отвечал его посол, - мы сейчас идем к нему за Вар. Он покупает лодку.

– Лодку? зачем?

– Гражданин Матьё имеет план высадки, - гнусный трус лодочник не хотел дать внаем лодку...

– Как, высадку во Франции... с одной лодкой?."

– Пока, гражданин, это тайна.

– Comme de raison257.

– Прикажете расписку?

– Помилуйте, зачем.

На другой день явился сам Матьё, точно так же по уши в грязи... и усталый до изнеможения; он всю ночь мычал коровой, несколько раз, казалось, слышал ответ, шел на сигнал и находил действительного быка или корову. Орсини, прождав его где-то часов десять кряду, тоже возвратился. Разница между ними была та, что Орсини, вымытый и, как всегда, со вкусом и чисто одетый, походил на человека, вышедшего из своей спальной, а Матьё носил на себе все признаки, что он нарушал спокойствие государства и покушался восстать.

Началась история лодки. Долго ля до греха, - сгубил бы он полдюжины своих да полдюжины итальянцев, Остановить, убедить его было невозможно. С ним показались и военачальники, приходившие ко мне ночью,- можно было быть уверенным, что он компрометирует не только всех французов, но и нас всех в Ницце. Хоецкий взялся его угомонить и сделал это артистом.

Окно Хоецкого, с небольшим балконом, выходило прямо на взморье. Утром он увидел Матьё, бродящего с таинственным видом по берегу моря... Хоецкий стал ему делать знаки; Матьё увидел и показал, что сейчас придет к нему, но Хоецкий выразил страшнейший ужас - теле(443)графировал ему руками неминуемую опасность и требовал, чтоб он подошел к балкону. Матьё, оглядываясь и на цыпочках, подкрался.

– Вы не знаете?
– спросил его Хоецкий.

– Что?

– В Ницце взвод французских жандармов.

– Что вы?!

– Ш-ш-ш-ш... Ищут вас и ваших друзей, хотят делать у нас домовой обыск вас сейчас схватят, не выходите на улицу.

– Violation du territoire...258 я буду протестовать.

– Непременно, только теперь спасайтесь.

– Я в St.-Helene к Герцену.

– С ума вы сошли! Прямо себя отдать в руки, дача его на границе, с огромным садом, и не проведают, как возьмут - да и Рокка видел уже вчера двух жандармов у ворот.

Матьё задумался.

– Идите морем к Фогту, спрячьтесь у него покаместь, он, кстати, всего лучше вам даст совет.

Матьё берегом моря, то есть вдвое дальше, пошел к Фогту и начал с того, что рассказал ему от доски до доски разговор с Хоецким. Фогт в ту же минуту понял, в чем дело, и заметил ему:

– Главное, любезный Матьё, не теряйте ни минуты времени. Вам через два часа надобно ехать в Турин- за горой проходит дилижанс, я возьму место и проведу вас тропинкой.

– Я сбегаю домой за пожитками...
– и прокурор республики несколько замялся.

– Это еще хуже, чем идти к Герцену. Что вы, в своем ли уме, за вами следят жандармы, агенты, шпионы... а вы домой целоваться с вашей толстой провансалкой, экой Селадон! Дворник!
– закричал Фогт (дворник его дома был крошечный немец, уморительный, похожий на давно не мытый кофейник и очень преданный Фогту).
– Пишите скорее, что вам нужна рубашка, платок, платье, он принесет и, если хотите, приведет сюда вашу Дульцинею. целуйтесь и плачьте, сколько хотите.

Матьё от избытка чувств обнял Фогта.

Пришел Хоецкий. (444)

– Торопитесь, торопитесь, - говорил он с зловещим видом.

Между тем воротился дворник, пришла и Дульцинея - осталось ждать, когда дилижанс покажется за горой. Место было взято.

– Вы, верно, опять режете гнилых собак или кроликов?
– спросил Хоецкий у Фогта.- Quel chien de metier!259

– Нет.

– Помилуйте, у вас такой запах в комнате, как в катакомбах в Неаполе.

– Я и сам чувствую, но не могу понять, это из угла... верно, мертвая крыса под полом - страшная вонь...
– И он снял шинель Матьё, лежавшую на стуле. Оказалось, что запах идет из шинели.

– Что за чума у вас в шинели?- спросил его Фогт.

– Ничего нет.

– Ах, это, верно, я, - заметила, краснея, Дульцинея, - я ему положила на дорогу фунт лимбургского сыра в карман, un peu trop fait260.

– Поздравляю ваших соседей в дилижансе, - кричал Фогт, хохоча, как он один в свете умеет хохотать.
– Ну, однако, пора. Марш!

И Хоецкий с Фогтом выпроводили агитатора в Турин. В Турине Матьё явился к министру внутренних дел с протестом. Тот его принял с досадой и смехом.

– Как же вы могли думать, чтоб французские жандармы ловили людей в Сардинском королевстве?
– Вы нездоровы.

Матьё сослался на Фогта и Хоецкого.

– Ваши друзья, - сказал министр, - над вами пошутили.

Матьё написал Фогту; тот нагородил ему, не знаю какой вздор в ответ. Но Матьё надулся, особенно на Хоецкого, и через несколько недель написал мне письмо, в котором между прочим писал: "Вы один, гражданин, из этих господ не участвовали в коварном поступке против меня..."